Уильям Берроуз
Западные земли

Подобные перспективы не интересуют Джо. Разумеется, это возможно, но зачем это нужно? Межвидовые пересадки открывают более увлекательные перспективы. Например, мозг шимпанзе в человеческом теле. Свободный от уродливых эмоциональных блоков, столь тщательно установленных в человеческом мозгу заинтересованными сторонами, шимпанзе сможет проявить себя как сверхгений, иначе говоря, ему удастся реализовать несколько больше потенциала человеческих возможностей.

И стоит ли останавливаться на этом? Стоит ли вообще останавливаться?

Джо останавливаться не будет. Ему просто негде останавливаться. Он не может полюбить человеческое существо, потому что у него нет внутри ничего человеческого, необходимого для этого чувства. Но он способен любить некоторых животных, потому что кое-что животное у него имеется.

Горе – очень болезненное переживание для Джо – «стальные слезы лил Плутон»²⁰.

Он ощущает боль пластинами своего черепа, искусственной рукой, синтетическим глазом, каждым проводом и цепью микрочипов, каждым атомом своим и фотоном.

Затевая свой проект, посвященный изучению отторжения трансплантатов и иммунной реакции у животных, Джо, вместо того чтобы собрать бригаду иммунологов или хирургов, стал набирать кадры, не имевшие хирургической практики или опыта научно-исследовательской работы. К тому времени, когда студент заканчивает медицинский факультет, его голова настолько забита непереваренной, зачастую ошибочной информацией, что он уже просто не способен мыслить. В добавлении к неправильной информации, студент усваивает также целый набор застарелых предрассудков.

Будучи признанным хирургом с множеством впечатляющих степеней и титулов, Джо без особых трудностей выбил финансирование для своего проекта.

Ему достаточно было указать на экономическую выгодность предприятия: набранный Джо персонал согласился работать за четверть средней заработной платы, принятой в подобных лабораториях. Так уж ли необходимо сманивать деньгами звезду иммунологии из какого-нибудь другого проекта? Большинство компетентных хирургов все равно не станут заниматься этим ни за какие деньги:

– Мы не ветеринары!

Действительно, любой хирург, который согласился работать в Зверинце, как его все называли, наверняка или недостаточно компетентен, или хуже того. Доктор Бенуэй – единственный доктор медицины, принимающий участие в программе, да и то его лицензия была недавно поставлена под сомнение.

Джо подчеркивает необходимость наличия технических навыков, особенно упирая на знания в области электротехники и электроники. Мальчишки, которые с детства любят разбирать и собирать (пусть не всегда успешно) разные вещи. В любом случае, хирурги мало чем отличаются от механиков, кроме того, что в большинстве случаев механики из них никуда не годные.

Вот некоторые из людей, которых принял на работу Джо:

 
Электрик, изобретатель
Компьютерный программист, хобби – изготовление мух для ловли форели
Математик, органическая химия
Резчик по дереву и слоновой кости
Оружейник, часовщик
 

Ветеринар, лишили лицензии за лечение ручных скунсов

Оружейник, изобретатель

Цирковой иллюзионист, гипнотизер

Чертежник, увлекается конструированием моделей кораблей в бутылке

– Хватай!

Бригада Зверинца с головой окунается в дело, подвергая животных немыслимым операциям… сердца, почки, легкие, печенки, аппендиксы пересаживаются в операционной, где зачастую идут одновременно шесть операций; хирурги передают органы и инструменты из рук в руки, поскальзываясь на залитом кровью полу. Мозги перекидывают из одного лотка в другой, словно яичницу.

– Пошевеливайся! У меня здесь беременная самка бородавочника!

День за днем на носилках уносят сшитые вместе из разных частей тела подопытных животных – одних на вскрытие, других в реанимацию. Трудно поверить, но после подобных операций животные оправлялись и оказывались в состоянии ходить, лаять, выть и рычать, так что даже удавалось до некоторой степени изучать их поведение.

