Вильям Урбан
Тевтонский орден
У Пикколомини была трудная задача. Прежде всего, он не должен был допустить созыва еще одного церковного собора. Папство и так было слишком слабым, чтобы еще раз пройти испытание, подобное Базельскому собору[81].
Христианству требовался лидер, а не тяжбы и войны. Поэтому Пикколомини считал, что новый собор не послужит ничьим интересам. Реформы, конечно, следует проводить, но традиционным путем: например, освобождать церкви и монастыри от контроля местных землевладельцев. Однако подобную программу отнюдь не приветствовали менее знатные князья Германии. В конце концов, утверждал Пикколомини, папству требуются доходы, чтобы осуществлять эффективную международную политику: в принципе, чем больший доход получает папа, тем более способен он поддерживать крестовые походы. А чем меньше на него смогут влиять светские правители, тем более способен он будет поддерживать в обществе справедливость.
Второй же задачей Пикколомини было сохранить власть тех самых князей, которые лишали церковь и империю самых важных ресурсов. Пикколомини беспокоили лиги городов и рыцарей (типа Прусской Лиги), которые становились более могущественными, чем любой отдельно взятый князь. Если все князья сделаются бессильными, бессильной станет и Священная Римская империя; без сильных князей христианство будет слишком слабым, чтобы защитить себя. Увы, Пикколомини не видел возможности создать эффективное парламентское правление или придать твердости императору Габсбургу – Фридриху III.
Третьей задачей было убедить императора, королей Венгрии и Польши и немецких князей поддержать крестовый поход на турок. Уже в 1451 году те напали на Белград, но тогда город был спасен Иоанном Капистрано; следующей их целью явно был Константинополь, и, когда великий город был осажден в 1453 году, Пикколомини было поручено договориться о всеобщем мире в Европе, чтобы немцы, поляки и венгры могли прийти вместе на выручку осажденным. Решение прусского конфликта неожиданно стало приоритетной задачей Пикколомини.
Правосудие, увы, часто движется медленно. Константинополь пал прежде, чем прусский магистр смог предстать перед императорским судом. Задержки в процессе были вызваны тем, что кто-то ограбил по дороге представителей Лиги и похитил их документы, а также тем, что посол Польши предупредил, что король Казимир не будет участвовать в любом крестовом походе, если кто-то еще будет вмешиваться в дела Пруссии, что вызвало громкие угрозы со стороны немецких князей. Все, чего смог добиться Пикколомини, было постараться отложить принятие решения. Как бы он ни недолюбливал лиги городов, война сейчас была ему совершенно не нужна.
Письмо, написанное в октябре 1453 года Пикколомини кардиналу Олешницкому, сильной личности, стоявшей за польским троном, великолепно иллюстрирует, как Пикколомини пытался одурачить, убедить, запугать своих слушателей и читателей, чтобы заставить тех действовать согласно его желаниям. Это послание – шедевр красноречия, классических цитат, мудрости, лести адресату:
«Я прекрасно осведомлен о многочисленных церковных обязанностях, которые вы несете в соответствии с занимаемым вами постом. Обязанности, которые разделяет с вами и сам король. После него, уже по одному рангу кардинала, вы являетесь вторым по значению человеком в Польше. Я знаю, что без вашего одобрения не выходит ни один королевский указ, что высшие суды королевства жаждут услышать ваше мнение, что ни один из вопросов войны и мира не решается без вашего участия».
В письме помимо похвал в собственный адрес содержались также иронические пассажи и упреки в адрес поляков за их попытки захватить короны Богемии и Венгрии. К тому моменту, когда письмо было окончено, оно, по словам самого Пикколомини, превратилось в книгу, но сама сила изложения внушала уверенность, что ее будут читать гораздо больше читателей, чем это понравилось бы августейшему епископу Кракова.
Речь Пикколомини, обращенная к Рейхстагу, также является одним из шедевров его ораторского искусства. Как отмечается в его истории, de Pruthenorum origine, он заявил:
«Эта ссора, о великий Цезарь, не кажется мне ни небольшой, ни презренной… спор идет здесь не за поля Арпинаса или Тускулануса, но за огромные провинции, которых жаждет могущественный король».
