Вильям Урбан
Тевтонский орден

Видимо, не вполне понимая, за что взялся, Вернер продолжал осуществлять свой замысел и перебрасывал войска на восток, преимущественно в Самогитию. Заменив ливонских рыцарей в Мемеле прусскими, он получил возможность послать дополнительные войска на осаду Риги. Для маршала Пруссии это также облегчило координацию действий на Немане. Затем Вернер пересек глухие леса, чтобы ударить на Гродно, крепость, защищавшую водные пути западного направления, проходившие через болота и озера к реке Нарев, а затем к Бугу. Это был самый легкий путь, чтобы попасть из Мазовии и Волыни в Литву. Вернер использовал эту уловку, чтобы увлечь врага в погоню, а затем напал из засады на ошеломленных язычников. После этого земли около Гродно были опустошены на тридцать миль вокруг. Часть литовской знати, те, кто понял, что Гедиминас не может дальше защищать их, или те, кто враждовал с ним лично, ушли в Пруссию со своими женами и детьми, приняликрещение и стали служить в армии крестоносцев. Приблизительно в это же время Вернер уже не использовал Кристмемель как передовую базу на Немане. Говорят, что за год до этого беду предвестило видение: трое рыцарей увидели звезду, двигавшуюся на восток из созвездия Водолея. Никто, конечно, не подумал тогда, что движение звезды – провозвестник оползня, который разрушит стены Кристмемеля. Фундамент деревянной крепости, сдвинутый оползнем, разрушил дорогу и часть стен. Осмотрев повреждения, гроссмейстер понял, что он не сможет восстановить укрепления немедленно. Поэтому по завершении роскошного пира он приказал предать руины огню и временно оставил это место забвению.

В конфликт вступает Иоанн Богемский

Король Иоанн Богемский (1296-1346) был во всех отношениях исключительным человеком. Коронованный в четырнадцать лет, он беспрестанно путешествовал, воевал, вмешиваясь во все мыслимые конфликты. Современники говорили, что «ни одна война не происходит без Иоанна». Когда ему исполнилось тридцать, он оставил управление Богемией своим вассалам и полностью предался заграничным авантюрам. Его самой большой мечтой было возглавить крестовый поход в Святую землю. К несчастью для него, в это время было невозможно собрать христианское войско достаточно сильное, чтобы бросить вызов сарацинам. Поэтому он принял поход в Самогитию как подходящую замену. Зимой 1328/29 года он прибыл в Пруссию с большим числом рыцарей и дворян: богемских, немецких и польских. Его сопровождал французский трубадур Гийом де Машо, который должен был сочинить поэтическое описание деяний и подвигов короля. Великий магистр Вернер созвал войско, численность которого можно приблизительно оценить в 350 рыцарей и 18 000 пехотинцев. Объединенная армия была так велика, что участники похода надеялись нанести самогитийцам удар столь же сокрушительный, как и тот, что в предыдущем столетии нанес язычникам Оттокар II, владевший тогда этой землей. Иоанн хотел одержать столь впечатляющую победу, чтобы в Самогитии в его честь называли города, подобно Кенигсбергу, названному в честь Оттокара II^[47].

Крестоносцы прошли через замерзшие болота и реки к замку в глубине страны, где вид осаждающей армии вынудил гарнизон просить о почетной капитуляции. Это предложение вызвало споры в лагере крестоносцев. Вернер требовал переселить гарнизон в Пруссию, сравнивая язычников с волками, что не отстанут от своих злых дел. Рыцарственный король Богемии, несмотря на это, настаивал, чтобы с язычниками обошлись учтиво и великодушно, чтобы они были крещены, после чего смогут оставаться во владении замком; Мнение короля возобладало. Вскоре священники крестили 6000 человек – мужчин, женщин и детей.

Эта великодушная политика могла оказаться правильной, если бы крестоносцы заняли всю Самогитию, но у них не было такой возможности. В это время дошли вести, что Ладислав вторгся в Кульм в тот же день, когда крестоносцы вышли в поход. Гонец скакал пять дней, чтобы просить Великого магистра вернуть войско на защиту Пруссии. Неохотно Вернер и Иоанн повернули обратно в Кульм, но не успели перехватить Ладислава. А тем временем новообращенные самогиты восстали.

