Михаил Григорьевич Рабинович
Судьбы вещей

ТАИНСТВЕННЫЙ ШРИФТ

Дети, играя друг с другом, писали тайнописью. Ставили рядом как будто бы несвязанные буквы, а при помощи простого «ключа» можно было прочесть насмешливую фразу.

Но бывали в жизни новгородцев и такие обстоятельства, при которых тайнопись становилась необходима взрослым. И мастер подписывал под своим произведением не традиционное и гордое «такой-то делал», а какую-то абракадабру, которую непосвященный прочесть не мог.

Вот большой деревянный крест, размером со стоящего с раскинутыми руками человека. Форма креста так затейлива, что мы, отвыкшие, к счастью, от всех этих церковных предметов, даже не сразу сообразим, что это – крест. Спереди он скорее похож на разросшееся деревцо с круглой кроной. От двух боковых его концов идут к верхнему и нижнему изогнутые ветви. Переплетения завитков-ветвей образуют четыре правильных круга в центральной части фигуры. В стороны также идут небольшие веточки. Вся поверхность покрыта изящными, завитками плоской резьбы. Среди этого пышного узора теряются размещенные по оси креста и на боковых его концах небольшие круглые образки с изображениями святых. На всех «ветвях» выступают еще маленькие крестики числом… 26! Перед нами произведение незаурядного художника-мастера тонкой резьбы по дереву.

Но, пожалуй, интереснее всего надпись, которую мастер вырезал внизу, на стволе креста. «В лето 6867 индикта 12 (это по нашему современному летосчислению получится 1359 год) поставлен бысть крест си. Господи Иисусе Христе помилуй вся христьяны на всяком месте молящеся тобе верою чистым сердцем и рабом божиим помози поставившим крест си людгощичам и мне написавшему». А внизу стоит

ФУIIМЛААССРРЛКССТСГВВВМЛРРМЛААСС,

а дальше маленький крестик и еще какие-то знаки.

Прочитай, кто может!

По смыслу всего текста тут должна быть подпись резчика (или резчиков). Ведь перед этой абракадаброй стоит знакомая уже нам традиционная фраза, призывающая бога помочь мастеру, сделавшему данную вещь. Вероятно, резчик и поставил свою подпись, но сделал это так, что разобрать ее мог только посвященный в его тайну.

Что же заставило мастера скрывать свое имя? Ведь произведение, казалось бы, достойно было всяческой похвалы – и работа прекрасная, и сюжет «душеспасительный».

Попробуем еще раз прочесть надпись. Сразу встанет вопрос: а кто такие «людгощичи», которые «поставили сей крест»? В Новгороде была в древности улица, называвшаяся Людогощей. Вероятно, людгощичи, или людогощичи, – это жители Людогощей улицы. Вспомним, что в Новгороде было и свое самоуправление. Город в то время, о котором мы сейчас говорим, Делился на пять районов – «концов»; всякий конец имел свое вече, своего старосту. Концы делились каждый на две «сотни» – их всего было десять, потому новгородское войско называли иногда «тысячей». Сотни состояли из улиц. Таким образом, «уличане» – жители одной улицы – были не просто соседями, но и объединялись в своеобразную организацию.

Но ведь на одной улице жили в городах того времени обычно люди, связанные и общим делом. Например, ремесленники одной профессии. В Новгороде была Щитная улица, где жили мастера-оружейники, изготовлявшие щиты. А специалисты по окраске тканей – красильники – жили на Красильницкой улице. Позднее в Москве были такие переулки, как Плотников, Колпачный, Серебряный и т. п. Эти названия сохранились до сих пор, но не всегда мы помним, что когда-то они имели вполне реальный смысл. И человек, хотевший заказать себе головной убор, в те времена смело отправлялся в Колпачный переулок, а тот, кому требовалось серебряное украшение, шел в Серебряный. Они, если даже не знали лично подходящего мастера, могли быть уверены, что на соответствующей улице такой найдется. Так было и в других городах Древней Руси, Западной Европы и Востока.

Красильницкая, Щитная и другие подобные улицы, конечно, были заселены простонародьем. Целые концы Новгорода получали названия по ремесленникам, видимо игравшим в них значительную роль, – Гончарский, Плотницкий. Но были и аристократические районы города, где жили знатные бояре и богатые купцы. Такой была, например, Прусская улица, где стояли дома многих бояр.