Пикколомини закончил свою речь отрицанием войны в целом, цитируя пословицу «Законы молчат, когда говорят короли». Его совет, впрочем, был, как обычно, отвергнут. В январе 1454 года император вынес решение против Прусской Лиги. Теперь уже Великому магистру приходилось искать пути, как выполнить это решение, не признавая вторую часть императорского вердикта, которая гласила, что прусские владения Тевтонского ордена являются частью Священной Римской империи. Немецкие монастыри ордена были только рады пойти на любые уступки, лишь бы спасти орден, особенно если эти уступки оборачивались ростом влияния немецкого магистра. Великий магистр, однако, не желал расставаться со своим суверенитетом и властью. Фридрих III также не собирался предпринимать ничего, что могло бы втянуть его в войну. Его путь к успеху лежал через брачное ложе (Belle gerant alii, tu felix Austria nube – «Другие затевают войны, а ты, счастливая Австрия – свадьбу»): император совсем недавно женился.
Что касается надежд Пикколомини на крестовый поход для освобождения Константинополя, его труды были близки к успеху, когда скончался папа Николай V; теперь уже ничего нельзя было предпринять до избрания нового папы, который мог выбрать другую политику и другие приоритеты. В результате, хотя новый папа Каликст III (1455-1458) был решительно настроен возродить дух крестовых походов и возвел Пикколомини в кардиналы, чтобы тот имел достаточную власть для преодоления сопротивляющихся, христианский мир потерял целый год.
Война
Члены Прусской Лиги осознавали, что не смогут противостоять Великому магистру, если дадут ему время собрать армию. В феврале эта тяжба закончилась письмом Лиги, в котором они заявляли о выходе из Прусского государства и переходе под руку польского короля. Этот документ стал отзвуком самых крайних польских заявлений о суверенитете Польши над Пруссией. Естественно, король Казимир (1447-1492) приветствовал этот шаг, хотя в тот момент не имел ни сил, ни желания вести войну на стороне Лиги.
Этот вызов Лиги застал всех врасплох. Великий магистр, который собирался воевать, но не был еще к этому готов, обнаружил, что его сил не хватит для войны на всех фронтах. Замки в Эльбинге, Данциге и Торне пали моментально, а затем были полностью или частично разрушены.
От строений и стен в Эльбинге и Данциге не осталось ничего. В Торне сохранился лишь величественный данскер[82] – единственное напоминание о долгом правлении ордена. Вскоре все важные укрепления в Западной Пруссии, кроме Мариенбурга, Штума и Конитца, попали в руки мятежников. Офицеры Великого магистра могли лишь медленно собирать наемников в Саксонии, Майнце, Австрии, Богемии и Силезии – пока их число не достигло пятнадцати тысяч.
Такая ситуация шестьдесят лет назад немедленно вызвала бы набег язычников-самогитов, пятьдесят лет назад – набег татар-мусульман. Сейчас же вся Литва была христианской страной и объединилась с Польшей. Уже не было мстительных князей, побуждаемых фанатичной антинемецки настроенной знатью и духовенством унизить своих гордых врагов. Совсем наоборот. Во главе Польши стоял Казимир, тихий спокойный человек, чьей главной заботой было заставить своих неуправляемых шляхтичей и духовенство принять какую-либо политическую линию в иностранных делах, хотя бы направленную против очевидной турецкой угрозы. Вместо того чтобы беспокоиться об южных и восточных границах королевства, знать была озабочена тем, что в случае завоевания Пруссии в руках короля окажутся средства не только для отражения мусульманского нашествия, но и для утверждения своей власти над подданными. Шляхетские группировки опасались, что любое усиление власти, которое усилит военную мощь королевской армии, может быть использовано против них в мирное время. Так что в сейме не слишком были рады успехам роялистов в Пруссии.
Казимир предпочел поддержать прусских мятежников, несмотря на отсутствие энтузиазма со стороны своих подданных. К его изумлению и восторгу, непрерывные победы, казалось, говорили о том, что разгром ордена в Пруссии будет дешевым, быстрым и полным. Король поспешил на север, чтобы заявить свои права на прусские земли, с триумфальной процессией проехал по этим территориям, приветствуемый населением городов и провинций, мэрами и знатью. Казалось, что конец власти ордена – дело дней, а не месяцев.
