Дмитрий Кондратенко
Зигун
Как-то незаметно человек перестал быть личностью с правом иметь свое мнение. Если твое мнение отлично от большинства (хотя кто знает, большинства ли), значит… ты автоматически враг своему государству. Все решения в стране принимаются по понятиям, игнорируется Конституция и свобода слова. Законы потеряли свое значение, все основано на лжи и обмане. Точнее, на самообмане, поскольку так проще жить. Отстраненность и равнодушие правит в этом мире.
Равнодушие – самый страшный грех. С согласия молчаливых совершаются самые страшные преступления. Значит, где-то там все наши прегрешения складываются для вынесения нам приговора.
«Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
«Многие не грабят; а скорее милосерды, но они блудодействуют и, таким образом, в других отношениях оказываются нечистыми. Итак, Христос повелевает при других добродетелях хранить и чистоту, или целомудрие, не только по телу, но и по сердцу, ибо помимо святости, или чистоты, никто не увидит Господа. Как зеркало, оно чисто, только тогда отражает образы, так и созерцание Бога и разумение Писания доступно только чистой душе».
Толкование Мф. на 5:8.
Глава 1
Ангелом Зигун стал работать недавно – после того, как трагически погиб в автокатастрофе. Точнее, это он думал, что произошла трагическая случайность. Кстати, тот парень, что вылетел ему навстречу, тоже успел подумать, что ему не повезло и это стечение обстоятельств. Но оказалось, что все не так просто. Вернее, все совсем не просто.
Очнулся Зигун в темной комнате на кровати. Из одежды на нем был только белый халат с капюшоном. Это был даже не халат, а балахон неопределенной формы.
Зигун встал с кровати, огляделся. Он находился в комнате небольших размеров. В углу стояла кровать. Рядом с кроватью письменный стол и стул. На столе лежали Библия и Евангелие. Над столом было небольшое окно. Окно располагалось выше головы Зигуна, и он видел только падающий свет от него. Это не было солнечным светом или светом от лампы. Свет падал… словно в осенний хмурый день, когда вроде и не холодно, но при этом не ощущаешь солнечного тепла.
Зигун оглядел себя. Он стоял голыми ногами на полу и при этом не чувствовал холода или тепла. Раньше у него всегда мерзли ноги, поэтому он ходил в носках, кроме жарких летних дней, когда довольствовался сланцами и шортами.
Чувствовал он себя как обычно, только будто во сне: мог двигаться, ходить, все понимал и все помнил… но при этом ничего не чувствовал. Он сделал шаг, но не почувствовал напряжения в ногах. Поднял руку – она поднялась. Он это увидел, но ничего не почувствовал.
Подошел к двери, толкнул ее. Она открылась, но привычного ощущения от толчка не было. Он шагнул вперед – и замер от яркого света. Сделав несколько шагов, он оказался в центре белого зала со столами, стульями и прочей стандартной мебелью. Вдоль стен располагались огромные стеллажи. На них стояло множество весов, самых обычных, на которых в стародавние времена взвешивали с помощью гирек. На одной чаше у всех весов лежали белые шарики, на другой – черные. Где-то белых было так много, что весы перевалились на один бок, где-то перевешивали черные. В большинстве случаев же шариков обоих цветов было примерно поровну, разве что на некоторых белые перевешивали.
На столах были разбросаны белые папки с личными делами. На каждой обложке можно было увидеть фамилию, имя, отчество и дату рождения.
Подойдя к столам ближе, Зигун удивился: на некоторых папках стояли номера приговоров, даты вынесения их и даты смерти. При этом даты смерти не совпадали с датой приговора. На таких папках была печать: «Приговор приведен в исполнение». Но лежали и папки, где был номер и дата приговора, но не было даты смерти. Получается, приговор еще не исполнили.