Мяуканья в Зверинце не было слышно, потому что Джо не использовал кошек, так же как и енотов, скунсов, норок, лемуров, лис или любых других тварей с высоким уровнем интеллекта. Он вовсе не хотел изучать или наблюдать последствия этой сомнительной хирургии на этих животных – немых свидетелей того, что когда-то Творец умелыми, деликатными и любящими пальцами насаждал жизнь на планете Земля, пока процесс не завершило злое животное по имени Человек, и эволюция остановилась.

Поскольку Человек, вне всяких сомнений, это финальный продукт. И вовсе не потому что гомосап – это вершина совершенства, глядя на которую сам Бог, задыхаясь от восторга, бормочет: «На большее я не способен!» – а именно потому, что Человек – это неудачный эксперимент, зашедший в биологический тупик и обреченный на неизбежное вымирание.

– Отлично, парни, тогда давайте пробьем выход наружу!

Идея гибридизации пронизывает все отношения между человеком и другими биологическими видами, потому что только существо, которое будет походить и на человека, и на животное, сможет перекинуть мост через межвидовую пропасть. Речь идет скорее о ментальных гибридах, мифологических конструкциях, чем о реальных самостоятельных организмах, способных к репродукции.

В задачу Хранителя входит выращивание этих наполовину сформировавшихся созданий и реализация их потенциала. Некоторые существа вырастить удается только ценою жутких страданий, другим же не в силах помочь ничто. Все предыдущее образование, все тривиальные приемы, весь прошлый опыт совершенно бесполезны в данной области…

Он нежно прижимает дух животного к себе, скрестив на груди ладони. Первый в своем роде, единственный в своем роде, прижимается к Нему с полным доверием. У этого существа в мире больше нет никого. И поэтому следует взять на себя полную за него ответственность. Никто другой не возьмет. В чем нуждается это существо? Он должен выяснить это и предоставить ему любой ценой. Ты теперь уже настоящий Хранитель, а не ученик Хранителя, как прежде.

Стоит тебе выйти наружу, и ты уже отвечаешь за себя сам. Тебе самому придется звать на помощь и соизмерять свой призыв с силой твоей потребности в помощи. На этой планете столько говорили о любви, и после всего, что было сказано и сделано на этот счет – а сказано было гораздо больше, чем сделано, – мало кто понимает, что существует любовь намного более сильная, чем любовь мужчины к женщине или мужчины к мужчине, любовь, которая не окрашена ни половым влечением, ни религиозной моралью. Любовь к созданию, которое ты сотворил из всей твоей сущности, превосходит всякую другую любовь.

И ты можешь даже умереть, потеряв это существо, в котором заключена вся твоя жизнь, каждое твое дыхание, каждый твой жест, вся твоя усталость и боль, воплощенные в единственном объекте, ибо такое горе способно убить. Он начинает понимать, почему люди идут на все, что угодно, только бы не попасть в подобную ситуацию. Но он обязан попасть в нее. Ибо взял на себя роль Хранителя.

У дверей бунгало на Палм-Бич, ожидая такси в аэропорт. Похож на мою мать, лицо грустное, как тогда, когда я видел ее в последний раз. Для нее так было лучше. Она очень долго болела. Мертвое лицо моего отца в крематории.

– Слишком поздно. Они уже отъехали от «Кобблстоун Гарденз»²¹.

3

Неферти поглощает свой завтрак за длинным деревянным столом вместе с пятью членами экспедиции: англичанином, французом, русским, австрийцем, шведом. Они разместились в большом сарае, мастерской, заполненной картотечными шкафами, койками, сундуками, полками для инструментов и оружейными пирамидами.

Англичанин обращается к Неферти:

– Ты только посмотри на себя, астронавт хренов! А все надеялись, что ты наведешь здесь порядок…

– Трудновато вдохновлять на подвиги, когда все мои инициативы на корню зарубаются критиками, у которых за спиной – машина компьютеризированного контроля над сознанием.