Прусская Лига начала осаду Мариенбурга, в то время как королевское дворянское ополчение окружило Кониц[83]. Единственной опасностью казалось прибытие войск с запада, где Немецкий магистр набирал богемских наемников. В то время это были лучшие войска в Европе, до сих пор купавшиеся в лучах славы, заслуженной ими в гуситских войнах, когда они добились паритета сил со Священной Римской империи и Римской церковью. Но Казимир был уверен в том, что его дворянская конница справится с наемниками, войди они в Пруссию. Он ошибался. Кастеляном Коница был Плауэн – еще один – Генрих Ройс фон Плауэн, будущий Великий магистр. Когда фон Плауэн увидел, что две армии сошлись в битве под стенами его крепости, он сделал вылазку и ударил в тыл польским войскам. Зажатые между двумя противниками, польские рыцари были изрублены, а сам король едва избежал пленения. Не требуется особого воображения, чтобы представить, чего потребовал бы Людовик фон Эрлихсхаузен, попади в его руки король Польши, за освобождение августейшего пленника. Мечты о подобном шансе десятилетиями поддерживали упорство тевтонских рыцарей, и в этот раз они были так близки к реальности!
Однако этого не случилось, и сам исход сражения был далеко не решающим. То, что могло стать завершением ненужного конфликта, положило начало ужасам Тринадцатилетней войны. Недостаток денег мешал Казимиру набрать новые войска, а сейм не ассигновал достаточных средств на наемников. Знать отказывалась служить срок, достаточный для того, чтобы нанести противнику окончательное поражение. Прусская Лига, возглавляемая Данцигом, пополнила казну короля, собрав налоги куда большие, чем те, которые решился бы потребовать Великий магистр. Но эти попытки также были тщетны – успехи ордена на полях сражений аннулировали их.
Война превратилась в серию локальных стычек. Рыцари ордена выиграли несколько мелких сражений, потеряли часть пограничных замков, бессильно наблюдали с бастионов, как мимо их укреплений маршируют всевозможные наемники, заполонившие страну и грабившие население, независимо от того, на чьей стороне оно находится. Орден постепенно редел в многочисленных незначительных столкновениях. Флот Лиги (три судна из Данцига) разгромил намного больший ливонско-датский флот в ночном бою возле острова Борнхольм в августе 1457 года. Хотя Дания вышла из войны, данцигские купцы не видели другой возможности получить какую-то выгоду от победы.
Хотя налоговые тяготы Лиги и толкнули некоторых ее членов обратно к ордену, а в некоторых городах вспыхнули мятежи других гильдий, фон Эрлихсхаузен был не способен воспользоваться ситуацией. Он не мог эффективно командовать наемниками, так как не мог платить им, а его финансовое положение не позволяло ему обещать налоговые льготы в качестве приманки для купцов и горожан, чтобы те переходили на его сторону. В качестве временной меры он заложил наемникам свои города и крепости, даже Мариенбург, одновременно требуя все новых денег со своих подданных.
Сдача Мариенбурга наемникам оказалась фатальной ошибкой, уступавший только развязыванию этой войны. Наемникам не было дела до происходящего, лишь бы им платили их деньги, и чем дольше их не платили, тем более наемники беспокоились о своих доходах. Великий магистр мог платить им только частично, и его успехи – взятие города Мариенбурга и восстания в городах Лиги – их совершенно не интересовали. Они скорее были склонны поверить, что Лига выигрывает войну. Олигархия купцов в меньших городах Пруссии, поддержанная войсками, посланными из Данцига, потопили в крови мятежи нижних слоев, временно угрожавшие их режиму, а король помог справиться с мятежами в Кульме и других пограничных провинциях. Так что наемники уверенно требовали с Великого магистра денег. В феврале 1457 года Эрлихсхаузену пришлось пойти с ними на временное соглашение. Он договорился об еще одной частичной выплате и разрешил наемникам продать заложенные им крепости тому, кто заплатит большую цену, если орден не сможет выплатить им остаток своего фантастического долга. Конечно же, в нужный срок Великий магистр не смог собрать требуемую сумму.