Улицы, значит, могли быть организациями богатых и бедных, интересы их были различные и зачастую сталкивались.

Итак, людгощичи, видимо, решили по какому-то случаю соорудить роскошный крест и заказали его мастеру-резчику. Но это все же не объясняет нам, почему резчик не решился подписать свою работу полным именем, а назвал только своих заказчиков – людгощичей – и то не по именам.

Ответ на этот вопрос все же находится в самом тексте посвятительной надписи. Дело в том, что людгощичи призывают милость на всех, кто молится верою, чистым сердцем на всяком месте.

На всяком месте! Значит, не обязательно в церкви. Вот тут-то и была крамола.

Известно, что господство церкви – все равно, католической, православной или магометанской – всегда тяжелым бременем ложилось на народные массы. Ведь церковь была сильнейшим союзником феодалов и сама выжимала из народа все соки. Однако бороться против церкви в те далекие времена можно было, только оспаривая те или иные положения церковников, а не религию вообще. Безбожники-атеисты появились лишь гораздо позже. А пока всякий протест народа против своих угнетателей выливался обычно в отказ от каких-то частей церковной обрядности. На Западе, например, одним из основных требований протестантов было вести церковную службу не на непонятном латинском языке, как это делала римско-католическая церковь, а на родном языке народа (например, французском или немецком).

Эти народные движения протеста не имели ничего общего с позднейшими реакционными сектами. В них не было ни сектантской замкнутости, ни изуверства, ни стремления увести верующих от действительной жизни, запутать их в сетях религиозных споров.

На Руси в середине XIV века также возникли народные движения, направленные против церкви и ее обрядов. Естественно, что центрами таких движений, или «ересей», как называли их церковники, были крупные города, где жило много грамотных ремесленников, людей сравнительно высокой культуры. И конечно, в Великом Новгороде возникло и развилось одно из первых таких движений. «Стригольники» – называли этих еретиков, потому что во главе движения стоял цирюльник (или, как говорили тогда, «стригольник») Карп, который и составил «писание книжное на помощь ереси своей».

Стригольники отрицали господствующую православную церковь, и в особенности попов и монахов, обвиняя их в корыстолюбии и неправедном образе жизни. «Сии учители пьяницы суть, едят и пьют с пьяницами и взимают… злато и серебро… от живых и от мертвых», – писал Карп, намекая на то, что ни одна церковная служба и даже похороны не совершались бесплатно. Как могут пользоваться доверием народа такие люди, которые все делают «по мзде», то есть за деньги, и заботятся только о накоплении богатства? Стригольники призывали не посещать церкви и, конечно, не давать денег попам. «Молиться можно везде, – утверждали они, – лишь бы сердце было чисто». Про них даже враги говорили: «Сии не грабят и имения не збирают». Зная, как высок был для того времени культурный уровень новгородских ремесленников, мы не удивимся, что среди стригольников было много людей, успешно изучавших «словеса книжные», и что с их учением трудно было бороться полупьяным и темным попам.

Движение стригольников имело большой успех в Новгороде и Пскове. Однако сила была на стороне церкви. Мы знаем, как расправлялась средневековая церковь с еретиками. «Лучше плоть убить, но душу спасти», – лицемерно повторяли попы всей тогдашней Европы, приговаривая к смерти множество «инакомыслящих» людей. А так как церковь должна была бороться против пролития крови, то хитроумные церковники придумали способ «убивать плоть» еретиков без пролития крови – они попросту жгли осужденных на кострах.

Вот потому-то небезопасно было принадлежать к ереси. И мы легко поймем теперь мастера, который не захотел поставить свою подпись на кресте людогощичей. Прочесть его хитрый шифр могли только некоторые посвященные. Большинство же современников не знали, как звали создателя этого прекрасного произведения искусства. Мастер на этот раз не прославился, зато, может быть, остался в живых и не разделил участи главарей стригольников.

В 1375 году, через шестнадцать лет после создания людогощинского креста, трех вождей движения – Карпа, дьякона Никиту и еще какого-то новгородца – сначала отлучили от церкви, а потом казнили. Казнь была такой, какую обычно применяли новгородцы, – осужденных сбросили с моста в быстрые воды Волхова. Церковников она вполне устраивала – ведь не было пролито ни капли крови.

Справедливости ради можно сказать, что не всегда только бунтовщиков сбрасывали с моста в Волхов. Нередко и восставший народ расправлялся так же с ненавистными боярами.