Крестоносцы понимали, что новое вторжение в Самогитию невозможно, пока не устранена угроза от Ладислава. Более того, затронут вопрос чести, который был столь же важен, как и стратегическая ситуация: им нужно было отомстить Ладиславу за нарушение договора. Кроме того, нужно было также наказать Ладислава Мазовецкого (ум. в 1343 году), которого они теперь считали подлым предателем христианского дела. В марте 1329 года Вернер и Иоанн подписали официальный договор о союзе. Иоанн объявил о своих претензиях на польский трон по праву наследования и женитьбы. Этот факт стал важным, когда его супруга отказалась от своих наследственных прав на Восточную Пруссию в пользу гроссмейстера. После этого объединенные войска ордена и Иоанна вторглись в Мазовию и Куявию, разорив обширные земли по обоим берегам Вислы, и вынудили Ладислава вновь запросить мира.

Еще до окончания военных действий Иоанн заставил Ладислава Мазовецкого стать своим вассалом, и тевтонские рыцари оккупировали Добрин – провинцию, защищавшую южные подходы к Кульму. Через год Иоанн продал ордену свою часть завоеванных земель.

Вмешательство папы

Одной из причин напряженных отношений между орденом и папским престолом стала выплата налога, который назывался «грош святого Петра». Этот налог Польша и Англия платили напрямую в папскую казну. В последнее время папа Иоанн XXII предпринял попытки получать этот налог и с других государств. Естественно, он встретил сопротивление, и ему нужен был убедительный пример, для которого орден, казалось, идеально подходил. Рыцари давали обет послушания, их подданные в Западной Пруссии платили этот налог, а кроме всего прочего, орден был сказочно богат. Однако тевтонские рыцари отвергли эти притязания на основании того, что многие из их владений находились в Германии и Италии, где орден был огражден от выплаты этого налога. Более того, выплата этого «гроша» могла создать почву для притязаний Польши на господство в Пруссии. Иоанн XXII, не отличавшийся смиренным нравом, подтолкнул врагов ордена обратиться на орден с судебными жалобами, дав им понять, что с вниманием отнесется к их просьбам. Впрочем, в 1330 году папа предложил простить ордену все недоимки за Кульм и Западную Пруссию, если рыцари начнут все же выплачивать налог. Капитул провинции принял это предложение, но Великий магистр ответил отказом.

Тогда папа повелел Великому магистру и верховным чиновникам ордена прибыть к нему в Авиньон, чтобы объяснить свое поведение, предупредив, что в случае отказа действие привилегий ордена будет приостановлено, отлучения, данные его легатами, получат высочайшее подтверждение, а руководители ордена будут судимы заочно. Представители ордена так и не прибыли. Еще меньшего успеха папа добился, требуя, чтобы орден присоединился к военным действиям против императора и его сына, Людовика Бранденбургского. Тевтонские рыцари не желали рисковать и идти на примирение. Они не только считали, что император и его сын действуют правомочно, но и опасались, что, если они согласятся с папой, император конфискует их владения в Германии, а его сын перережет путь снабжения ордена через Бранденбургское герцогство.

Если уж гроссмейстеры ордена скептически относились к предложению папы стать посредником в их споре с Польшей, то современные историки могут тем более быть скептичными насчет обвинений Святого престола в адрес тевтонских рыцарей. Но все же папские легаты оставались фигурами, которые легко переезжали от одного двора в другой, и все стороны признавали, что, какими бы ни были его мотивы, папа остается папой, а церковь остается единственной международной силой в христианском мире. Еще важней было то, что и ордену, и королю была необходима передышка и обеим сторонам нужен был кто-то, способный ее предоставить. Соответственно, усилия папы по заключению мира между орденом и Польшей увенчивались успехом в 1330, 1332 и 1334 годах, но надежды на продолжительный мир оставались слишком слабыми. Стороны были столь враждебны друг к другу, что лишь с прошествием времени и сменой ключевых фигур могло ослабнуть взаимное недоверие. Эти договоры приносили передышку в военных действиях, но не более.

Победа в Ливонии

Однако эти договоры позволили Вернеру фон Орзельну возобновить действия в Самогитии. Зимой 1330 года он торжественно встретил большой отряд рейнских крестоносцев, которых повел затем во враждебную провинцию. Крестоносцы так и не нашли в лесных пущах ни единой крепости, которую могли бы осадить. Местное население, заранее предупрежденное о появлении крестоносцев, покинуло свои деревни, чтобы укрыться в лесу. Поэтому экспедиция Вернера добилась относительно незначительных успехов. Тем не менее операция в достаточной мере отвлекла внимание литовцев, так что рыцари из Рагнита смогли проскользнуть мимо вражеских аванпостов и напасть на Вильнюс, глубоко на территории страны. Застав стражу врасплох во сне, они разграбили и сожгли пригороды.