– Какие еще там критики! Вставай! И вдохновляй нас!

Неферти испытывает внезапный прилив энергии. Он подскакивает до самого потолка. Другие продолжают жевать. Русский, в промежутках между порциями еды, изучает какие-то графики, лежащие у него на столе. Неферти проходит сквозь потолок и натыкается на слой слежавшегося снега. Он прорывается сквозь снег в небо цвета кобальтового хрусталя, раскинувшееся над руинами Самарканда.

Внизу он видит какую-то постройку на сваях, судя по виду – турецкую, которая возвышается над глубоким голубым озером. Он опускается на землю и пересекает небольшой рукав озера по сваям, концы которых возвышаются на пару футов над поверхностью воды, пока не добирается до спиральной лестницы с широкими ступенями, выложенными голубыми и красными керамическими плитками. Ему хочется остаться здесь, несмотря на многочисленные опасности, угрожающие ему. Все равно нет ничего хуже застоя. Он готов даже покинуть свое старое тело, и с этой мыслью он начинает подниматься по ступенькам, ведущим к возвышению, расположенному на высоте двадцати футов над поверхностью озера.

В конце подъема Неферти оказывается перед дверью из полированного серебристого металла, в котором отражается его лицо и его одеяние. Он облачен в татарское платье… золотое шитье, бахрома из красных и голубых шелковых нитей, кафтан с твердыми накладными плечиками и войлочные сапожки. На поясе висит искривленная сабля. Лицо Неферти помолодело, как и его худощавое, мускулистое тело. Зубы – желтые и крепкие, как старая слоновая кость, губы искривлены в безрассудной усмешке. Судя по всему, Неферти грозит неминуемая опасность, взывающая к решительным действиям.

Из двери выступает замок в виде кольца. Он поворачивает кольцо, и дверь открывается. Из-за двери выскакивает маленькая серая собака. Неферти знает эту собаку – он велит ей заткнуться. Следом за собакой появляются еще два пса – черный и коричневый.

Неферти пытается закрыть дверь за собой, но не может понять, как работает механизм.

Он заходит в маленькую комнату, где вдоль стен стоят низкие диваны, а в стены вбиты крючки для одежды. Рядом с прихожей – еще одна комната того же размера, отделенная перегородкой с проходом возле дальнего конца. Во второй комнате находятся два человека – старик в серой джеллабе представляет Неферти полноватому евнуху средних лет с беззубым ртом в коричневом халате; в лице евнуха безошибочно читается властность, хитрость и изворотливость. Старый евнух – Повелитель псов-привратников.

Неферти кланяется и говорит:

– Вы оказали мне честь.

Евнух кланяется в ответ. Судя по всему, речь пойдет о чем-то важном и неотложном.

Слуга приносит мятный чай и стаканы. Трое собравшихся приступают к переговорам. Псы-привратники сидят неподвижно, переводя взгляд с одного говорящего на другого.

Старый евнух достает из кожаной сумки потрепанный томик «Офицеров и джентльменов»²².

Серая собака принюхивается и на миг оскаливает желтые клыки.

Затем евнух достает оттуда же вилку, на которой видны следы засохшего яичного желтка. Коричневый пес принюхивается, и его глаза загораются.

За этим следует страница из газеты, фуфайка с номером 23 на ней, нож с полой ручкой. Черная собака принюхивается… перегородка откатывается в сторону. Псы-привратники гуськом выходят за дверь.

Когда Неферти приказал серой собаке заткнуться, он пошутил – псы-привратники никогда не лают. Безмолвные и целеустремленные, они следуют по ., пятам своей жертвы на расстоянии нескольких дюймов. Как бы быстро ни поворачивалась жертва, псы-привратники всегда остаются у нее за спиной. Это небольшие собаки, не более двадцати фунтов весом, с длинными заостренными мордами, несколько похожие на шипперке²³.