Именно в этот момент данцигские купцы продемонстрировали свою финансовую мощь, У Казимира также не было денег на оплату наемникам, а большинство членов Прусской Лиги слишком пострадали от войны, чтобы собрать сумму, которую те требовали. Но Данциг мог собрать такие деньги, и он сделал это. Несмотря на то что король Дании надеялся ослабить Ганзейскую Лигу и объявил войну с ней, торговля Данцига процветала. Не без жертв и трудностей, но требуемая наемниками сумма была собрана: это разрушило планы Эрлихсхаузена и обеспечило Данцигу выигрышное положение на руинах государства Великого магистра. Казимир, со своей стороны, даровал Данцигу такие привилегии, которые сделали этот город доминирующим в местной политике и торговле. В свою очередь, купцы вручили королю ключи от неприступных прежде крепостей. Людовик фон Эрлихсхаузен был бесславно изгнан из своей штаб-квартиры в Мариенбурге и заключен под стражу в Конице, где ему сообщили, что его передадут королю. Блюменау, который пытался убедить наемников, что их действия «противны Богу, справедливости и Святому Писанию», был избит и изгнан прочь из замка. В последний момент фон Эрлихсхаузену удалось ускользнуть и добраться до Кенигсберга. Эта крепость, недоступная Прусской Лиге и ее флоту, стала с тех пор резиденцией Великого магистра. А война продолжалась.
Казалось, самое время было вмешаться в события кардиналу Пикколомини: подходящим поводом была угроза изгнания епископа Эрмлянда, верного сторонника Великого магистра. Если бы Прусская Лига смогла добиться избрания на его место своего человека, баланс сил был бы нарушен. В Данциге проживали трое каноников, еще шестеро – в изгнании в Силезии, и семерых держал в плену Великий магистр (за что был отлучен папой). Фон Эрлихсхаузен узнал, что силезийские каноники предлагают нынешнему епископу отречься от своей обанкротившейся епархии, чтобы могли состояться выборы польского помощника канцлера в епископате. Фон Эрлихсхаузен отправил эрмляндского декана Бартоломеуса Либенвальда в Рим, чтобы тот обратился к Пикколомини. Из Рима Либенвальд успел добраться лишь до Силезии, когда его настигла весть о смерти епископа. Следуя совету кардинала избрать епископом недюжинного человека, знакомого как папе, так и императору, а не кого-то из незначительных людей, предложенных Лигой и Великим магистром, Либенвальд предложил избрать самого Пикколомини. Шесть каноников согласились и отправили Либенвальда обратно в Рим, чтобы объявить свой выбор папе Каликсту III.
В течение нескольких дней папа подтвердил избрание Пикколомини и дал ему полную власть действовать так, как тот пожелает. Что бы ни потребовалось для восстановления мира, папа обещал свою полную поддержку. Конечно, Пикколомини не мог отправляться в Пруссию лично. Папа к этому времени заболел, а у Пикколомини было слишком много дел в Риме. Вместо этого он дал детальные инструкции Либенвальду, назначил его епископским викарием и дал ему полное право вести переговоры, созывать войска и собирать налоги. Пикколомини писал польскому королю любезные письма, убеждая Казимира направить в Рим посланника для заключения мира. Монарх был отнюдь не рад такому развитию событий и не желал помогать епископу. Тогда Пикколомини поднял ставки.
Смерть епископа Кульма дала Пикколомини такой шанс. Епископ Эрмлянда был надежным сторонником Прусской Лиги, по существу он являлся ключевой фигурой этого союза. Когда польский кандидат на кульмский епископат появился в Риме, а за ним – кандидат от Великого магистра, Пикколомини выступил от лица первого лишь затем, чтобы заставить папу передать дело юристу. А тот велел Пикколомини выбирать между двумя кандидатурами. Замешательство возросло. Что собирался предпринять этот «скользкий итальянец»? Замешательство удвоилось, когда Пикколомини отказался от крупной взятки. Что творится с миром, если итальянец, да еще и церковник, не берет взятку?!
Вокруг этого дела ходили всевозможные слухи. Потребует ли Пикколомини выплаты «гроша святого Петра» в Западной Пруссии? Слухи приутихли лишь тогда, когда его усилия свести враждующие стороны в Праге провалились. Затем, в августе 1458 года Пикколомини стал папой Пием II. Теперь у него не было ни времени, ни физических сил, чтобы сводить для мирных переговоров кандидатов, представителей короля, юристов Лиги и прокуратора Великого магистра. Формально Пий II сохранил пост епископа Эрмлянда, отверг новую взятку, которую ему пытались дать, и отправил на север администратора, который должен был вести дела епархии и попытаться выработать мирное соглашение. Этот администратор вначале был союзником Великого магистра, затем был настроен нейтрально и, наконец, стал сторонником Лиги. Его военная роль в конфликте была незначительной, но с этого времени Эрмлянд стал независимой территорией, свободной от прямого правления как Великого магистра, так и короля. Перемирие, заключенное администратором епископа на срок с октября 1458 года по июль 1459 года, не смогло привести к конкретным результатам, но до конца 1461 года серьезных боевых действий не происходило.