Итак, в те времена мастеру, по всей вероятности, удалось скрыть свое имя, оно оставалось неразгаданным достаточно долгое время. Но таково уж свойство человеческого ума: он не останавливается перед неразрешимыми загадками, пусть даже эти загадки заданы больше полутысячелетия тому назад. Имя мастера недавно разгадали. Сейчас вы его узнаете.

Однако прежде надо рассказать вам о тонкой работе современных мастеров – реставраторов, без которой эта разгадка не была бы возможна.

Дело в том, что церковники, завладевшие впоследствии крестом, старались сделать эту красивую вещь еще красивее (разумеется, на свой вкус) – «благолепнее», как они любили говорить. Для этого покрытый художественной резьбой крест… красили. Время от времени решали, что надо его «обновить», и перекрашивали. Под все утолщавшимся слоем красок исчезала тонкая резьба и самую надпись нельзя было уже прочесть целиком – до такой степени замазаны были буквы.

Более шестидесяти лет тому назад попытались срисовать и издать надпись на кресте. Но прочли при этом не все, и в книге И. И. Толстого и Н. П. Кондакова «Русские древности в памятниках искусства» напечатали шифр неточно.

После 1917 года крест, как и многие памятники искусства, подвергли научной реставрации. Впервые за многие годы его коснулась не невежественная («сонная», как говорил Пушкин) кисть маляра, а скальпель и губка реставратора. Осторожно, чтобы не повредить дерево, соскабливали засохшие вековые пласты красок. Где уж очень тверд был слой – отмачивали, растворяли краски, промывали особыми составами. И вот понемногу выступили на свет очертания замазанных еще столетия назад букв. Где раньше читался какой-то кружочек, напоминавший изображение солнечного диска, стала видна буква «Ф», где видели одно «С», оказалось их два и так далее.

Ну, а когда надпись заново прочли, конечно, опять стали пытаться расшифровать загадочное имя.

Это удалось сделать Борису Александровичу Рыбакову.

Вы уже знаете, что таинственный шифр на людогощинском кресте – не единственная шифрованная древнерусская надпись. И еще в начале нашего века Михаил Несторович Сперанский разработал основные приемы чтения таких тайнописей. Расположение букв одного слова в разных строках, о котором вы уже читали, не было единственным способом шифровки. М. Н. Сперанский выяснил, что очень часто наши предки пользовались для шифровки тем широко известным в их времена обстоятельством, что буквы имели и значение цифр (а – 1, в – 2, i – 10, к – 20 и т. д.). Еще в прошлом столетии многие помнили об этом давно утраченном цифровом значении букв и пытались решать с его помощью разные задачи. Вспомните, например, как в «Войне и мире» Пьер Безухов убеждает себя самого, что именно он должен убить Наполеона, подставляя цифры вместо букв своей фамилии, пытаясь получить из них ту же сумму, что выходит из букв имени Наполеона.

Но вот догадаться, какой именно ключ придумал для своей тайнописи древний мастер, было нелегко. Б. А. Рыбаков обратил внимание на то, что в зашифрованном слове часто повторяются сочетания двух одинаковых букв: ii, aa, сс, рр, вв и т. д. Если каждое такое сочетание дает известное число, скажем, вв – 2 + 2 = 4, то, может быть, и другие пары букв, уже не одинаковых, тоже составляют число, только нечетное (например, вг, 2+3 = 5) или даже четное, но такое, половины которого нельзя записать одной буквой (скажем, 50 – ведь буквы со значением 25 не было). Может быть, такие числа резчик делил на неравные части? Что, если попробовать, найдя сумму для каждой пары букв, подставить на место этих пар по одной букве равного числового значения?

ФУ =500 + 400 = 900 = Я

II = 10 + 10 = 20 = К

МЛ = 40 + 30 = 70 = О

АА = 1 + 1 = 2 = В

СС = 200+200 = 400 = У

РР =100 + 100 = 200 = С

ЛК = 30 + 20 = 50 = Н

СС =200 + 200 = 400 = У

ТС =300 + 200 = 500 = Ф

ГВ = 3 + 2 = 5 = Е

ВВ = 2 + 2 = 4 = Д

МЛ = 40 + 30 = 70 = О

РР = 100 +100 = 200= С

МЛ = 40 + 30 = 70= О

АА = 1 + 1= 2 = В

СС =200 + 200 =400 = У

Теперь прочтите, что получилось в крайнем правом столбике, где буквы сверху вниз:

ЯКОВУСНУФЕДОСОВУ.