Война в Ливонии закончилась в том же самом году капитуляцией Риги. Хотя горожане ожидали жестокого обращения со стороны рыцарей ордена, им были неожиданно предложены столь великодушные условия, что стороны достигли полного согласия. В последующие годы жители Риги прекратили вмешиваться во внешнюю политику, обратив свои интересы к торговле. Ливонские рыцари теперь находились столь же близко к Вильнюсу и Каунасу, как и прусские, а из Динабурга^[48] могли вести набеги на недостижимые из Пруссии области Литвы. В короткие сроки они смогли усилить действия прусского ордена против Самогитии.

Война с Ладиславом

По мнению Ладислава, ситуация становилась нестерпимой. Крестоносцы добивались слишком больших успехов. Ладислав Польский, подстрекаемый Ладиславом Ма-зовецким отбить Добрин, обратился к союзникам – правителям Литвы и Венгрии. Гедиминас, желая вновь открыть для себя путь в Польшу, согласился начать кампанию в конце лета. Он должен был пройти лесами у Визны и встретить армию Ладислава в Кульме или Добрине. Ладислав попытался восполнить недостаток опытных рыцарей, послав в Венгрию своего сына Казимира. Триумфом его личной дипломатии было то, что Казимир убедил своего двоюродного брата Шарля Робера послать весной 1331 года своих рыцарей против общего врага – Иоанна Богемского.

Однако прежде чем противник получил эти подкрепления, Великий магистр выслал войска против большого каменного замка, мешавшего судоходству на Висле. Прибыв к замку, те столь быстро соорудили камнеметные машины и осадные башни, что через три дня от стен замка мало что осталось. Приступ следовал за приступом, затем нападавшие разожгли у стен большой огонь, испепелив много защитников и отогнав других, пытавшихся предпринять безнадежную вылазку. Покончив с этим замком, рыцари захватили также Бржец и Накель – две крепости, прикрывавшие северную Куявию. Король не мог прийти к ним на выручку, у него было слишком мало войск.

В этот момент и прибыл Казимир с венгерскими войсками. Князю было девятнадцать лет, он был очарован непринужденной, но утонченной жизнью в Визеградском дворце в Венгрии. С одобрения сестры и с ее помощью белокурый князь завел роман с одной из королевских фрейлин – Кларой Зак. Будь Казимир подходящим холостяком или будь их отношения менее близкими, эта история могла иметь романтическое продолжение. В реальности же получилось так, что 17 апреля отец девушки – владетель Хорватии – ворвался в королевский дворец, размахивая мечом. Он ранил короля, отрубил королеве четыре пальца на правой руке и едва не убил обоих молодых принцев – Андреаса и Людовика. Королевское возмездие было скорым. Буйного отца четвертовали, разбросав потом куски его тела по стране, его сына казнили, привязав к лошади и пустив ее вскачь (труп потом бросили собакам), а Кларе пришлось с позором покинуть двор. Все остальные ее родственники были изгнаны из королевства. Так что Казимир поторопился уехать из страны, пока гнев венгерского короля не обратился и на него.

Теперь, получив прибывшие с Казимиром венгерские подкрепления, Ладислав был готов к наступлению. В его распоряжении было много рыцарей и не меньше наемников, поэтому он решил не терять времени на осаду хорошо укрепленных замков, а вторгнуться в Кульм, соединиться с войском Гедиминаса и либо вынудить Великого магистра принять генеральное сражение, либо захватить города этой области. Кампания начиналась благоприятно для польского короля. В сентябре он перехитрил Вернера, внушив тому, что собирается вторгнуться в Западную Пруссию, а сам перешел на восточный берег Вислы. Однако его расчет оказался неверным. Он прибыл на место встречи слишком поздно. Гедиминас знал, что его армию, как тень, преследует небольшой отряд рыцарей ордена, и, когда его разведчики не смогли обнаружить польское войско в обусловленном месте, Великий князь благоразумно повернул домой. Ладислав, таким образом, очутился в Западной Пруссии с многочисленным войском, но это превосходство было не настолько велико, чтобы он смог осаждать города. К тому же ввиду приближения войска Великого магистра он не мог разослать войска собирать фураж и продовольствие, что сказалось на обеспечении армии. Король не желал позорно отступать, но не мог и оставаться в Кульме длительное время в состоянии неопределенности. Вернер, несмотря на присутствие ливонского и прусского магистров, не желал открытого столкновения. Не желал он, впрочем, и позволить полякам и венграм грабить его самую ценную провинцию. Так что когда кто-то предложил заключить мир, Вернер и Ладислав охотно на это согласились. Вернер соглашался передать королю города в Куявии, предварительно уничтожив укрепления и замки, и обещал вернуть Добрин Ладиславу Мазовецкому.