Псы-привратники не охраняют врата, а отворяют их и приводят за собой смерть.

В поисках литературного прецедента обратимся к роману Саки (Гектор Хью Манро) «Несносный Бассингтон».

Комусу Бассинггону, который упустил богатую невесту, попросив у нее в долг пять фунтов – ничто так не раздражает богатых, как то, когда у них просят небольшую сумму денег взаймы, – приходится отправиться на работу в Южную Африку.

Прощальный обед изобилует предзнаменованиями:

– Я не знала, что у вас есть собака, – говорит леди Веула.

– У нас нет собаки, – отвечает Комус. – Во всем доме ни одной.

– Могу поклясться, что я видела собаку, которая шла за вами по пятам сегодня.

– Маленькая черная собака, похожая на шипперке? – приглушенно спрашивает Комус.

– Да, она самая.

– Я тоже видел ее сегодня вечером. Она выбежала из-за моего стула, когда я стал садиться на него.

– А раньше вы ее никогда не видели? – поспешно спросила леди Веула.

– Только однажды, когда мне было шесть лет. Она спустилась вслед за моим отцом по лестнице.

Леди Веула ничего не сказала. Она знала, что отец Комуса умер, когда самому Комусу исполнилось ;шесть лет.

, Заметьте, что маленькая черная собака проследовала за Комусом в столовую. В этом случае она выглядит скорее вестником, чем носителем смерти. Кто натравил на Комуса пса-привратника? Бассингтон изначально обречен как воплощение порочного, несносного мальчишества. Трудно провести отчетливую Границу между вестником и носителем – одно постепенно перетекает в другое.

Средневековый хронист Гюнтер Бранденбургский пишет: «Еще ни разу чума не являлась без того, чтобы сначала кто-нибудь не повстречал оборванного и дурно пахнущего мальчишку, лакающего воду, словно пес, из городского источника, а затем поспешающего далее». Чуму, кстати, именовали тогда Черной Смертью.

А вестник легко может обернуться носителем. Пес-привратник также полон злым роком и несчастьями, как змея по весне – ядом. Пса-привратника натравливают на вполне определенную жертву. Кто-то сказал, что человек создал собаку по своему образу и подобию – причем взяв за основу худший вариант. Соответственно, твой личный пес-привратник всегда является выражением худших сторон личности своей жертвы. Пес-привратник подходит к своей жертве, как ключ к замку.

Черная магия действует наиболее эффективно в предсознательных, маргинальных сферах. Наиболее действенны проклятья, брошенные мимоходом. Если у человека есть основания опасаться психической атаки, самое лучшее – это сделать себя как можно более заметным для того или тех, со стороны кого ожидается атака, поскольку сознательные атаки, которые привлекают внимание объекта, редко приводят к успеху и часто рикошетом поражают атакующего.

Подобная стратегия особенно подходит для критиков. Разрешите включить ваше имя в телефонный справочник, подвергайте писателей нападкам по радио, делайте все, что угодно, ради того, чтобы ваш образ постоянно пребывал на переднем плане внимания неприятеля. А лучше всего – вынудите писателя дать публичное опровержение какого-нибудь предпринятого вами особенно злостного искажения фактов или фальсификации. Вот, например, как следует критиковать автора, который потратил шесть лет на написание романа: «Этот неопрятный винегрет, судя по всему, наспех сляпанный за пару недель».

Правило, которое действует практически всегда: никогда не опровергайте критика и не отвечайте на его нападки, какими бы несправедливыми ни казались вам его заявления. Не позволяйте критику выманить вас на красную тряпку, словно быка на корриде. Не замечайте этой тряпки, даже если критик доходит до того, что начинает бессовестно перевирать цитаты из вашего произведения.