Холодок пробежал у Зигуна по коже. Он поднял глаза и осознал, что находится посередине огромного зала, где стоят миллионы таких весов, что перед ним, и лежат миллионы личных дел на каждого человека с момента рождения. Опустив глаза, он более внимательно всмотрелся в надписи на папках. На многих было выведено: «Вынесен приговор», – но не было надписи «Приговор исполнен». Получается, эти люди были обречены, только они об этом не знали. И при этом совсем не важно, как это произойдет, но оно произойдет в любом случае.
Зигуну стало тяжело дышать, захотелось на воздух. Выходит, что… ему тоже вынесли приговор?.. Но как, за что?.. Что такого плохого он сделал?! Он ведь никого не убил, не ограбил, он хороший и порядочный человек. По крайней мере, так считал он сам и окружающие его люди. А может, они так и не считали…
Все еще надеясь, что это ошибка, он подошел поближе к группе молодых людей, среди которых была милая девушка. Они что-то бурно обсуждали, пока рядом стояли молча двое в черном и просто наблюдали.
Говорила эта девушка. Обращалась она к самому старшему:
– Николай Фёдорович, у нас образовалась группа из тридцати человек. Все едут на экскурсию завтра рано утром. На двадцать пять человек из них вынесены приговоры. Я считаю, нельзя упускать такой случай. Выезжают они ночью, там дорога в горах, серпантин крутой. Ночь, горы, крутой поворот – обычная авария. Это же сколько мы времени и сил разом сэкономим!..
От удивления у Зигуна рот открылся сам собой. Ему даже захотелось что-то крикнуть этой милой девушке, но он не смог. Вот тебе и миленькая девица…
Справа от нее стоял юноша, с виду ботаник. Хлипкий какой-то, в огромных очках с толстыми стеклами. Тем удивительнее было, когда он резко вскочил, заявив:
– Я категорически против! У пятерых человек нет вынесенных приговоров. С ними вы что будете делать? Или опять хотите по беспределу, как в прошлый раз, когда самолет упал? Сколько же невинных людей погибло!..
– Егор, – обратилась девушка к нему, – тогда, и ты сам это прекрасно знаешь, произошла ошибка. Это была… недоработка, человеческий фактор. Все эти люди, у которых не было приговора, должны были опоздать на рейс. Но почему-то этого не произошло.
Она при этом покосилась на людей в черном. Они же как стояли невозмутимо, так и продолжали наблюдать, ничем не выдав, что слова были адресованы им.
Как потом выяснил Зигун, один из этих черных был старшим. Звали его Суркан, он имел прямой выход на Самого. В этот раз Суркан стоял молча и не проронил ни слова, только внимательно слушал.
Задачей черных – это Зигун тоже узнал позже – было отправить на тот свет как можно больше людей. И им по большому счету было не важно, имел человек приговор или нет. По закону же, если у человека не было вынесенного приговора, он должен был доживать до старости и умирать своей смертью. Но это по закону… На деле же черные при любом удобном случае пользовались своей возможностью и «помогали» людям не дожить до старости. Чтобы этого не происходило, существовали ангелы, которые должны были следить за своими подопечными. Кроме того, черных могли отправить в суд, если было точно установлено и доказано, что те действовали без приговора. За это могли отлучить от работы и отправить в ад.
Адом по сути было вечное уничтожение. Медленное, но верное тление в абсолютной темноте. Не зря говорят – гореть в аду. Все так, только огонь этот медленный и вечный. Поэтому черные крайне редко использовали свои широкие возможности, разве что когда были полностью уверены в безальтернативности ситуации. При этом, как правило, в зону риска попадали люди без ангелов. Во вторую очередь шли «на убой» те, кому был положен ангел, но таковых человеку не выделяли по причине нехватки кадров, поскольку ангелом мог работать не каждый. За такими присматривали свободные от работы другие ангелы. Дальше по очередности риска шли люди с имеющимися у них ангелами, а высшей кастой были люди аж с двумя ангелами-хранителями.
По какому принципу шло такое разделение – никто толком не знал, информация об этом была закрытой. Решение принимал Сам своими секретными указами. Насчет остального были только догадки. Как правило, ангела давали при рождении, но были случаи, когда этот вопрос решался и много позже. Некоторым же предоставляли второго ангела – видимо, это было результатом должных мыслей и праведных действий человека.
