Ян Покровский
Плата за свободу 2. Вернуться живым

Глава 1

Долго спорить с Палмером, каким образом вывозить меня из Вашингтона, не пришлось. У него, конечно, были экстравагантные предложения, например распилить меня на отдельные составляющие и вывезти по частям, но я был категорически против.

– Что ты беспокоишься, Майкл, – уговаривал меня Палмер, – современная медицина достигла такого развития, что ты даже ничего не заметишь. Уснул, проснулся – и ты уже в Техасе, среди своих. Доктора тебя сошьют, будешь как новенький, может даже еще лучше. Так будет намного легче вывести тебя отсюда. У ФБР на всех выездах из города стоят продвинутые системы сканирования, поэтому, даже если применить самую современную вуаль (так Палмер называл электронно-голографический комплекс изменения внешнего вида), существует большой риск, что нас раскроют.

Наконец мы сошлись на том, что меня вывезут под видом животного, а именно медведя–гризли. Палмер достал настоящую шкуру, напичкал ее всевозможной электроникой, чтобы она выглядела на датчиках сканеров как живая, установил вуаль и начал тренировать меня вести себя по-медвежьи. Я учился ходить, сидеть и лежать, как медведь. Специальное звуковое устройство издавало рычание и сопение гризли, мне нужно было только вовремя нажимать кнопки на пульте, расположенном в лапах шкуры. Палмер добавил особенную кнопку, которую необходимо нажать только в том случае, если агенты ФБР станут досматривать клетку. За время тренировок я буквально пропах медведем с головы до ног, ведь от шкуры сильно воняло. Никакие моющие средства не помогали, от меня несло лесным животным за километр. Еще одной веской причиной вывезти меня под видом животного, и не попасться под зоркие электронные средства обнаружения, стала металлическая клетка. Многочисленные металлические прутья частично экранировали сигналы сканеров, и вероятность обнаружения человека в обличие медведя весомо уменьшалась.

Планшет, который я прихватил у исполняющего обязанности Президента США, Палмер сразу же разобрал на комплектующие. Жесткий диск оставил, а все остальное раздробил большим молотком на мелкие кусочки.

Когда Палмер поверил моему нечеловеческому поведению в медвежьей шкуре, он стал готовить выезд. В назначенный день небольшой грузовичок, оборудованный клеткой, сделанной из толстых стальных стержней, внутри которой разместили меня, направился к пропускному пункту. Диск с компрометирующей правительство США информацией Палмер спрятал в металлический термос с двойным дном, налил туда горячего чая и положил рядом с собой на сиденье. Основной опасностью нашего путешествия считался восточный пропускной пункт, оборудованный перед въездом на мост через Чесапикский залив. Мы проехали пятиметровый забор, окружавший Вашингтон по всему периметру, выехали на шоссе и уже через пятнадцать минут наша машина, еле слышно мурча электрическим мотором, подъехала к широкой площадке, на которой выстроилось множество самых различных автомобилей. Простояв в очереди не меньше двух часов, наконец-то наш грузовик подъехал к площадке досмотра.

– Добрый день, сэр. Что везете? – культурно спросил офицер, подойдя к окну водителя.

В руке сотрудник пункта досмотра держал планшет и мог самостоятельно прочесть полную информацию о транспортном средстве, перевозимом грузе и водителе, и не задавать лишних вопросов, но эта процедура была обязательной. Все постовые прошли курсы психологии, поэтому с легкостью могли, по небольшому обрывку фразы или излишне нервному постукиванию пальцами по рулевому управлению, определить преступника или контрабандиста.

– Вы будете удивлены, сэр, – ответил Палмер, – я везу настоящего, живого медведя-гризли.

– Откройте фургон, сэр, – попросил офицер.

– Один момент, – Палмер вылез из водительского сиденья и открыл заднюю дверь грузовика.

Внутри кузова оставалась небольшая площадка, где могли разместиться двое взрослых людей, а дальше путь преграждала клетка. Офицер заглянул в проем и уставился на меня. Я поднялся, шумно сопя и фыркая, подошел к краю клетки и стал пристально смотреть на постового, интенсивно принюхиваясь к новому запаху. Он мне показался безобидным и я, как можно шире, раскрыл зубастую пасть и сладко зевнул.

– Вот это да! – воскликнул проверяющий, – это действительно живой медведь?

– Живее не бывает, – подтвердил Палмер.

– Ребята, вы не представляете, что тут перевозят, – сообщил офицер по рации своим коллегам, – здесь здоровенный, живой медведь.

Через десять минут на меня пришли посмотреть чуть ли не все постовые. Палмера засыпали вопросами: «а что он ест? а можно его покормить? а он опасный? а можно погладить?». Честно говоря, офицеры стали напоминать детей, которых родители наконец-то вывели в зоопарк. Один офицер сбегал в здание пропускного пункта и принес гамбургеры, которыми захотел меня покормить. Он кинул пару штук мне в клетку, и все стали с интересом наблюдать, что я буду делать. Я вперевалку подошел к подброшенной еде, понюхал ее со всех сторон, лизнул, и вышвырнул гамбургер ударом лапы из клетки. Офицеры зашумели, некоторые даже присвистнули.