Написание предубежденных, сбивающих читателя с толку рецензий входит в число обязательных упражнений для адепта прикладной черной магии. Обозреватель может укоренять в сознании читателя стойкие неприятные ассоциации в связи с книгой, создавая у него впечатление, что эта книга абсолютно пустая, но не объясняя почему и тщательно избегая ясных И точных образов, которые могли бы привлечь внимание читателя.

Эта процедура основана на научных предпосылках, на так называемом законе Петцеля, который утверждает, что образы сновидений воспринимаются не на сознательном, а на предсознательном уровне. Примите во внимание также гипотезу Фрейда о том, что нейтральный характер предсознательного восприятия позволяет под его покровом вырваться на волю материалу, который не был бы иначе пропущен «цензором» сознания, так что отрицательные аффекты тяготеют к области предсознательного восприятия. Действительно, наблюдается пятидесятисемипроцентная корреляция между предсознательными воспоминаниями и пиковыми отрицательными аффектами. Чарльз Фишер говорит по этому поводу, что сновидения имеют тенденцию подчеркивать незначащие в состоянии бодрствования детали жизни.

Существует еще один трюк: частое обращение к общим понятиям, таким как «средний человек» и редакционное «мы», для того, чтобы заставить читателя примкнуть к высказанному рецензентом неблагоприятному мнению и в то же время замаскировать ментальную лакуну под прикрытием беспредметного и неопределенного «мы». Не следует забывать технику неправильно понятого слова: пересыпайте рецензию редкими словами, которые заставят читателя полезть в словарь. Вскоре читатель начнет чувствовать легкое чувство отвращения с симптомами тошноты при одном только упоминании об обсуждавшейся книге.

Джулиан Чендлер, книжный обозреватель престижной нью-йоркской ежедневной газеты, владеет всеми этими приемами. Для своих профессиональных желчеизлияний он избрал так называемое Движение Битников и отточил на нем до совершенства принципы антиписьма. Писатели используют слова для создания образов. Чендлер использует слова для их разрушения.

В тот день он отправил свежую рецензию в редакцию и договорился с редактором о встрече в три. Перечитав текст своей рецензии, он чувствует уютное, голубовато-холодное свечение в каждой клеточке своего тела. Акция уничтожения удалась на славу, и он это понимает. И редактор тоже это поймет. Две колонки текста – и ни одного зрительного образа… слова, чистые слова. Это вызывает у читателей подавленность и беспокойство, сопровождаемые негодующе-возмущенным бормотанием.

«Действие начинается в Колорадо с преследования одинокого бандита соперничающей бандой, внезапно переносится в горы Йемена целым столетием позднее, где экспедиция ищет неких таинственных обезьян, которым гортань служит половым органом, но встреча с ними вызывает эпидемию чудовищной (о, боже мой!) чумы. Когда эпидемия кончается, герой вновь возвращается на Дикий Запад, где с ним происходит целый ряд запутанных и не имеющих никакого отношения к сюжету приключений… читатель, догадавшийся, по примеру Тезея, взять с собой нить, чтобы выбраться из лабиринта, не померев от скуки в компании этого прозаического Минотавра, возможно, доберется до бессмысленной и надуманной развязки… «Небо темнеет и пропадает». «Столько мучений и все ради этого?» – подумал ваш покорный слуга. Время от времени, правда, надо всем этим витает слабая тень человека, написавшего «Голый Ланч», чтобы показать нам, что он еще не совсем умер, а просто спит, погружая в сон и своих читателей».

Внезапная тишина, которая так часто случается в больших городах… уличный шум стихает, пауза, пробел, и одновременно ощущение, что за дверью кто-то стоит. Этого не должно происходить без предупреждения – даром он, что ли, платит три с половиной тысячи в месяц за квартиру.

Обозреватель подходит к глазку. Площадка пуста до самого выхода из лифта. Он сдвигает засов и открывает дверь. Маленькая черная собака проскальзывает в квартиру, легко, словно ветер, коснувшись ноги жильца. Тот хватается за тяжелую трость, которую он держит за дверью.