Некоторые из черных имели прямой доступ наверх, отправляясь туда с докладами отчитываться о проделанной работе. При этом они не упускали возможность высказать и свою точку зрения на происходящее вокруг, не забывая акцентировать внимание на ошибках ангелов и на их просчетах, если таковые случались, конечно. Этим они старались как можно сильнее ослабить влияние ангелов на принятие решений. Мечтою черных было расставить вокруг на посты как можно больше своих, нейтрализовав до минимума работу ангелов. Ангелы, к слову, все это знали и понимали, работая в противоположном направлении.
У ангелов старшим был Николай Фёдорович, он тоже лично ходил докладывать наверх. Поэтому Суркан старался присутствовать на всех мероприятиях, где появлялся Николай Фёдорович. Ангелам это, конечно, не нравилось, но воспринимали они такое спокойно, ведь вся работа велась в открытую, скрывать ангелам было нечего. В итоге складывалась система некоего взаимного контроля и сохранялся баланс, при котором ни у одной стороны не было возможности захватить, так сказать, власть.
Все это Зигун узнал позже, а сейчас прямо на его глазах решался вопрос жизни и смерти невинных людей.
– Что значит «человеческий фактор»?! – взорвался Егор. – А кто должен был все перепроверить? Не надо с больной головы валить на здоровую. Отвечала тогда за все ты!
– Я же уже сто раз объяснялась по той ситуации! – возмутилась девушка. – Или ты меня подозреваешь? – гневно спросила она, слегка подавшись вперед. Казалось, еще немного, и она бросится на Егора как дикая кошка.
– Да нет, что ты…. – испуганно пролепетал Егор.
– Тогда все, тема закрыта! – резюмировала его собеседница, после чего повисло тягостное молчание.
Все это время напротив девушки сидел мужчина лет тридцати пяти и не отрывал глаз от нее – это явно бросалось в глаза, потому Зигун сразу понял, что тот неровно дышит к ней. Ведь только две вещи, как говорится, нельзя скрыть – любовь и богатство. Девушка при этом не замечала влюбленного взгляда или искусно делала вид, что не замечает.
Что-то в девушке Зигуну не нравилось, но он никак не мог понять, что же именно. Красивое лицо, голубые глаза… блондинка с шикарной фигурой. Бедра были шире, чем в классическом общепринятом стандарте, но это придавало особую грациозность фигуре, особенно когда она сидела нога на ногу. В общем, это была девочка с рекламного постера, мечта поэта, но что-то в ней Зигуну мешало. Он никак не мог понять причину этого чувства и был, признаться, сильно этим озадачен.
– Алёна права, – сказал мужчина. (Значит, ее зовут Алёна, подумал Зигун. Прекрасное имя и чарующая внешность – и это совершенство хочет преспокойно отправить на тот свет невинных людей. Конечно, это, наверное, ее работа, а люди, может, и не такие невинные, а он мысленно нападает на нее, не зная всех обстоятельств.) – Я тут посмотрел личные дела этих пятерых человек, – продолжил он. – У четверых уже давно весы на черной отметке.
– И думать не смейте об этом, уважаемый Кирилл! – тут же отреагировал Николай Фёдорович.
Этого влюбленного в Алёну, выходит, зовут Кирилл. Он сразу не понравился Зигуну. И последнее его предложение об ускорении процесса вынесения приговоров только подтвердило это.
Кирюха… Зигун поймал себя на мысли, что давно не любит это имя, стал вспоминать, где и при каких обстоятельствах встречался с людьми с таким именем, – и, между прочим, вспомнил. В институте у них в группе был парень по имени Кирилл, все его звали Кирюхой. И как-то этот Кирюха пытался подгадить Зигуну, оттуда и негативные ассоциации с именем.