Убийство Вернера

Вскоре после этих событий Великий магистр встретил свою смерть от руки убийцы. Обстоятельства сберегли несколько редких свидетельств о процессе правосудия у тевтонских рыцарей. Произошло следующее. Убийца – рыцарь из монастыря в Мемеле – получил взыскание за жестокое и необузданное поведение, которое дошло до угроз ножом кастеляну. Наказанный прибыл в Мариенбург в надежде на прощение, но получил приказ вернуться в Мемель. Разочарованный рыцарь покинул приемную залу, но остался в замке. Перспективы у него были самые мрачные. Легким в ордене считалось наказание сроком на год, в течение которого виновному запрещалось общаться с братьями-рыцарями, с него снимались почетные орденские одеяния и ему вменялся пост – хлеб и вода три дня в неделю. Этого рыцаря ждало строгое наказание – возможно, тюрьма и кандалы. Спрятавшись в коридоре, он дождался, когда Вернер пойдет на вечерню, напал на Великого магистра и нанес ему два ножевых ранения, ставших смертельными. Очевидно, убийца не задумывался о побеге, потому что был тут же схвачен. Чиновники ордена, которые судили его, решили, что он безумен и не отвечает за свои действия. Но они не знали, к какому наказанию его приговорить. В статутах ордена говорилось о смертельной казни за измену, трусость и содомию, но ничего не говорилось про убийство. Так что они запросили совета в Курии и, получив ответ, последовали мудрому совету папы: приговорить убийцу к пожизненному заключению.

Лютер фон Брауншвейг

Преемником Вернера стал Лютер фон Брауншвейг, самый младший из шести сыновей герцога Альбрехта Великого. Другие два младших сына вступили в ордена Тамплиеров и Госпитальеров. Лютер же стал в ордене сначала ризничим, в чьи обязанности входило расселение в Пруссии немецких крестьян. В этом деле он добился больших успехов, набирая переселенцев в землях, принадлежащих его братьям, правящих в Нижней Саксонии (помогало ему и то, что теперь языческие набеги редко достигали центральных прусских земель). Он бережно хранил семейные связи, и двое его племянников позднее также вступили в орден.

Лютер был одаренным поэтом, который поощрял сочинителей религиозных и исторических трудов, связанных с Тевтонским орденом. Большинство его сочинений утеряно, сохранилось лишь написанное им «Житие Святой Варвары». Культ этой святой был тесно связан с завоеванием Пруссии, кроме того, дед самого Лютера участвовал в крестовом походе 1242 года, во время которого рыцари захватили реликварий, содержащий голову святой, и поместили его в Кульме.

Лютер сочетал занятия поэзией с успешными войнами в Польше и Самогитии. Особый блеск придавали ему обходительность и личное благородство, а его благородное происхождение еще более усиливало этот блеск. Четырех лет его деятельности оказалось достаточно, чтобы память о нем осталась в последующем столетии, когда Великие магистры не были ни особенно одаренными, ни особенно чтимыми.

Лютер был за продолжение войны против Ладислава, даже если это означало задержку крестового похода. Он хотел нанести королю такой удар, чтобы тот уже не представлял угрозы тылам ордена. Для этого ему была необходима помощь Иоанна Богемского, который должен был связать Ладислава в Силезии, на которую оба предъявляли права. Пока она оставалась поделенной между мелкими князьями из Пястов, Ладислав не мог полностью сосредоточиться на войне на севере. Даже если бы он бросил все свои силы на север против ордена, победа короля Иоанна в Силезии стоила бы победы тевтонских рыцарей в Куявии или Великой Польше. Война с Польшей была не по силам одному ордену. Поляки были хорошими воинами, отлично вооружены и сражались за свои дома. Лютер набрал наемников из Германии и Богемии для усиления своей армии, принял на службу мятежных польских панов и был готов с размахом вести войну. Когда в июле 1331 года начались боевые действия, в ряды крестоносцев поспешили англичане. Для них одна война была так же хороша, как и другая, а пограбить в Польше можно было больше, чем в Самогитии.