Пикколомини был необычной фигурой для людей пера. Вначале реформатор, затем дипломат и писатель, под конец жизни он стал крестоносцем. Однако его тщетные усилия организовать сопротивление вторжению турков были отражением его неудач в Пруссии. Император Фридрих III больше хотел отобрать Венгрию у Маттиаса Корвинуса (1458-1490-е годы), чем сражаться на Балканах. Так что успешная оборона Белграда в 1456 году привела лишь к временному облегчению турецкого натиска, но не к освобождению завоеванных христианских земель. Когда же во время этой осады скончался Ян Ханьяди, христиане потеряли незаменимого генерала. Кроме того, французы были оскорблены проитальянской политикой папы, итальянские города были слишком заняты своими делами, и даже сам Рим постоянно находился в смятении. В 1464 году, после четырехлетней подготовки, Пию II удалось собрать небольшое и недисциплинированное войско, которое он повел на юг, чтобы, встретившись с венецианским флотом, переправиться через Адриатическое море на Балканы. Однако больной подагрой понтифик скончался, прежде чем его войска погрузились на корабли. Ему наследовал папа Павел II (1464-1471), который не знал толком латынь, но зато хорошо разбирался в политике. Настроенный ликвидировать гуситскую ересь, он был очень недоволен Грегором фон Хаймбургом, юристом Георга Подебрадского (1458-1471), прогуситского короля Богемии. Так как Хаймбург представлял также и Тевтонский орден, папа автоматически встал на сторону врагов Великого магистра. Так, гордый во времена Пия II Святой престол, отражение гуманистического Ренессанса, начал свое падение в предреформационное убожество. Интересы Святого престола на севере были теперь в основном ограничены финансовыми поступлениями. Но деньги в папскую казну доставались с трудом.
Так как даже Данциг теперь не мог заплатить всем наемникам, Прусской Лиге пришлось распустить многих из них. Однако это не означало, что солдаты удачи покинули Пруссию. Они просто продолжали грабить крестьян, иногда от имени какой-либо из враждующих сторон, иногда сами по себе. К ним присоединялись банды обнищавших крестьян. Поначалу собиравшиеся, чтобы защитить свои деревни и поля, теперь они переходили из провинции в провинцию в поисках еды и крова не как нищие попрошайки, но вооруженными отрядами, беря все, что им требовалось, угрозами или силой. Это была война всех против всех, в которой надолго были забыты сострадание, преданность и нравственность.
Город Мариенбург временно вернулся во владение ордена из-за предательства командира богемских наемников, но затем орден снова потерял его, когда изголодавшиеся защитники сдали город после годовой осады. У Великого магистра не было денег, чтобы набрать войско и помочь осажденным, не было кораблей, на которых он привез бы зерно из Ливонии. Месть победителей была необычайно суровой: все офицеры орденских наемников были казнены.
Несмотря на эти неудачи, как император, так и папа поощряли орден продолжать войну. Пий II даже использовал против Лиги и короля Польши церковное оружие, наложив на них интердикт, но безрезультатно. Польский король игнорировал требования папы так самодовольно, как никогда не осмеливался кто-либо из Великих магистров. Теперь и непослушная немецкая знать, и горожане также могли пренебрегать эдиктами папы. В войну уже были втянуты все скандинавские страны и ганзейские города, Польша и гуситская Богемия. Свои интересы в войне имел и император. В Пруссии война оставалась по существу гражданским конфликтом, польские войска часто были наименьшим из факторов в военных действиях. Казимир был по-прежнему не способен поднять налоги или собрать общее ополчение без согласия сейма, а знать не желала успехов короля в Пруссии. Олешницкий вернулся с Базельского собора в 1451 году, лишь чтобы отвергнуть политику короля. Его смерть в 1455 году не остановила оппозицию духовенства по отношению к королю. Казимир был настроен взять под свой контроль назначение церковных официальных лиц, а церковь считала, что это скорее ей приличествует назначать короля.