– Кыш отсюда!

Но собаки нигде не видать.

«Наверное, забралась под мебель», – решает обозреватель. Но, несмотря на обследование всех темных углов при помощи электрического фонарика, собаку обнаружить так и не удается.

«Наверное, опять за двери юркнула!»

На следующее утро обозреватель жалуется швейцару.

– Собака, сэр?

Судя по всему, ирландец-швейцар с негодованием отметает в сторону даже предположение, что он мог позволить посторонней собаке проникнуть в дом. В конце концов, он швейцар или кто?

– Да, маленькая черная собачонка.

– Маленькая черная собачонка, сэр? (С легким ударением на словах «маленькая» и «черная».)

Джулиан Чендлер худ и невысок ростом. Его семья происходит с острова Джулиан, и он любит хвастаться примесью черной крови. Это невиданная дерзость со стороны швейцара, но лицо его при этом абсолютно бесстрастно, и вот он уже приветственно улыбается другому жильцу.

– О, добрый вечер, доктор Гринфилд!

– Добрый, Грэйди!

Доктор Гринфилд – пожилой белый протестант англосаксонского происхождения, подтянутый, несмотря на все свои шестьдесят, розоволицый, с седыми усами.

Внезапно критик чувствует, как все его тщательно лелеемое почтение к американской элите падает к его ногам кучей туалетной бумаги. Он обдумывает, не написать ли менеджеру дома жалобу на непочтительного швейцара, но потом решает, что лучше этого не делать. В конце концов, какая-то странная собака, которая заходит в квартиру, а потом исчезает…

– Исчезает, вы сказали? А может, вы просто чего-нибудь лишнего понюхали?

Явившись в свой любимый ресторан, Чендлер видит, что метрдотель занят в дальнем конце зала рассаживанием компании посетителей, и медленно проходит к своему обычному столику. Метрдотель замечает критика и направляется к нему с дежурной улыбкой на лице, которая внезапно начинает гаснуть.

– Извините, мистер Чендлер, но мы не пускаем в ресторан домашних животных.

– Домашних животных? О чем это вы?

– О вашей собаке, сэр.

– Но у меня нет собаки!

– Сэр, я видел ее собственными глазами. Маленькая черная собака.

– С улицы, наверное, забежала. Во всяком случае, у меня никакой собаки нет.

Метрдотель явно не верит Чендлеру…

– Гм, по-моему, она спряталась где-то под столиком. Он подзывает официанта, который недовольно заглядывает под столик.

– Пусто…

Камбала оказывается жестковатой, и критик остается недоволен обедом.

Чендлер появляется в редакции в самом начале четвертого.

– Проходите, мистер Аллертон вас ждет.

Новенькая секретарша, еще даже толком не выучила, как зовут редактора. Чендлер стучит в дверь кабинета и заходит внутрь.

К его удивлению, из-за стола, чтобы пожать критику руку, встает незнакомый мужчина: молодой кареглазый блондин, который, кажется, парит в нескольких дюймах над полом.

Пожав руку, он тем же способом возвращается обратно на свое место.

– Какой ужас, вся эта история с Карлом?

– Какая история? Я ничего не знаю! -•– Он сошел с ума.

– Когда это случилось?

– Вчера днем… впал в буйство, насколько мне известно… утверждал, что за ним по пятам следует черная собака.

Чендлер потрясен. Карл всегда славился своей выдержкой.

– Где он? Мы были близкими друзьями. Новый редактор пожимает плечами.

– По-моему, где-то в лечебнице на севере штата. Он роется в корректурах, лежащих на столе.

– Мистер Чендлер… эта ваша рецензия на последнюю книгу. У. С. Холла… вы так категорично утверждаете, что это – плохая книга, но совсем не объясняете причин.

– Но…

Боже, неужели этот болван настолько непрофессионален?