Дело было на первом курсе института. Всех студентов тогда отправили на картошку. С Зигуном из одногруппников особо никто не дружил: в группе были только москвичи, лишь один Зигун приехал издалека. А после колхозных сборов, когда вернулись в Москву, всем студентам за хорошую работу выдавали талоны на распродажу. В то время все было в дефиците, а что-то по-настоящему нужное и редкое можно было купить только с этими талонами. Распродажи были в ЦУМе, ГУМе и в других крупных магазинах, раздавали талоны на одежду, обувь, косметику и прочие нужности.
Собрали тогда всех студентов в небольшом парке у института и начали раздавать талоны. При этом давали один талон на двоих – похоже, начальство из профсоюзов, распределяющее талоны, уже в то время умело делить в свою пользу. Но никто не задавал лишних вопросов – на двоих так на двоих. Все одногруппники тогда разбились по парам, лишь Зигун оказался в гордом одиночестве. И оставаться без талона, честно говоря, было обидно.
– Ну что – без пары? – ехидно поддел тогда Кирюха.
– Выходит, что так… – ответил Зигун.
– Не повезло! – с довольной ухмылкой сказал Кирюха.
– Подожди, – сказал Зигун, – а где Андрей? – это был их одногруппник, который не пришел на раздачу талонов.
– Видимо… ему было не нужно, – пожал плечами Кирюха.
– Тогда я получу за себя и за него, – кивнул довольно Зигун. И он не мог предположить, что произойдет дальше, иначе смолчал бы.
Начали раздавать талоны. Нужно было подойти к начальству, назвать две фамилии – и получить талон. И тут Зигун увидел, как сквозь толпу продирается Кирюха и кричит, что нужно подходить только парами.
Вот же какой гаденыш, подумал Зигун. Сначала его проигнорировали, а теперь он должен лишиться талона… Ну уж нет!
Зигун ринулся к столику, пока в толпе орали, желая как можно быстрее получить талоны. Кирюха у столика оказался первым и стал что-то объяснять организаторам. В итоге из-за толпы сложно было понять, где пары. Зигун протиснулся следом и назвал две фамилии – свою и того самого отсутствующего товарища.
– А где второй? – спросили Зигуна.
– Да там он!.. – кинул рукой Зигун в толпу.
– Ладно… – и Зигуну отдали талон.
При этом Кирюха пытался что-то кричать и доказывать неправедность получения талона Зигуном, но его никто слушал. С тех пор имя Кирюхи Зигун запомнил навсегда.
Воспоминания Зигуна прервал голос Николая Фёдоровича:
– Это не наше дело – смотреть, в каком положении весы. На все воля божья. И без суда и приговора не смей трогать личные дела… – тихо, но жестко сказал Николай Фёдорович этому Кирюхе.
– Давайте что-то придумаем, – не унималась Алёна. – Если не сейчас, то потом такого случая не будет, придется с каждым решать вопрос индивидуально. У нас и так людей на всё не хватает, приговоры лежат не исполненные по нескольку месяцев.
– А ты чего так переживаешь? – вставил Егор. – Это их проблемы, – кивнул он на людей в черном. – Они исполнители.
– А с нас – подготовка всех материалов! – вскипела девушка. – И потом на совещании они все свалят на нас, что это мы затянули с оформлением. И это не тебя будут ругать, дорогой мой Егорушка! И не тебе стоять с понурой головой.
Один из тех, кто был в черном, довольно при этом ухмыльнулся.
– Хватит! – отрезал Николай Фёдорович. Ему это, кажется, начинало надоедать. – Какие конкретно у тебя предложения? – обратился он к Алене.
– Ну у них отель так себе – две звезды… Ресторан тоже никакой… Предлагаю этим пятерым устроить отравление, чтобы они не поехали.
– А если все-таки поедут? – не унимался старший.
– Значит, надо так отравить, чтобы и мысли о поездке у них не возникло! – дерзко ответила спорщица.
– Какой вариант на подстраховку? – не унимался Николай Фёдорович.
– Не надо вариантов. Я лично сегодня не буду спать и проконтролирую все сама.
