Бретёр – Юлия Яковлева

Прочитав предисловие, я уже поняла, что мне понравится содержание. Автор с таким прекрасным чувством юмора, чувством меры и чувством времени не может не понравиться! В итоге так и случилось, а авторский подход к бытовой речи и даже некоторая грубость выражений не резала глаз, органично вписавшись в предложенный контекст. Хотя я обычно такое не очень жалую, но тут автору удалось найти нужный баланс и подать хорошо пропитанную, как бисквит кремом, атмосферу конца двенадцатого года девятнадцатого века. Из курса истории и многих литературных памятников мы знаем о войне 1812 года и ее основных вехах. Но вот эти герои, встретившиеся в столичном Петербурге, они только оттуда, они свидетели происходившего и еще не отошли от того, что видели, слышали, ощущали. Конечно контраст куриного квохтания светских салонов им будет разительно неприятен: живут же недалекие люди с такими далекими от реального мира представлениями. О, как богаты эти контрасты, тональности и проблемки (начиная от тем бесед, заканчивая беднейшим русским словарным запасом этих львиц – читай куриц). Наш герой, гусар в отпуске, Матвей Мурин, встречается случайно в таком салоне с таким же офицером, Прошиным. А чуть позже последнего обвиняют в жестоком убийстве, которого он попросту не помнит – мертвецки, как говорится пьян был. Мурин не особенно выпячиваясь, оказывается вовлечен в расследование этого случая. Для этого ему придется расспросить ряд лиц, поразмыслить, собрать информацию, поездить по городу с нанесением визитов. Так что декорации меняются быстро, скучать будет некогда. Между делом мы больше узнаем самого Мурина, его характер, убеждения, и это действительно приятный человек, молодой, имеющий убеждения, привязанности, ценности. Персонажи, с которыми ему предстоит иметь дело также запоминаются, кто-то меткими высказываниями (про Суворова, например), кто-то внешностью (и красавица будет и ее противоположность), кто-то болезненными привязанностями (я про карты), кто-то поступками (эх, бабуля у Прошина – это монументальное нечто). А какая у книги концовка! Эти несколько финальных сцен просто бьют неожиданно, метко, болезненно, впечатляюще. По размышлению становится ясно, что достоверно и скорее всего в рамках тогдашних представлений, да и психологически очень и очень верится. Но как же неожиданно чувствительно для казалось бы банальной истории, к которой готовит аннотация. В итоге мне понравилось именно как эмоциональному читателю, и нет ни малейшего желания препарировать книгу рационально для поиска литературоведческой или исторической правды. Продолжение, если оно есть – обязательно прочту, а автору пожелаю огромных творческих успехов.

Что же это, что же это, что ж это за песнь?

Голову на руки белые свесь.

Тихие гитары, стыньте, дрожа.