– Но что? – Молодой человек вопросительно поднимает тонкие брови.

– Ах, так… а я думал…

Распоряжение Карла по поводу Холла было яснее ясного: давить при любой возможности.

– Что вы думали?

– Я думал, что от меня требуется неблагоприятная рецензия.

– Требуется? Мы стараемся давать беспристрастные оценки. В конце концов, разве не такова задача критики? Я бы вас попросил переписать это и принести, а мы подумаем…

Слепошарый, известный под кличкой Вижу, и Доставучий, известный под кличкой Хер, – секретные агенты отдела Специальных Операций. Хер – коренастый бывший полицейский, обладающий красной рожей и злыми глазками типичного копа. Их редко используют против вражеских агентов; в основном их жертвами становятся штатские: писатели, художники, кинематографисты, интеллектуалы, изобретатели и исследователи, которые представляют опасность для Большой Картины.

Большая Картина – это план бегства с планеты кучки избранных. Точка отправки – Веллингтон, Новая Зеландия. После этого в действие приводится программа уничтожения. Абсолютно очевидно, что Большая Картина – очень деликатный проект. Даже простые подозрения о том, что проект существует, могут нанести ему серьезный ущерб. Как сказал поэт: «После такого признания как оправдаться?»²⁴

Оба агента обучены приемам самообороны на тот маловероятный случай, если жертва перейдет в контратаку. Обычно она бывает слишком растеряна, чтобы оказать спонтанное физическое сопротивление. Тем более что нападение обычно совершается в тот миг, когда жертва наиболее физически уязвима. Агенты обладают инстинктом, который помогает им безошибочно выбирать время для атаки.

Вижу – более сложное изделие, чем Хер, плод экспериментов по созданию искусственного характера, рассчитанного на компьютере для воздействия на конкретную жертву. Он является во всех отношениях диаметральной противоположностью жертвы. Внешность у него совершенно неприметная: он не красив и не уродлив, не высок и не низок, темноволосый, сероглазый, мосластый, идеальный муж для низкорослой, рыхлой и глупой бабы.

Жертва посетила литературную конференцию в Харроугейт. Это был тихий ужас. Страх окутывал гостиницу как одеяло, он окутывал чахлый садик за гостиницей, конференц-холл. Когда жертва взяла в руку микрофон, она почувствовала, что рука дрожит.

Первый утренний поезд до Лондона набит битком, так что писатель покупает билет в вагон первого класса. Но и в первом классе в купе заняты все места. Напротив него сидит молодой человек, который читает «Офицеров и джентльменов». Когда поезд подъезжал к вокзалу Виктория, молодой человек посмотрел на него прищуренными глазами, источавшими ненависть, словно две ядовитые жабы, так что писатель даже уронил на пол спичечный коробок. Позднее он увидел этого типа в голове длинной очереди на стоянке такси. Ненависть и отвращение в глазах Вижу возникают именно тогда, когда они могут произвести наиболее сильное впечатление на жертву.

Хер много пьет и набирает вес. Большая Картина вступает в завершающую фазу: ее руководители захватывают контроль над президентами, премьер-министрами, членами правительств и спецслужбами. К голосам малочисленной оппозиции никто не прислушивается. Поэтому услугами Хера пользуются все реже и реже. На самом деле он создает для департамента постоянные проблемы. Им уже дважды приходилось вносить за него залог, когда его арестовывали за оскорбление действием и непристойное поведение.

– В следующий раз выпутывайся сам.

Почувствовав потребность промочить горло, он заходит в паб на Уорлд'з Энд. В пабе двое мужчин за дальним концом стойки, рядом с ними на полу калачиком свернулся бульдог хозяина паба. Сам хозяин протирает стойку. Хер собирается подозвать его и заказать выпивку, но тут бульдог замечает Хера и начинает рычать. Собака скалит желтые клыки, шерсть у нее на загривке становится дыбом.