Войсками наемников командовал Отто фон Бергау, зять маршала Богемии и близкий друг короля Иоанна. Он повел пятьсот рыцарей, которые не только получили хорошую плату, но и разделили с крестоносцами наиболее важные духовные привилегии, включавшие отпущение грехов всем участникам этого крестового похода. Впрочем, их поведение, как и всего прусского войска в целом, было каким угодно, но только не святым. В описаниях их действий перечисляются обычные для того времени поджоги, убийства, похищения, кроме того, очевидцы упоминают изнасилования. Худшие черты войны в Самогитии соединились с обычаями наемников вести войну. По всему северу Мазовии и Куявии воцарился хаос. Использование орденом наемников в качестве крестоносцев стало пропагандистской победой поляков, которые старательно раздували эту тему на последующих папских слушаниях.

Ладислав не мог оказать серьезного сопротивления. Он оставил в прикрытии Казимира с небольшим отрядом, в то время как сам с большей частью войска дожидался богемского короля. Его план оказался достаточно успешным. Крестоносцы прошли через Куявию, не добившись заметных военных успехов. Короля не заботило, что они разоряли дома, церкви и мельницы, а также грабили простой народ. В войне, основанной на грабежах, жестокость была обычным делом. Важно было то, что ни один замок не был потерян.

Битва при Пловцах

Как все современные ему полководцы, Лютер фон Брауншвейг понимал, что разорение земель было эффективным способом ведения военных действий против упорного противника. Его приказы наносить максимально возможный ущерб были поняты наемниками, рыцарями и остальными воинами как лицензия на запугивание и разорение подданных польского короля. Однако его войска не добились сколь-либо значительного успеха.

Король Иоанн, со своей стороны, был разочарован неудачной попыткой сокрушить соперника. Тогда он предложил объединиться с армией Великого магистра у Калиша в сентябре и дать решающее сражение. Соглашаясь на этот план, Лютер послал маршала ордена Дитриха фон Альтенбурга с войском прусского ордена на встречу с богемским королем. Дитрих прошел через Куявию, направив свои силы по нескольким дорогам, чтобы грабить и жечь, но не обнаружил у Калиша богемскую армию. Это было обычным делом в те времена: пути сообщения были в очень плохом состоянии, и большинство подобных затей терпело неудачу из-за того, что какая-либо из сторон неожиданно запаздывала или вообще оказывалась не в состоянии прийти на место встречи. Получилось так, что Иоанн только что вернулся из экспедиции в Италию и не смог выступить вовремя. Дитрих, обнаружив, что со всех сторон приближаются польские войска, и не зная, что армия Иоанна находится всего в нескольких днях пути, начал медленно отступать, разоряя окрестности. Таким образом, он удалялся от Иоанна, который в свою очередь повернул обратно, узнав об отступлении Дитриха. А следом за Дитрихом двигались Ладислав и Казимир с сорокатысячным войском. Эта армия была многочисленнее, но хуже вооружена, чем войско ордена, так что король не спешил ввязываться в битву. Лишь когда Дитрих разделил свое войско на три части, Ладислав бросил свои силы на слабейший из немецких отрядов под Пловцами^[49],1331 г.

Маршал Дитрих не понимал, насколько его войско уступает в численности противнику. Введенный в заблуждение своими польскими разведчиками, он считал, что ему противостоит лишь небольшой отряд, а густой туман мешал рекогносцировке. Дитрих построил свое войско в пять полков и встретил лицом к лицу королевскую армию, также разделенную на пять полков. Битва была крайне жестокой, что нетипично для тех времен, когда генеральные сражения случались редко и были короткими. Перелом в битве произошел, когда конь маршальского знаменосца пал, пронзенный копьем. Возможно, в этом был повинен какой-то польский рыцарь, неожиданно перешедший на сторону короля. Так как знаменосец приколотил знамя гвоздями к седлу, он не смог его снова поднять. Ряды богемцев и немцев смешались, они не видели своего командующего, а поляки, казалось, были повсюду. Вскоре битва закончилась. Рыцари Ладислава разгромили три из пяти полков противника, захватив пятьдесят шесть тевтонских рыцарей. Пленников бросили в яму. Когда подъехавший король узнал, кто они, он приказал перебить рядовых рыцарей и оставить для выкупа командиров.