Конечно, вы нашли теперь уже имя – ЯКОВ. В надписи маленькая точка отделяет буквы «С» и «Т» как раз в начале слова ФЕДОСОВ. Ну, а СНУ означает «сыну»: в древнерусском языке можно было писать, выпуская некоторые гласные, например, «сну» вместо «сыну». В этих случаях сверху слова ставился особый значок – «титло», который, естественно, зашифровать было нельзя, да и незачем.

Итак, мастер вырезал на кресте:

И МНЕ НАПИСАВШЕМУ ЯКОВУ СЫНУ ФЕДОСОВУ.

Федосов, однако, не фамилия (тогда у рядового новгородца еще не могло быть фамилии), а отчество. В наше время этого человека звали бы Яков Федосович.

Вот и найдено имя новгородского мастера-резчика, который, как можно судить по его произведению, был и незаурядным художником.

Казалось бы, просто расшифровать, и даже удивительно, почему этого не сделали еще тогда, шестьсот с лишним лет назад. Всегда так кажется просто то, что уже разгадали, но до этого надо додуматься и найти ключ к загадке. И вот раньше Б. А. Рыбакова, видимо, никто не мог найти.

Спокойно стоит в зале музея людогощинский крест. Лишь время от времени увозят его на какую-нибудь выставку шедевров резьбы по дереву. Взрослые и дети дивятся художественной его отделке.

Но не все знают об удивительной судьбе этой вещи. Она была создана в самом начале движения стригольников, когда к нему примкнули многие новгородцы, среди них и людгощичи, вступившие, видимо, в это движение всей улицей. Заказали крест искусному мастеру-резчику Якову, который если даже сам не был стригольником, то, наверное, сочувствовал стригольникам. Конечно, крест поставили не в церкви, а где-нибудь прямо на улице. Он пережил тяжелые дни расправы с этими вольнодумцами.

Потом люди уже не осознавали смысла надписи, не понимали, что она призывает к борьбе против церкви. А церковники, казнившие еретиков, не только не уничтожили креста, а наоборот, поставили его в церкви на той же самой Людогощей улице. Так они использовали творение не узнанного ими еретика.

В церкви крест и стоял, наверное, до самого 1917 года. Оттуда он попал уже прямо в музей.

Но этим не кончилась история знаменитой уже вещи. Во время Великой Отечественной войны захватившие Новгород немецкие фашисты увезли людогощинский крест в Германию, и только после победы он был, в числе многих других сокровищ, возвращен на родину. Здесь им занялся ученый-реставратор Государственных центральных научных реставрационных мастерских Ф. А. Мадоров. Это он укрепил разрушавшееся уже было дерево креста и удалил покрывавшие его толстые слои масляной краски, о которой мы уже говорили.

Обновленная вещь снова украшает Новгородский музей.

МЕЧ ДОВМОНТА

И Великий Новгород и его «младший брат» Псков постоянно подвергались военной опасности. В особенности со стороны «меченосцев» – немецкого рыцарского ордена, военно-разбойничьей организации, которая стремилась завоевать восточные славянские земли. Это было тяжелое время, когда русскую землю раздирали междоусобные войны князей. Потом по ней прошли полчища монголо-татарских ханов. Вам, конечно, уже известно, что непосредственно после монголо-татарского разгрома Руси на нее обрушились с Запада сначала шведы, потом немцы. Знаете вы и то, что новгородцы во главе со своим князем Александром, прозванным за эту победу Невским, разбили и шведов и немцев, вернули захваченный было немцами Псков и отбросили рыцарей обратно в Прибалтику. Но нападения немцев повторялись не один раз и позже. В Новгородской и Псковской землях народ жил в постоянной готовности к обороне. И князья здесь были не полновластными владельцами княжеств, как в остальной Руси, а лишь воеводами, на обязанности которых лежало командование соединенными силами городских ополчений, боярских и княжеских дружин. Неудивительно поэтому, что символом княжеской власти был меч, что именно меч изображался, например, на монетах Пскова, что мечи псковских князей сохранились в качестве почитаемых реликвий.