Вклад Литвы в эту войну состоял в том, что она связывала действия войск Ливонского ордена. В 1454 году литовский сейм, проведя переговоры с тевтонскими рыцарями о союзе, вынудил Казимира выполнить данную когда-то клятву защищать права Литвы, а затем – вернуть Волынь Великому княжеству, после чего оставил его воевать своими силами. Казимир мог получить деньги на наемников, лишь делая уступки сейму: это стало главным шагом к установлению прав Нижней палаты равными Сенату (королевскому совету).
В конце 1461 года Великий магистр набрал войско наемников в Германии, которое, несмотря на свою малочисленность, казалось способным разгромить своих измотанных противников. Таким образом, единственная решающая битва в сентябре 1462 года была столкновением двух малочисленных отрядов. Армия Великого магистра выступила из Кульма, где с большим трудом была основана база для войска. Войска Лиги вышли из Данцига – столицы коалиции мятежников и единственного города, еще способного оплачивать услуги наемников. В действительности обе армии представляли собой пестрое сборище из городских ополчений, обездоленных крестьян, неуправляемых наемников и горсти рыцарей. Отряды Лиги оказались чуть менее слабыми. Используя непростую тактику сражения, когда сражающиеся укрыты за оборонительной линией, построенной из повозок, они сокрушили силы ордена, заняли ряд замков и городов и загнали войска Эрлихсхаузена в их последние убежища. Осенью 1463 года флот Лиги уничтожил корабли ордена.
Уже наступило время для мирных переговоров, но еще не наступило время для мирных соглашений. Обе стороны еще окончательно не ослабели в конфликте. Почти все, кто играл какую-то заметную роль в политике, предложили свои услуги в улаживании конфликта. Папа Павел II и Ганзейская Лига предпринимали самые решительные попытки, пока наконец в 1466 году папский легат не добился подписания мирного соглашения. Только повторяющиеся неудачи и невозможность нанять войска убедили Эрлихсхаузена принять его жесткие условия.
Второе мирное соглашение в Торне (1466 год)
Мирный договор вернул Западную Пруссию и Кульм польскому королю, а Эрмлянд стал независимым. Мариенбург, Эльбинг и Кристбург также отошли к Польше. Эти земли с тех пор стали известны как Королевская Пруссия. Кроме того, орден обещал разорвать свои отношения со Священной Римской империей, стать вассалом польской короны и принимать в свои ряды польских подданных, чтобы они составили половину численности ордена. Незаконченность победы разочаровала тех, кто надеялся полностью уничтожить государство Великого магистра. Но это было реалистичное соглашение, отражавшее ситуацию, которую, несмотря на все усилия, не могла изменить значительно ни одна из сторон. Поляки могли радоваться тому, что наконец завладели столь долго оспариваемыми территориями, и надеяться, что разделение Пруссии сделает их врагов слишком слабыми, чтобы доставлять им новые хлопоты. Однако Прусская Лига не рассматривала юридическую ситуацию таким образом: пруссы, даже те, кто стали теперь польскими подданными, продолжали думать о своих землях как о единой стране.
Все эти противоречия прятались за формальными церемониями. Эрлихсхаузен отправился к Казимиру и поклялся хранить мир. Конечно же, он не собирался выполнять все условия соглашения: он не принес феодальную присягу, как требовалось, заявляя, что его связывают предыдущие обязательства перед папой и императором, ни один из которых не потерпел бы в этом случае ущемления своих прав. Святой Престол тут же поддержал Великого магистра, объявив договор недействительным, нарушающим указы папы и вредным для интересов Церкви. Связь военного ордена с Престолом вновь перевесила мирские связи, поставив польского короля перед проблемой, которая казалась неразрешимой: как избавиться от неудобного соседа, даже одержав над ним почти полную военную победу. Не было у него и рыцарей, которые хотели бы вступить в орден. Так что это положение договора был мертворожденным с самого начала.
Несмотря на то что условия договора были официально отвергнуты, ничто не мешало им быть реализованными позднее. Феодальная присяга была, в конце концов, принесена в 1478 году, хотя и была строго личной, налагая обязанности лишь на самого Великого магистра, а не орден или его земли. Теперь тем более не было причин для продолжения войны. Самое важное было то, что де-факто были сделаны территориальные уступки Польше и независимость Прусской Лиги была достигнута. Другие причины были относительно несущественны. Казимир добился того, чтобы Великий магистр склонился перед ним, и это уже не забылось – прецедент был установлен.