Действия Ладислава объясняются тем, что он боялся подхода остальных сил ордена. И действительно, во второй половине дня подошел со своим отрядом кастелян Кульма, который обратил в бегство измотанных предыдущим боем поляков, захватив шестьсот пленников. Найдя маршала Дитриха прикованным к телеге, кастелян освободил его, затем проехал по полю, где раздетые мертвые рыцари лежали огромными грудами. Зарыдав, он сошел с коня и отдал приказ перебить всех пленных поляков. Пруссы из его войска попытались отговорить его, заявляя, что им понадобятся пленные для обмена. Дитрих ответил им, чтобы они не беспокоились – «Господь пошлет нам в этот день еще много пленных», и не отрываясь смотрел, как убивают закованных пленных. Продолжая преследовать отступавших поляков, войска ордена действительно захватили еще до наступления сумерек сотню пленных. Но Ладислав и Казимир ускользнули: они прекрасно понимали, что для них значит теперь попасть в руки маршала. Они сражались хорошо и отважно и не рассматривали как унижение то, что спасались бегством, так как продолжать бой, располагая лишь разбитыми и изнуренными войсками, было бы бесполезным. Оставить поле боя за собой было не столь важно для них, как одержанная утром победа.

Когда сражение подошло к концу, все что оставалось, это похоронить убитых. Епископ Куявии послал своих людей захоронить тела в общих могилах, при этом насчитали 4187 павших с обеих сторон. Немедленно после этого он отстроил часовню, где можно было помолиться за души павших. Поле битвы стало местом поклонения поляков-патриотов и местом позора для немцев. Один из поэтов-крестоносцев заканчивает свое повествование перед сражением, не описывая его.

Уже наступила Пасха 1332 года, когда Лютер стал способен думать о мщении. Его приготовления были устрашающими. Он не только набрал новых наемников, но и призвал много крестоносцев, некоторых даже из Англии. После двух недель осады Великий магистр захватил Бржец, затем Иновроцлав и, наконец, весь север Куявии. Ладислав нанес ответный удар в августе, но без успеха. Тогда он запросил мира, который должен был длиться до середины 1333 года. К тому времени Ладислав скончался.

Мирные переговоры

Прежде чем папа успел выдвинуть свои возражения, Казимир спешно короновался в Гнезно. Но беда пришла не со стороны Святого престола, а со стороны матери Казимира, которая не желала передавать королевские регалии Алдоне – пользовавшейся популярностью в Польше литовской жене Казимира. Казимир тем не менее был тверд, ведь речь шла о королевских прерогативах. Аддона была коронована вместе с ним, а его мать отправилась в монастырь.

Теперь, когда Ладислава не было в живых, Казимир мог начать мирные переговоры. Они с Великим магистром согласились, что их интересы будут представлять и защищать Шарль Робер Венгерский и Иоанн Богемский. Именно в это время Казимир проявил свои выдающиеся дипломатические способности, за которые позднее получил прозвание Великий. Во-первых, он искусно сыграл на взаимной зависти Виттельсбахов, Бранденбургов и Люксембургов, правивших Богемией, пообещав в жены Людовику Бранденбургскому свою молодую дочь. Затем он сломил предубеждение соотечественников против своей «прогерманской» политики, после чего ему уже было нетрудно убедить капризного Иоанна Богемского прекратить войны в Силезии и отправиться искать приключения в других землях.

Осенью 1335 года Казимир, Иоанн и Шарль Робер встретились в Венгрии, в великолепном дворце Вишеграда, возвышавшемся над Дунаем, на одной из самых знаменитых конференций в Средние века. Неделю за неделей они проводили, сочетая великолепные развлечения с трудными переговорами. В ноябре туда же прибыла делегация тевтонских рыцарей с требованием, чтобы Казимир отказался от своих претензий на Западную Пруссию. Так как Лютер фон Брауншвейг скончался во время путешествия в Кенигсберг, где собирались освящать новый собор, делегация была послана его преемником, Дитрихом фон Альтенбургом, чья родословная почти не уступала родословной Лютера. Младший сын в семье, вынужденный выбирать между возможными путями церковной карьеры, он выбрал путь, связанный с военным орденом. Сначала кастелян Рагнита, затем протектор Самландии и, наконец, маршал ордена, он был способным военачальником. Единственным пятном в его послужном списке было поражение при Пловцах, и Дитрих жаждал отмщения.