Николай Фёдорович медленно покачал головой:
– Хорошо… – Он как будто искал повод отсрочить приговор, хотя на самом деле, кажется, просто не хотел смерти невинных людей. – Хорошо, – повторил он, – с группой все понятно. А что будет с водителем? У него все черное, его дело в суде, но приговора нет.
– Я вчера написала прошение в Высший суд с просьбой решить вопрос в срочном порядке. Сегодня на вечернем заседании приговор будет.
– Вот сука! – вырвалось у Егора.
Все сделали вид, что ничего не услышали.
– Заседание закрыто, – объявил Николай Фёдорович. – Готовьте документы на исполнение и передавайте, – он кивнул в сторону молчаливых людей в черном. – За тех пятерых отвечаешь лично, – тяжело взглянул он на Алёну.
Она с довольной ухмылкой ответила:
– Будет сделано.
– А вы что стоите, молодой человек? – обратился он к Зигуну. Зигун аж вздрогнул. – Жду вас в своем кабинете. – Зигун в ответ смог только промычать что-то нечленораздельное. – Дверь в конце зала и направо. – Молча кивнув всем, старший быстро пошел в конец зала.
Зигун пошел в конец зала. Сначала он никак не мог найти дверь, которую ему указали, но тут увидел небольшой коридор и справа дверь. Он открыл ее и очутился еще в одном зале, только поменьше. Там были люди в таких же белых балахонах, как и у него. Оглядевшись, он обнаружил неподалеку и группу людей в черном.
Мимо пронесся парень, чуть не задев его.
– Тебе туда, – бросил спешащий ему на ходу. – В конце зала, дверь справа.
«Опять в конец зала и опять дверь справа. Сколько же тут этих залов… и откуда этот паренек знает, куда именно мне нужно?..» – подумал Зигун.
Все двери выглядели одинаковыми. Зигун шел через зал, на стеллажах увидев огромное количество личных дел и рядом с ними весы. Некоторые весы немного пошатывались то в одну, то в другую сторону – на них было одинаковое количество шариков, и в любой момент весы могли склониться в ту или иную сторону. Любой, кто проходил мимо, мог случайно задеть их – и все, доказывай потом, что шариков было поровну, никто пересчитывать не будет. К некоторым весам подходили люди в белом или в черном. Каждый кидал белые или черные шарики: белые – за добрые дела, а черные – за грехи.
Люди в белом, как понял Зигун, были ангелами, теми, кто всю жизнь оберегает людей и контролирует работу черных, чтобы те действовали в рамках закона. В черном были демоны. Их задачей было фиксировать все грехи, а после вынесения приговора приводить его в исполнение. Это и было своеобразной системой сдержек и противовесов – даже тут все было как на Земле.
Стоя перед дверью, Зигун раздумывал о том, что на каждого из людей, оказывается, с рождения заводится личное дело, в котором постоянно пополняют статистику хороших и плохих действий и мыслей. Все это измеряется шарами – белыми или черными, разными по размеру, в зависимости от значимости. И у тех, кто дожил до старости и умер своей смертью, весы так и остались в белой зоне – и приговоров им не выносится. Всех остальных же рано или поздно ждал суд и приговор. Получается, ему тоже вынесли приговор. И тому парню, что в него въехал. Вот какие молодцы – объединили двух приговоренных в одну аварию, и всё, дело сделано. Если, конечно, снова кто-то не накосячил. Как стало понятно из разговора Алёны с Егором, такое тоже случается.
Тут Зигуна бросило в жар: а вдруг и с ним… косяк?! Он сейчас войдет, с его делом разберутся, принесут извинения – и он… очнется! Эта мысль Зигуна обрадовала: конечно, именно так все и будет. Он держался за ручку двери – и не знал, что его ждет за ней. Так или иначе, терять ему было нечего.