Великий магистр перенес свою резиденцию в Кенигсберг, заняв ставку маршала ордена. Это было осуществлено без труда, так как тот находился в польском плену. Но для того, чтобы замок мог служить местом пребывания Великого магистра и его двора, ему требовались дорогостоящие переделки. Кенигсберг, конечно, не мог сравниться с Мариенбургом, но он также был достаточно внушительной крепостью. Возможно, смену резиденции стоит рассматривать как символ утраты статуса и власти Великого магистра. Его кастеляны и протекторы завладели самыми важными землями и доходами, оставив ему доход, недостаточный для исполнения обязанностей, диктуемых его статусом. Реальная власть перешла в руки маршала Генриха Ройса фон Плауэна, который был избран Великим магистром в 1469 году. Плауэн смог продолжать реорганизацию ордена всего в течение года. После его смерти этот пост принял осторожный, но более склонный вести традиционную политику Генрих Реффле фон Рихтенберг, чьей надеждой было вернуть процветание орденским землям и положить конец запутанным внутренним конфликтам. Однако он не смог решить эти задачи с теми слабыми ресурсами, которые находились в его распоряжении: теперь и позднее эгоистичные интересы кастелянов и протекторов блокировали любые попытки реформ.
Тринадцатилетняя война принесла радикальные изменения в Пруссию. К 1466 году местные землевладельцы уже не жаловались на несправедливость ордена в таких делах, как налоги или обесценивание монеты. Эти недостатки в ретроспективе казались просто смешными. Знать и горожане завоевали всего одно значительное преимущество из тех, за которые боролись,– контроль над местными властями. Этим-то они и пользовались для того, чтобы угнетать гильдии и работников настолько, чтобы получить с тех доход, достаточный для выплат ими же установленных налогов и поборов. В Восточной Пруссии возник новый класс землевладельцев, состоящий из бывших наемников, которым оплатили их услуги владениями погибших на войне рыцарей или землями ордена. Эти наемники сменили многих местных рыцарей, и именно от них произошли многие юнкерские семейства Пруссии. Будущим Великим магистрам приходилось уже с осторожностью или выдвигать амбициозные проекты в поддержку Ливонии или деятельности императора на Балканах, или бросать вызов прусским землевладельцам, польскому королю или своим собственным подчиненным. Тевтонский орден впал в застой, рыцари не представляли, что предпринять, даже если фортуна им улыбнется.
Польша, напротив, добилась успехов, в частности вышла к морю, овладела землями, на которые претендовала с XIII века,– Кульмом, Помереллией, Данцигом – и даже простерла свои владения за них – к Штольпу и Померании. На какое-то время Казимир получил возможность заложить новое основание королевской власти, опираясь на города и мелкое дворянство. Такая политика позволила ему достичь военных и политических успехов в Пруссии. То, что он не распространил эту политику на горожан и дворян по всей Польше, было его ошибкой, имевшей далеко идущие последствия. Казимир вступил в Тринадцатилетнюю войну против воли магнатов и церкви (в 1454 году Олешницкий советовал ему принять уступки, на которые был готов пойти в тот момент Великий магистр, предвидя упорное сопротивление, которое он может оказать, укрепившись в своих замках). Добившись мира в Пруссии, король переключил свое внимание на династическую политику. Ради этой цели он пожертвовал внутренними реформами и своим временным преимуществом над теми, кто желал ограничить королевскую власть.
Большую часть последующих пятидесяти лет Великие магистры оставались обнищавшими вассалами польских королей. Строго говоря, их верность делилась между двумя сеньорами, но на практике они ничего не могли предпринять против польских владык. Любая попытка изменить ситуацию вызвала бы немедленный хор возмущенных воплей со стороны городов и вассалов, оппозицию со стороны высокопоставленных чиновников и упреки от того или другого из их сеньоров. К концу XV века, однако, рыцари ордена заметили, что некоторые немецкие князья нашли способы усилить свою власть над подданными, способствовать расцвету промышленности и торговли, а затем обложить налогами получаемые прибыли. Рыцари начали обсуждать средства, с помощью которых орден мог бы совершить подобное в Пруссии. Следует заметить, что те же самые светские реформаторы первыми ухватились за популярные требования реформ в церкви, что в итоге и привело к Реформации.