Синие гусары под снегом лежат. 1812, молодой офицер Матвей Мурин восстанавливается после ранения в Петербурге. Ему не очень рады в светских гостиных, кому интересны эти огрубевшие в окопах, выпавшие из жизни, неспособные поддержать изящную беседу гвардейцы? К тому же, танцор их него никакой, раненная нога ходить позволяет с трудом, какие уж там танцы. Однако его брат Ипполит сделал хорошую чиновничью карьеру, приближен к императору, чтобы потрафить высокому человеку, героя приглашают на бал, где он знакомится с молодым военным, тоже комиссованным по ранению.Общий опыт и ощущение себя чужими на этом празднике жизни сближают их. Прошин рассказывает, что намерен начать новую жизнь, он беден, хотя и родовит, но вчерашний солидный выигрыш откроет иные горизонты и позволить спасти нежно любимую сестру от ведьмы бабки, от которой оба зависят.Прошин, после скучной официальной части вечера, намерен развлечься более энергично, зовёт с собой и Матвея, но тот болезненно переживает встречу с былой возлюбленной, которая вышла замуж за знатного царедворца, и кажется теперь еще более прекрасной, чем герой её запомнил. Пребывая в элегическом настроении, он едет домой предаваться грусти.Чтобы поутру быть разбуженным визитом дамы, хотя и совсем не той о какой мечтал бы. К нему обращается сестра Прошина, моля спасти брата, обвиняемого в том, что нынче ночью в игорном доме он убил женщину. Тот был мертвецки пьян и мало что помнит их этого вечера, кроме того, что девицы по прозвищу Колобок не убивал. Перед Мурин встаёт задача продиктованная армейским братством – доказать невиновность Прошина, отыскав настоящего убийцу.Ретродетективы успели стать серьёзной составляющей нашего литературного пространства, а Юлия Яковлева хороша с ними необычайно, её следователь Зайцев моя, и уверена, не только моя громадная любовь. Не менее прекрасна писательница с бытописательством девятнадцатого века, «Даль» и «Нашествие», второе собственно о войне 1812 хотя захватывает лишь самое её начало, чудо как хороши.В определенном смысле «Бретера» можно рассматривать продолжением «Нашествия» хотя там был мистический триллер с оборотнями, за что некоторые читатели упрекали Юлию, по-моему совершенно беспочвенно, творец имеет право самовыражаться любым способом, который органичен для него/неё и позволяет создать интересную историю. Как бы там ни было, а в «Бретере» мистики ни грана, это чистой воды детектив, чего для Яковлевой, которая умеет филигранно выплести сюжет, задействовав многие жанровые ходы, маловато. Но это только моё мнение, поборники жанровой чистоты будут удовлетворены.Интересно, захватывающее, наполнено многими смыслами, помимо очевидного.

«Бретёр» – первый роман цикла детективов, действие в котором начинается в 1812 году, в разгар Наполеоновской вакханалии.

Русский ротмистр Матвей Мурин, находящийся в Петербурге в отпуске, вынужден разбираться с тем, что же произошло с его приятелем Прошиным, которого обвиняют в страшном злодеянии.

Собственно, вот.

Тот случай, когда роман очень невелик, но при этом вызывает очень много сторонних мыслей, непосредственно к роману не относящихся.

Поэтому сначала о детективе.

История распутывания преступления в эпоху, когда государевого уголовного сыска ещё не было – дело непростое (поскольку нерегламентированное) и довольно занятное. Оно больше напоминает частно-детективную инициативу, основанную на методе наблюдений и размышлений, поэтому Матвей Мурин будет ездить туда-сюда, говорить с теми и этими, пытаться поиграть в допросы и обыски и всячесик шевелить шестеренками.

И если вырезать из романа только эту часть, оставив атмосферу Петербурга начала 19 века, детективчик и разъезды в каретах, было бы неплохо, даже занятно, ибо следить за перемещениями Матвея было не напряжно. Это не самый крепкий детектив, он простоват и незатейлив, но при этом почему бы и нет.

Но тут внезапно в поле моего читательского зрения ворвалось всё остальное.Во-первых, Мурин-младший оказался косплеером Корморона Страйка с его отношениями с больной ногой. Всё, что касалось травмы было столь вторично, что я недоумевала – зачем? Для текста больная нога никаким образом значимой не была, Юлия Яковлева таким вот пошловатым образом пыталась передать физические страдания Мурина? Ну, что ж…Пусть страдает.