– Что это на твоего пса нашло?

– Ничего особенного, – отвечает хозяин, продолжая протирать стойку. – Просто ему не нравятся такие звуки.

– Какие звуки?

– Звуки, которые вы издаете.

– Но…

Тут мужчины за дальним концом стойки поворачиваются и неодобрительно смотрят на Хера. Видно, что это крепкие орешки.

– Черт бы вас всех побрал! Совсем с ума тут посходили! – восклицает Хер и поспешно покидает паб.

И только тут он замечает, что за ним по пятам следует маленькая черная собака. Он резко оборачивается и пытается пнуть собаку, но та вновь оказывается у него за спиной. Он делает несколько попыток, но собака всегда успевает перебежать за спину.

Вскоре собака становится для него чем-то вроде наваждения. Она следует за ним несколько кварталов, а затем исчезает. Через некоторое время он покупает тяжелую трость из древесины терна. Несколько дней собака отсутствует. Затем, когда он идет по Олд-Бромптон-Стрит в районе, где раньше находился отель «Императрица», собака вновь возникает у него за спиной – маленькая черная собачонка, от которой исходит странный рыбный запах. На углу Олд-Бромптон-Стрит и Норт-Энд-Роуд он резко оборачивается и бьет тростью. Трость рассекает воздух. Хер теряет равновесие и падает прямо под колеса грузовика, развозящего белье из прачечной.

Несчастный случай с Хером попадает в колонку происшествий на последних страницах газеты. Известие о смерти коллеги попадается на глаза Вижу и вызывает у него подозрения. Он – педантичный человек с фотографической памятью. Он берет в прокате пишущую машинку и составляет детальный отчет обо всех заданиях, которые он выполнял для британской военной разведки: «Я Был Профессиональным Дурным Глазом MI-5». Он отдает конверт на хранение своему адвокату, чтобы в случае внезапной смерти от несчастного случая или иных причин тот передал материалы в «The News of the World», :«People» и другие, более консервативные органы печати, включая лондонскую «Times».

В MI-5 при известии о гибели Хера удивленно поднимают брови.

– Похоже, Хер просто нажрался и упал под машину, точка. Туда ему и дорога.

– Это точно, что туда ему и дорога, но…

В том же кабинете несколькими днями позже:

– Вижу перепуган, он угрожает передать информацию в газеты. Хочет денег и американский паспорт !«а новое имя.

– Пусть отдохнет.

Агент кидает на стол конверт:"

– Это оригинал, из сейфа адвоката. А на его место мы положили другой, содержащий безумные, параноидальные бредни.

– Великолепно. Думаю, Генри сумеет решить эту проблему.

Вижу пьет пиво за угловым столиком в пабе на Норт-Энд-Роуд.

– На кого это ты пялишься?

Четверо скинхедов в ботинках со стальными мысками идут по бару.

– Послушайте, я ни на кого не смотрел. Лицо паренька искажает гримаса ненависти.

– Это ты-то ни на кого не смотрел?

Вижу приходит в сознание в палате реанимации.

– Да, вам порядком досталось. Ничего, к счастью, не сломано, но, возможно, имеется сотрясение мозга. Мы бы вам посоветовали остаться в больнице еще на пару дней.

– Нет, я уже чувствую себя хорошо.

Интерн пожимает плечами. Черная собака выскакивает из больницы следом за Вижу. Это, решает он, устройство слежения. Они пытаются выяснить, где находится конверт. Но когда он открывает дверь своей комнаты, собака первой проскальзывает внутрь. Он пытается схватить ее, но острые, словно иголки, зубы тут же впиваются в руку.

– Черт побери! – Вижу захлопывает дверь. – Ну все, сукин сын, теперь ты мне попался!

Он достает из потайного ящика полуавтоматический револьвер двадцать второго калибра с глушителем и начинает заглядывать под стулья и открывать шкафы. Из раны на руке капает кровь.