В музее города Пскова еще в прошлом столетии показывали два таких княжеских меча. Один из них считался мечом князя Всеволода Мстиславича, другой – мечом князя Довмонта (Тимофея). Оба меча хранились прежде в Троицком соборе, игравшем в Пскове ту же роль, что и Софийский собор в Новгороде.

В конце прошлого – начале нынешнего столетия ученые-археологи занялись изучением этих реликвий.

Меч, приписывавшийся Всеволоду Мстиславичу, был поистине богатырским. Длина его достигала полутора метров, огромная рукоять могла вместить не одну, а две человеческие ладони. Весил меч около семи килограммов. На прямой перекладине, отделявшей рукоять от клинка, выгравированы готические буквы гордой латинской надписи: «Honorem meum nemini dabo» – «Чести моей никому не отдам». Это – рыцарский меч, специально приспособленный для пробивания толстых стальных лат. Даже очень сильный человек не мог держать его в одной руке. Приподнявшись на стременах, конный рыцарь двумя руками поднимал огромный меч высоко над головой и со страшной силой обрушивал на противника. Изображения корон на мече говорят, что он был сделан для какой-то владетельной особы. Такие мечи применялись в Западной Европе.

Что же, может быть, русский князь Всеволод Мстиславич сражался западным рыцарским мечом, который купил или, как тоже бывало, захватил в сражении у побежденного врага? Оказывается, нет.

Археолог Яков Иванович Смирнов доказал, что и буквы надписи на рукояти и украшения на ножнах меча такие, какие делали в Италии в XIV веке. Клинок его также итальянской работы того же времени. А князь Всеволод Мстиславич умер в 1137 году, то есть лет за двести до того, как итальянский оружейник сделал этот меч. Во времена же Всеволода, в XII веке, таких мечей еще не было. Тогда рыцарская броня была еще не так толста и тяжела. Лишь позднее, стремясь надежнее защититься от ударов стрел, копий и мечей, воины побогаче стали носить броню, склепанную из цельных железных пластин. А для того чтобы пробить эту броню, изобрели и огромные двуручные мечи.

Видимо, еще в древности, но не ранее XIV века, произошла какая-то ошибка, и привезенный из Италии меч был приписан давно умершему Всеволоду. А может быть, церковники нарочно выдавали роскошный двуручный меч за оружие князя, которого они всячески прославляли и даже объявили «святым». Так ученый разоблачил ошибку или ложь, которым люди верили в течение нескольких столетий.

А вот другой меч отлично выдержал «экзамен». Он уже с первого взгляда производит впечатление более древней вещи, чем тот, о котором мы только что говорили. Длина его – немногим более метра, вес – всего два с половиной килограмма. Таким мечом мог сражаться обыкновенный воин, держа его в одной руке.

Если приглядеться внимательно к стальному клинку меча, то можно заметить на нем какое-то изображение, напоминающее фигуру бегущего зверя. Она была выбита в стали, потом углубленные точки были заполнены медью. Получилась медная инкрустация на стальном клинке, но с годами она изрядно стерлась. Все же можно разобрать, что зверь явно хищный и злой. Пасть его раскрыта, из нее торчит язык или жало. Это знаменитый «пассауский волчок».

Еще в XIII веке мастера-оружейники города Пассау, что до сих пор стоит на реке Дунае, на границе современных Австрии и Федеративной Республики Германии, прославились производством стальных клинков для мечей. Свои изделия цех пассауских оружейников метил фигурой «волчка» – фантастического зверя, похожего на волка, бывшего в гербе города Пассау. Клинки из Пассау были так хороши, что нашлось, как видно, немало желающих выдать свои изделия за пассауские, снабдив их изображением «волчка». Во всяком случае, уже в 1340 году «добрые пассауские оружейники» вынуждены были просить австрийского герцога Альбрехта утвердить этот знак исключительно для Пассау и запретить употреблять его в каком бы то ни было другом месте австрийских владений. «Волчок», изображенный на мече из Пскова, – ранний, какие применяли в Пассау еще во второй половине XIII века. Наверное, клинок этого меча и в самом деле был сделан каким-то мастером в Пассау. А рукоять меча, как считал Яков Иванович Смирнов, древнее клинка. Да и сам клинок первоначально был сантиметров на десять длиннее. Его укоротили со стороны рукояти.

Когда и как это могло произойти?