И да, я была удивлена, узнав, сколько лет главному персонажу (это было жестко, потому что сразу половине происходящего не верится от слова совсем), но эта оговорка будет лишь в финале, поэтому хотя бы читать это не мешало.Во-вторых, роман начинается с того, что Юлия Яковлева начинает оправдываться за язык и некие «несоответствия» той эпохе. Лично мне несоответствия не мешали, хотя их по тексту можно найти в ассортименте, и касаются они всего подряд: и обмундирования-вооружений, и армейского этикета, и соответствий уставу – их достаточно, чтобы придирчивый читатель нашел то, что будет царапать именно его. Наверняка косяки найдутся и в части отношений между людьми, каких-то кулинарных аспектов и многого другого. Лично моему представлению о том, как там всё могло быть, подобное не мешало, и поначалу было даже странно, зачем авторка привлекла внимание к этим мелочам: очень сложно не думать о зеленой обезьяне, когда просят не думать о зеленой обезьяне. Потом я поняла, что это такой хитрый ход, когда автор превентивно привлекает внимание к косякам, авансом, так сказать. «Текст косячный, ну и что же».А текст косячный. Меня не беспокоило курение и что там ещё, но вот выражения типа: «Не бывает страшных баб, бывает мало водки», «Начальство не опаздывает, начальство задерживается», «Нем всем предстоит учиться истинной демократии, основанной на взаимном уважении прав и суверенности каждого человеческого существа» и прочие «демократически возмутился», глаз резали, отвлекая.Но и это меня бы не особо огорчило, если бы не лютейшая либеральная антивоенная свинья, которую авторка подложила читателям. Это в-третьих.

Не знаю, наверное, те, кто уже сталкивался с Яковлевой ранее, по детским (Карл!) сказкам о репрессиях, сталинском терроре и прочей задорной чернухе, знали, с чем могут столкнуться, для меня же это было первым знакомством с авторкой. Надо было пролистать заранее библиографию, вот что! Ибо хитрожопая стилизация той войны под эту меня вынес в австрал. Я так и представляла, как авторка с редакторкой гиенят на кухне, как лихо они вот это вот понаписали и издали, и никто, никакой товарищ майор не подкопается, потому что это же не про сейчас, это же про дела давно минувших дней, поэтому никакой дискредитации и прочего.Но на деле, Юлия Яковлева лихо набросила на вентилятор грязи, изгваздав и тех, кто воююет сейчас (ибо параллели нынче неизбежны), и тех, кто в тылу, и тех, кто воевал тогда – всем досталось сполна.

А нейтральное авторское вступление «та страна не была идиллией и та война тоже», с которым не поспоришь, по ходу развития сюжета превратилось в поток отрабатываемых методичек, когда по отдельности каждый элемент вроде бы имеет право на существование, но без должных осмыслений, накапливается и склеивается в огромное комьё либеральной лжи.

Тут будет и жесточайший ПТСР, и депрессия, и непременные у таких авторок тлен-грязь-безысходность. Юлия Яковлева не брезговала ничем: ни запугиваниями на тему «на войне он убивал, убийство может войти в привычку» (а может и не войти, но, главное, для подобных писателек – заранее нагнать тревожности на читателей), «после того, как балет покинули французские танцовщицы, смотреть там стало нечего» (да, ну, неужели?), «как на погибель гнать, так начальство тебе и „ребятушки“, и „отечество святое“, а братушки, а как увечье получишь, так пшел вон, пес…», все эти «жертвы искалеченного войной разума», «скользкие от крови груды мертвых» и прочее. Досталось даже дамам, которые кисеты в тылу вышивают за их бесполезность, неуместность и тупость.

Весь текст пронизан вот этим. Весь!

С одной стороны – да, человек с ранением пришел с войны в отпуск, а в Питере будто и нет никакой войны – говорить по нее не принято, высший свет, общающийся на французском, не знает, как себя вести с демобилизованными и отпускниками, и всё не так, как было.

С другой – полнейшее отсутствие рефлексии на тему войны, как таковой, и хоть каких-то зачатков размышлений о патриотизме, родине, враге, защите отечества, смысле происходящего – их просто нет. Плюс, абсолютная идеологическая инфантильность, тотальный беспомощный скулеж на тему «мы не знаем, зачем мы убиваем невинных французиков, они же такие же люди, зачем вот это вот всё, горы трупов и больше ничего не осталось, грязь, всё плохо» – у авторки очень искаженное представление о русской элите того времени (господи, хоть бы мемуары представителей известных фамилий пролистала). Это не про Россию писала Юлия Яковлева, это авторка мысли релокантов, давших по тапкам, отобразила. Грязные, мрачные, беспомощные, растерянные мысли.

И мне очень жаль, что отдельные представители современной русской прозы вот такие. Грязные и жалкие.

А Альпине – минус в карму.