Ни одна из сторон не уступила ничего существенного во время переговоров. Хотя тевтонские рыцари шли на значительные уступки, даже сверх оговоренных, их посредники были лишены воображения, они предлагали возврат к status quo ante bellum (к ситуации до войны.– Пер.). Король Иоанн отказался от своих прав на польский трон, что лишило законной силы передачу Западной Пруссии ордену. Казимир, который хотел добиться мира на севере, чтобы сосредоточить свои силы на других границах, предложил значительную двустороннюю уступку: он предлагал ордену Западную Пруссию как дар польской короны, подразумевая, что земля может быть передана им еще кому-нибудь. По крайней мере, это был шаг к соглашению. Обе стороны хотели прекратить военные действия, но переговоры не пошли дальше обещания Дитриха оставить Куявию и обещания Казимира добиться отказа его подданных от Западной Пруссии.

Вскоре после этого Казимир обнаружил, что не может выполнить своего обещания. Сначала князья Мазовии выступили за разрыв соглашения. Затем уже и польская знать отказалась ратифицировать договор, и, наконец, сам папа заявил, что поддержит законное возвращение Западной Пруссии и Кульма Польскому королевству. Великий магистр сомневался, что дело обошлось без влияния Казимира, и поэтому связался с королем Иоанном, который опять заговорил о некоторых проблемах в Силезии, так и оставшихся нерешенными. А тем временем Дитрих разместил гарнизоны в замках Куявии, но оставил у власти польскую администрацию, так как в его планы не входила постоянная оккупация этой области. Напротив, гарнизоны в Добрине и Плоцке были усилены, так как это был лучший способ заставить поляков воздержаться от набегов на Кульм.

Хотя Казимир приветствовал знатных крестоносцев, прибывших из Пруссии в марте 1337 года, и устроил им пышные развлечения, что дало королю Иоанну возможность предложить закончить войны, лишь после 1340 года, когда у Казимира оформился план похода на юго-восток к Киеву, мирные переговоры начались всерьез.

Операции в Самогитии

Тем временем язычникам Самогитии приходилось теперь защищаться от нападений как с севера, так и с востока и юга. Ливонские рыцари наносили удары из Мемеля, Гольдингена, Митау, Риги и Динабурга, пересекая полосу безлюдных лесов. Это была жестокая война, в которой никто не просил пощады и никто не давал ее.

Жестокость этой военной кампании можно увидеть на примере сражения в окрестностях маленького замка недалеко от Каунаса. В феврале 1336 года Людовик фон Виттельсбах привел из Бранденбурга войско крестоносцев, в котором было также много австрийцев и французов, войско настолько большое, что для перевозки его снаряжения потребовалось двести судов. Герцог Людовик ожидал, что осада деревянной крепости не затянется и в его руки скоро попадут все четыре тысячи беженцев, что собрались там, их скот и имущество. Но когда язычники увидели, что крестоносцы вот-вот пойдут на штурм, они развели огромный костер и начали бросать в него свои пожитки, затем задушили своих жен и детей и бросили их тела туда. Они сделали это в ожидании, что, когда попадут в свой загробный мир, подобный Вальгалле, с ними останутся все их земное добро и семьи. Христиане сначала не могли поверить своим глазам. Затем, разъяренные тем, что добыча ускользнула у них прямо из рук, они пошли на приступ, невзирая на потери. Крестоносцы одержали победу, но цена была высока. Вождь язычников Маргер снес немало голов, прежде чем понял, что скоро его схватят. В последний момент он прыгнул вниз, в подвал, где прятал свою жену. Взмахнув мечом, он разрубил ее на куски и потом вонзил оружие себе в живот. После падения крепости крестоносцам досталось всего несколько пленников, которых можно было сделать крепостными.

Затем фон Виттельсбах начал строительство замка на острове возле Велюна^[50], надеясь подготовить базу для еще более масштабного похода в следующем году. Но осознав, что не успеет закончить работу, прежде чем его припасы иссякнут, он сжег наполовину отстроенную крепость и отступил. Следующей зимой, в 1337 году, в крестовый поход отправились король Иоанн и герцог баварский Генрих, с рыцарями из Богемии, Силезии, Баварии, Палатината, Тюрингии, рейнских земель, Голландии и даже Бургундии, а тевтонские рыцари привели ополчение из Натангии и Самбии.