Внутри он увидел небольшой кабинет, письменный стол, заваленный папками. За ним сидел Николай Фёдорович. Непонятно было, как он успел появиться тут быстрее Зигуна. На вид хозяину кабинета было лет пятьдесят пять, у него оказалось довольно добродушное лицо, как теперь разглядел Зигун, начавший проникаться к Николаю Фёдоровичу симпатией, пока тот не огорошил вопросом:
– Ну что, долетался, шумахер?
Вопрос поставил Зигуна в тупик. Он пытался оправдаться тем, что детали аварии не имеют никакого значения, раз приговор был, судя по всему, уже вынесен. Но его интересовало другое.
– За что? – негромко спросил Зигун. Николай Фёдорович словно не услышал его, продолжал сетовать на неосторожный стиль езды собеседника. – За что?! – громче повторил Зигун.
Кажется, Николай Фёдорович понял, что от него не отстанут.
– Вы Библию читали, молодой человек?
– Ч-чего? – спросил Зигун, хотя прекрасно слышал вопрос. Просто ответить ему было нечего.
– А Евангелие? – продолжил интересоваться Николай Фёдорович.
Зигун опустил глаза: ничего этого он не читал. Несколько раз порывался почитать, но так и не решился.
– Глава один, пункт двадцать один, Святое Евангелие… – медленно произнес Николай Фёдорович. Спрашивать, о чем это он, не стоило, как понял Зигун.
Пока Зигун стоял в замешательстве, хозяин кабинета кинул папку на стол:
– Принимай дело, – приказным тоном сказал он. – Сегодня должна родиться девочка. Назовут ее Марией. Будешь ее ангелом.
Мария… Слезы выступили у Зигуна на глазах: у него на Земле ведь остались дети, два сына и дочь, а он до сих пор даже не вспомнил о них. Как они теперь там без него, что переживают.
Николай Фёдорович встал из-за стола и молча подошел к Зигуну. Кажется, чувствовал он себя при этом неуютно, будто это он выносил тот приговор нынешнему собеседнику. Хотя… может, и он.
– Ну ладно… хватит… – тихо сказал Николай Фёдорович. – Мы позаботимся о твоих детях… еще больше.
– Еще больше? – удивился Зигун. – Это как?
– Ну… – замялся Николай Фёдорович, – предоставим им еще по одному ангелу. В особых случаях мы можем делать это. Но при этом мысли у таких особенных людей должны быть чисты… или у них должен быть особый знак при рождении. У твоих детей мысли чистые, они очень переживают, что тебя нет рядом.
В этот момент Зигуну стало еще хуже – лучше бы ему такого не говорили.
– Можно мне их увидеть?
– Нет, – последовал короткий ответ. – Ты никогда их не увидишь. Разве что абсолютно случайно вы окажетесь в одном месте в одно время. Чисто случайно, – повторил Николай Фёдорович.
Зигун посмотрел на личное дело. Потом поднял глаза на Николая Фёдоровича:
– Что мне надо делать?
– Беречь и защищать подопечных от всяких напастей. Особенно будь внимателен, если будут рядом черные. И ты можешь влиять на человека только опосредованно: через его мысли и поступки. Все действия человек совершает сам, думая при этом, что он сам так решил. На самом деле, твоя работа – грамотно подвести человека к правильному принятию решения. У тебя для этого целый набор инструментов. Человек совершает поступки на основе информации, которую он получает. Твоя задача – грамотно давать эту информацию, чтобы подопечный принял правильное решение и совершил правильный поступок. Ты можешь, например, подкинуть ему нужную мысль в нужное время. Направить его взгляд, чтобы он посмотрел в нужном направлении и увидел необходимое. Можно обострить его слух, чтобы он услышал нужную информацию. Решение при этом может быть моментальным… либо ты можешь дать подсказку, которая позволит человеку двигаться в правильном направлении несколько лет. Твоя задача – все это прогнозировать, и это целая наука. Со временем ты узнаешь все тонкости. Ну а пока ребенок маленький, надо контролировать все его контакты через окружение.
– Я буду оберегать ее… как свою дочь, – сказал Зигун.
– Я знаю, – сказал Николай Фёдорович.
– Так все-таки… за что мне вынесли приговор?
