Записки у изголовья – Сэй-Сёнагон

Необыкновенно поэтичная книга. Казалось бы, ничего особенного: размышления придворной дамы, жившей тысячелетием ранее, но как написано, сколько красок, запахов, звуков, сколько красивых в простоте впечатлений! Средневековая Япония в «Записках у изголовья» – это страна реальная и вымышленная. Ты ничего не узнаешь о политике того времени, о войнах и суровых нравах. У Сэй Сёнагон Япония сахарная, почти волшебная, этакая «страна, которую они потеряли». Замечательная власть, необыкновенно умная и благожелательная императрица, во дворце которой служит писательница, забавы придворных, их маленькие интриги – и стихи, много-много стихов! Кажется, в те времена стихи писали абсолютно все, писали по любому поводу, умением складывать искусно слова гордились, а если уж твое стихотворение удостоилось переписывания, то ты, можно сказать, оказался на вершине славы. В своем дневнике (а это именно дневник, и автор не собирался его распространять) Сэй Сёнагон расслабленно размышляет обо всем на свете. Вспоминает забавные случаи. Перебирает подарки своей госпожи. Перечисляет, что ее смешит, что раздражает, что кажется ей умным, а что, наоборот, ужасным, пошлым и нелепым. Нельзя сказать, что автор дневника очень уж интересная и замечательная личность, но ее размышления достаточно точны, она неплохой психолог и легко замечает важное. Оттого и читать ее интересно, в рассматриваемых ею типажах и ситуациях узнаешь знакомое тебе, и не важно, что прошло больше тысячи лет. Меняются формы жизни, но не ее содержание. Лучшее в книге – это описания Японии, снега и деревьев, восхитительная атмосфера унесенного времени. Чувствуешь, что Сэй Сёнагон набила руку, сочиняя стихи в честь «всего», и не стесняется своего таланта. Можно с уверенностью сказать, что «Записки у изголовья» – отличный образец литературы своего времени, и нет ничего удивительного в том, что они дожили аж до 21 века.

Ну ваще-то это ЖЖ. Средневековое японское ЖЖ. Фрейлина императрицы Сей Сёнагон написала свою книгу «Записки у изголовья» в виде маленьких, которотеньких заметочек. Например, у неё есть разделы:

"То, что утонченно-красиво";

"То, что радует сердце";

"То, что дорого, как воспоминание";

"То, что неразумно";

"То, что великолепным";

"То, что пленяет утонченной прелестью";

"То, что вызывает досаду" – и так далее, и тому подобное.

Кроме того, в этой книжке есть такие главки, как «Птицы», «Деревья», «Цветы», «Насекомые».

И маленькие сценки из жизни императорского двора.Конечно, это японский импрессионизм – попытка, и попытка удачная, передать свои мимолетные впечатления.

"Немногословие прекрасно", – пишет Сёнагон в начале своего труда, и уж что-что немногословие ей удаётся. Крайне лаконично. И как бы мы не относились к автору, как бы нам не было странным, что такая тщеславная особа, которая искренне переживает за свои стихи, вдруг говорит: «Я вовсе не хотела, чтобы мои личные записки кто-либо прочитал», как бы мы не подозреваем её в лукавстве – что у неё не отнять – это чувство прекрасного. Видит красивое в некрасивом, и уродливое в прекрасном. Например, начало книги:

"Весною – рассвет.

Всё белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу.

Летом – ночь.

Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно. Даже во время дождя – необыкновенно красиво.

Осенью – сумерки.

Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, – какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно невыразимой печали: шум ветра, звон цикад…

Зимою – раннее утро.

Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен, белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли, – так и чувствуешь зиму! К полудню холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла, вот что плохо!"И вся эта утонченная культура, воспитанная замечать такие вот мимолетности: цветение вишни, утренний иней, свежевыпавший снег, закаты, цветы, сияние полной луны, лицо девушки, читающей письмо возлюбленного – тебя потрясает.

Как много красоты в этом мире, и как мало ты видишь!

Печальная, грустная красота. Очень тонко и хорошо.Но что потрясает ещё – эта книга написана 10 веков назад, 1000 лет пролегает между тобой и утончённой, тщеславной, тонко чувствующей и ясно мыслящей японкой – а чувства всё те же! Та же любовь, ненависть, желание покрасоваться, досада, нежность, преданность, гордость, спесь. Например, как точно, посмотрите сами:

"Он всё тот же, но каким он казался тебе, пока ты любила, и каким кажется теперь! Словно два разных человека".Короче, конечно, я схалтурила. Это издание «Азбуки-классики» мало того, что сокращенное, так ещё и без всяких комментариев. Например, эти чёртовы лунные месяцы! Честно говоря, возможно я опростоволосилась, села в лужу и ваще так низзя, но я прикинула на глазок и считала их лунные месяцы и наши идентичными. К чему я веду? К тому, что в месте, которое нельзя называть, лежит перевод этой книжки – более полный и с комментариями. Так что, возможно, когда-нибудь я перечитаю. Но быть может, я всё-таки оправдаюсь в ваших глазах, когда скажу, что узнав о существовании более полной комментированной версии, я всё-таки выбрала эту – безо всяких комментариев. А всё потому, что я не хотела, чтобы между её впечатлением и моим кто-нибудь стоял. Даже комментатор с таблицей лунных месяцев.И ещё. Эту книгу я читала по чуть-чуть, по глоточку, по 10 страничек в день, по утрам, когда дом ещё не проснулся и оголтелые родственники не бегают в поисках своих ключей и носок. Только я и она, и вся безграничная красота мира, которую так точно подметила и так афористично записала женщина, которая жила 10 веков назад.

Что это было за чтение! Максимально непривычное, максимально необычное, и при этом…

Не могу себя назвать новичком в японской прозе – даже в настоящей японской прозе. Такое ощущение, что это люди не просто из другой части света – с другой планеты. Даже в ряду восточных культур – ввиду своей закрытости, и при этом влияния всего на свете – японская стоит особняком.

В принципе – это дневниковые записи придворной дамы, которая после насыщенного дня приводит мысли в порядок. И начало уже поразило – это словно японские стихи в прозе: хайку, хокку, танка – не возьмусь судить. Какое-то такое поэтическое упражнение – обо всем, что увидит или в голову придет. Но – это еще не все, и записи я условно разделила на три части: 1) просто перечисление чего-то – рез, озер, гор, романов. Совершенно непонятно, к чему это было – еще и приправленное японскими названиями. 2) «То, что…» – интересные наблюдения – то, что радует, огорчает, злит. Вот это было – самым интересным, потому что на каждом пункте хотелось немного остановиться и подумать над этими наблюдениями. Как быстротечно время, как приятно, когда ребенок доверчиво утыкается в шею, почему бонза должен быть дородным… 3) Какие-то дворцовые сплетни и истории. Возможно, это было уже не так поэтично – но доказывает, что ничто человеческое японцам не чуждо. Очень женские такие истории – с оглядкой на 10й век: как мужчины посещают женщин, как приятно, когда императрица тебя выделяет… Даже мне запомнилась одна история – почти сказка – как китайский император испытывал японского загадками: где верхушка у деревяшки, которая из змей самка. И весь японский двор решает эти загадки.

Книга обладает удивительным свойством. Западный мир – он такой бегательный, соревновательный. Все куда-то бегут, за что-то борются, что-то выгрызают И мир вокруг – словно размывается, как из беличьего колеса. Я помню это ужасное ощущение «пони бегает по кругу» – когда и жизнью это назвать нельзя – а просто маршрут из А в Б. И тут – такая медленная, медитативная, созерцательная книга – когда можно увидеть, вздохнуть, подумать Конечно, у японцев возвышенное соседствует с плотским: когда ты видишь на гравюрах сакуру, сливу, журавлей, и тут – здрасьте: «Сон жены рыбака». Наверное, я была к этому готова после Рут Озеки – Моя рыба будет жить Вспомнился японский термин ваби-саби: искать красоту и возвышенное в ее истинной чистоте и неподдельности: лунном свете, слезах, дожде…

Очень мне понравилось, как автор красиво и очень по-женски передает одеяния и цвет. Меня всегда это завораживало – от живописи на кимоно до цветов одеяний – пурпурные, сливовые… Как красиво она подбирает сравнения – небеленные лица сравнить с землей… Но самое ценное – это наблюдения, которые заставляют остановиться и задуматься. Начиная с того, чтоЗимой должна быть стужа, а летом – жара*Июль месяц, а у нас с утра 10 – ну как это называется?!

Не знаю даже, стоит ли рекомендовать книгу. Это – совершенно уникальный опыт чтения и созерцания. Даже когда человек вынужденно останавливается: долго ждет или заболевает – это уже смена шаблона. Но – книга сложная: зубодробительные японские названия, и на 300 заметок – больше 400 сносок. Можно использовать и в качестве культурного ликбеза: об устройстве японского двора или японских зятьях. Но лучше книгу употреблять – как инъекцию прекрасного. Словно поэзия белым стихом, когда многие заметки – называются первой строчкой. Приятное получилось чтение – когда захотелось посмотреть что-нибудь вроде «Мемуаров гейши» или «47 ронинов» (я знаю, что это Голливуд – но костюмы и пейзажи!) или добраться до зала японской гравюры в Эрмитаже. Жизнь и красота – вокруг нас, и книга об этом напомнит.