Нам не известны в точности обстоятельства, при которых австрийский клинок попал на Русь, и кто именно приделал к нему рукоять, но похоже на то, что клинок из Пассау с берегов Дуная попал на берега реки Великой, во Псков, и здесь был приспособлен уже местным оружейником к какой-то старой рукояти. Возможно, что клинок попросту был привезен каким-нибудь странствующим торговцем. Тогда торговали не только готовыми мечами, но и клинками. Но в этом случае непонятно, почему такой высококачественный и безусловно дорогой клинок был укорочен.

Попробуем представить себе, как все это случилось. Ведь это было, видимо, во второй половине XIII века, когда особенно часты и жестоки были столкновения псковичей с меченосцами. Может быть, какой-либо австрийский рыцарь (а у меченосцев служили рыцари из всей Западной Европы – свои грабительские нападения на Литву и Русь они именовали даже «крестовыми походами») потерял в битве свой прекрасный пассауский меч. Может быть, этот меч испытал на себе удар русского оружия, да такой, что сломанный клинок отлетел и в руке владельца осталась лишь рукоять. Может быть, этот удар нанес даже сам псковский князь Довмонт? Во всяком случае, клинок достался именно ему. Довмонт велел приспособить его для себя, приделать другую рукоять. Так и получилось, что клинок был «укорочен со стороны рукояти», как заметил археолог, лет 600 спустя.

Интересно, что до нас дошло известие о том, какую роль играл этот меч в сражениях.

В 1278 году меченосцы во главе с самим магистром ордена вторглись в русские земли и осадили Псков. Положение было тяжелое. Но псковичи во главе с приглашенным еще лет за десять до того в князья Довмонтом упорно и смело оборонялись. Князь Довмонт происходил из литовского княжеского рода. Но еще в молодые сравнительно годы он из-за семейных неурядиц вынужден был покинуть Литву и через некоторое время стал псковским князем. С тех пор он верно служил русской земле, даже крестился и принял русское имя Тимофей. Не раз водил Довмонт в бой псковские полки. Незадолго до событий, о которых мы говорим сейчас, он участвовал во главе псковичей в знаменитом сражении при Раковоре, когда новгородцы и псковичи наголову разбили немцев.

И теперь псковичи задумали решающую вылазку, чтобы отбросить противника от стен Пскова. Тогда в псковском Троицком соборе произошла торжественная церемония. При большом стечении народа князь Довмонт вошел в собор и положил свой меч на алтарь. И целая процессия служителей церкви во главе с игуменом торжественно проследовала к алтарю. Игумен Сидор взял меч и опоясал князя этим мечом. Церемония эта была настолько важна, что попала даже в новгородскую летопись. Наверное, она была нужна, чтобы поднять дух воинов, выступавших против врага. Князю-воеводе торжественно вручали меч как символ доверия государства и залог победы.

Немцы были с огромным уроном изгнаны из Псковской земли. И в этих сражениях Довмонт участвовал не только как военачальник. Один летописец записал, что он «самого немецкого гроссмейстера ранил по лицу мечем своим». В жарком бою сталкивались не только простые воины, но и воеводы. Возможно, что еще не был забыт древний обычай поединка военачальников. Об этом обычае мы знаем также из рассказов летописцев.

Поединки богатырей перед общим сражением бывали и позднее. Так, в 1380 году на поле Куликовом с вражеским удальцом бился русский воин Пересвет.

Нет ничего удивительного в том, что и Довмонт схватился на поле боя с самим гроссмейстером меченосцев.

Довмонт пользовался большой популярностью в Пскове до конца своих дней. Меч его как символ победы помещали, как было сказано, даже на псковских монетах. При этом чеканщики монет изображали не вообще какой-то меч, а именно тот меч Довмонта, который и до сих пор хранится в Псковском музее.

Судьба этой вещи богата событиями. Рукоять меча, видимо, знала когда-то другой клинок, а клинок – другую рукоять. Клинок, сделанный в городе Пассау на Дунае, проделал путь через всю Европу в Ливонию, чтобы быть сломанным в битве на реке Великой под городом Псковом и переменить не только рукоять но и владельца. Лишь тогда меч получил тот вид, который он имеет и сейчас. В таком виде он пережил свои лучшие времена. Торжественно вручили его князю псковичи, не раз сверкал он на полях сражений (и даже нанес удар самому гроссмейстеру ордена меченосцев), прежде чем найти покои в ризнице Троицкого собора, а затем – в Псковском музее.

Наконец, не всякая вещь может похвастаться тем, что с нее делали изображения на деньгах.