– На этот вопрос ответ знает только суд. Но там тебе никто ничего не скажет: все заседания закрытые, да и дело уже в архиве. Сам найди ответ на этот вопрос.
– А как я сам узнаю?
– Как, как… В свободное от работы время вспоминай всю свою жизнь, все хорошее и плохое, и мысленно кидай шарики на весы. Так, может, чего и поймешь. Может быть, даже созреешь прочитать Библию или Евангелие. Но имей в виду, что простых ответов нет и не будет. Все тут… непросто.
Зигун вышел из кабинета. В руках у него было личное дело будущего младенца. Сегодня у него появится этот маленький человечек, потому он дал себе слово быть всегда с ней рядом и защищать ее. Она еще не родилась, а он ее уже безумно любил всем сердцем.
Снова он вспомнил про своих детей – и ему опять стало грустно. Как бы он хотел, чтобы они не страдали без него. Если бы он мог вернуться, наверное, он бы им попытался объяснить, что если не станет кого-нибудь из близких, то не стоит терзать свое сердце: все уже произошло, ничего не исправишь, так какой смысл убиваться… Он бы все сейчас отдал, чтобы оказаться рядом с детьми и объяснить им все это.
Очень давно он где-то прочитал или услышал от кого-то фразу про то, что надо с детства учить детей терять. Он тогда не понял смысл этой сентенции, только сейчас у него открылись глаза. Мы все оберегаем детей с детства от лишней и ненужной информации, считая неправильным травмировать детскую психику. Но если что-то важное не объяснить в детстве, потом это может оказаться для человека таким ударом, от которого не все смогут оправиться.
Когда сыну Зигуна было шесть лет, он взял его на кладбище – прибраться на могиле своего отца. Они тогда вместе покрасили оградку, убрали мусор – и присели отдохнуть.
– Когда-нибудь и меня тут положат, – сказал Зигун. – А ты будешь иногда меня тут навещать.
Какое сильное впечатление на сына произвели поход на кладбище и беседа, он узнал следующей же ночью. С женой у Зигуна состоялся очень тяжелый разговор – она доказывала, что не надо было водить сына на кладбище, он сегодня боится засыпать и постоянно спрашивает маму, кто и когда умрет, что будет потом, переживая по этому поводу.
Зигун тогда переживал, что поступил опрометчиво, но со временем почувствовал, что отношение сына к нему изменилось – тот стал как-то более трепетно, что ли, относиться к отцу. Кажется, он понял, что все в этой жизни не вечно, ценить надо все, что ты сейчас имеешь. Так он получил своеобразную прививку от будущего шока, когда бы случилась смерть близкого человека. Когда-то такую прививку получил и Зигун…
Зигун открыл дело. Так… Роддом номер… Адрес… Время. Пора быть там… – и он сразу же оказался в нужном месте! У ангелов это все было просто: где захотел, там и очутился.
Маленький комочек уже лежал на животе у мамы. Такой сладкий, пухленький и мокрый. И плакал совсем негромко. А когда девочка немного успокоилась, она сразу открыла глаза и стала оглядывать всех. Зигуну даже показалось, что и его она увидела.
Тут только он и сам стал оглядываться. На кровати лежала мама, на ней был клубочек – его, Зигуна, клубочек; рядом были папа, врачи, медсестры. Зигун неподалеку заметил еще одного ангела – это, наверное, был ангел мамы. Это хорошо, подумал Зигун, но тут же обнаружил за спиной этого ангела черного демона, и у него все похолодело: какого черта, что он тут делает?!
Зигун перевел взгляд на маму девочки – выглядела она не слишком хорошо. Врач что-то ворчала и неодобрительно смотрела на приборы.
– Введите лекарство! – скомандовала она медсестре.
И тут Зигун увидел, как черный демон меняет ампулы – и медсестра берет не тот флакон. Он ринулся исправить ошибку, но белый ангел резко его остановил:
– Куда ты лезешь?
– Ну как! – заорал Зигун. – Ты же все видел!
– Видел – и что? У тебя своя работа. Тебя за ребенком поставили следить.
– А ты?! – закричал Зигун. – Что же ты!
– А ты подумай… – получил он короткий ответ.
И тут его осенило: приговор. Приговор маме его девочки.
Руки у него опустились – как же он сразу не понял: если черные тут, значит… это приговор. Бедная девочка… Только родилась – и уже без мамы.
Медсестра ввела последнюю порцию инъекции, и аппарат истошно запищал, а после прерывисто загудел. Врачи и медсестры забегали и закричали, лишь отец девочки стоял молча – видимо, он оказался единственным, кто все уже понял.
Так закончился первый рабочий день Зигуна.
* * *
Начались серые будни. Работы у Зигуна было пока мало – Машенька оказалась не слишком беспокойной девочкой. С няней им очень повезло, а может, и Зигун постарался, что скромничать. Когда почти выбрали няню, отец передумал и принял верное решение поискать еще. И лишь со второй попытки семья нашла хорошую помощницу. Так что работы у Зигуна было мало, это позволило ему наконец-то попробовать осмыслить, что произошло с ним и что теперь ему делать с этим. У него не было ответа на единственный вопрос: за что? За что ему вынесли этот приговор?
Он начал читать Библию и Евангелие, но все стало казаться еще запутаннее. Он изучил и Евангелие, ту главу, о которой говорил его руководитель. В ней шла речь о рождении Иисуса: «Родит же сына. И наречешь ему имя: Иисус. Ибо он спасет людей своих от грехов их».
Речь шла о том, что Иисус – спаситель, и он спасет всех людей от грехов их, ибо прощать грехи свойственно одному Богу.
Ясности пока это не принесло, и Зигун изучал тему дальше. Заодно он вспоминал и записывал самые яркие позитивные и негативные моменты своей жизни, тщетно пытаясь найти причину вынесения себе приговора. Пока все, что он вспомнил, было мелочью, кардинально вряд ли решившей судьбу приговора.
Самые ранние воспоминания о плохом и хорошем, о жизни и смерти были связаны со смертью бабушки – бабули, как ее называли в семье, самого близкого человека для Зигуна в детстве. Конечно, родители стояли для него формально на первом месте, но они были целыми днями на работе, а с Зигуном оставалась бабуля. Такой преданности и самозабвения ради внуков он не встречал потом нигде.
Семья Зигуна жила на окраине города, квартира бабушки была в центре. На дорогу до внука у нее уходило минимум полтора часа, потому она вставала с рассветом и приезжала каждое утро, чтобы покормить Зигуна завтраком, обедом и приготовить на всех ужин. В детский сад он не ходил из-за слабого здоровья – у мальчика обнаружились проблемы с глазами. Ночью, пока он спал, глаза гноились, и к утру этого гноя скапливалось в уголках глаз так много, что невозможно было разлепить веки. Бабуля приезжала каждое утро и тихо сидела у кровати, поджидая, когда Зигун проснется. Иногда она возилась на кухне и не слышала, что он проснулся, тогда Зигун тихо звал ее, и она появлялась с приготовленной пиалой с отваром ромашки. Бабуля аккуратно смачивала его глаза до тех пор, пока он не открывал их. И конечно, первым, что он видел, открывая глаза, была бабуля.
Это продолжалось каждый день довольно долго, до тех пор, пока Зигун с родителями не поехал в Одессу в специализированную глазную клинику, лучшую в стране, где ему назначили лечение – уколы прямо в глаза, точнее, в уголок глаза. Уколы ставили огромной иглой, и родители не могли спокойно на это смотреть. Зигуну было тогда лет пять, но вел он себя на редкость спокойно для маленького ребенка, несмотря на риск малейшей ошибки при уколе. То ли он не понимал всей серьезности действа, то ли уколы были не такие уж и болезненные, за давностью лет уже и не вспомнить, но он мужественно перенес все лечение – и проблемы со зрением исчезли навсегда, будто их и не было.