– Полное дерьмо твои гамбургеры, – смеялись сослуживцы над офицером, решившим подкинуть мне еды, – даже медведи их не едят.

Подошел начальник пункта пропуска. Первым делом он спросил у Палмера: «откуда и куда везете?»

– Сэр, этот медведь жил до недавнего времени у одного влиятельного джентльмена в его загородном доме. Рядом с его коттеджем он оборудовал просторный вольер, но его жене надоела ужасная вонь от этого животного и он распорядился вывезти и отпустить медведя в лесах Канады. Отвезем его в Квебек, сэр, а там выпустим на волю.

Офицер одним движением залез в фургон и подошел вплотную к клетке. Как мы с Палмером и договаривались на такой случай, я повернулся задом к офицеру, раздвинул пошире задние ноги и нажал специальную кнопку.

– Фу, что он делает? – зажав нос, офицер быстро выскочил обратно, – он что, справляет нужду?

В это время из моей задней части стали падать свежие кругляши, от запаха которых щипало глаза.

– Да, сэр, – невозмутимо ответил Палмер, – перед дорогой мы его хорошенько покормили.

Постовые сразу все загалдели и засмеялись.

– Ну, теперь я видел в этой жизни все! – сострил какой-то весельчак.

– Проезжаете быстрее, не хватало нам еще газовой атаки, – дал указание старший офицер и быстрым шагом ушел обратно.

Как только начальник поста вошел в диспетчерскую, оператор сканирующих устройств сразу обратился к нему.

– Сэр, хочу вам сообщить про тот грузовичок, что провозил медведя. У меня на экране возникла непонятная засветка, как от работы голографических устройств и вроде человеческое тело внутри фургона. Вот посмотрите.

– Сэм, я тебе сколько раз говорил, вызови наконец техников. Пусть проведут профилактику сканеров, – ответил офицер, даже не взглянув на экран, – понюхал бы ты вонь от какашек, которыми испражнялся этот медведь, не задавал бы глупых вопросов. Занимайся своей работой, не парь мне мозги по пустякам.

Теперь наш маршрут был практически безопасным. Нам оставалось проехать через Бриджвилл, по объездной обогнуть Солсбери и подъехать к побережью Атлантики. Когда уже совсем стемнело, мы съехали с трассы и Палмер долго петлял по грунтовой дороге. Наконец он остановил машину прямо у берега и распахнул дверь фургона.

– Все, можешь вылезать, – сказал он и открыл клетку, – это безлюдный пляж, нас никто не увидит.

От стоявшего в фургоне запаха и долгого заточения в вонючей шкуре меня уже давно тошнило, и я сразу выпрыгнул на землю. Отдышавшись, я наконец-то сбросил медвежье обличие.

– Что будем делать дальше? – поинтересовался я у Палмера.

– Скоро узнаешь, – невозмутимо ответил он.

С океана подул сильный и холодный ветер. Мы с Палмером залезли в машину, и он включил обогрев. Я с наслаждением вытянул ноги, откинул голову на подголовник и стал уже клевать носом, но в это время Палмер толкнул меня в плечо.

– Просыпайся, Майкл, они уже здесь.

– Кто они? – сразу не понял я.

Палмер подошел к берегу и помахал рукой. Из воды высунулась голова в шлеме аквалангиста. Затем я увидел, как двое водолазов, волоча за собой большой, металлический, похожий на короткую торпеду, бокс, вылезли на берег и стали переговариваться с Палмером. Он показал на меня рукой, что-то передал первому аквалангисту и махнул мне, чтобы я подошел поближе.

– Добрый вечер, сэр, – поприветствовал меня один из подводников на английском, но с сильно русским акцентом, – у вас есть опыт погружения с аквалангом?

– Полностью отсутствует, сэр, – ответил я.

– Понятно. Могу вас поздравить, сегодня вам предстоит первый раз окунуться с головой в океан и испытать на себе все прелести использования глубоководного оборудования. Не беспокойтесь, этот акваланг самой последней разработки, в нем будете себя чувствовать как в скафандре. Нос не зажимается, можно свободно дышать и говорить.

Подводные пловцы достали из бокса абсолютно такой же, как у них, акваланг, и помогли мне одеть его на себя. Второй аквалангист провел ускоренный курс обучения, показывая какие кнопки и когда нужно нажимать, затем они сложили всю мою одежду в металлический ящик и стали готовится к погружению.

Я подошел к Палмеру, чтобы попрощаться. За эти несколько дней мы очень сдружились с ним.

– Удачи тебе, Майкл, – сказал он, крепко сжимая мою руку, – мы еще увидимся. Касандра просила передать, что она беспокоится о тебе. Скажу тебе по секрету, она не о ком до этого времени так не волновалась.

– Спасибо за все, Палмер, – я сжал его ладонь двумя руками, – передай Касандре, что бы она берегла себя.

Ко мне подошел второй аквалангист и помог загерметизировать шлем. Я включил подачу воздуха и мы начали заходить в океан. Первым шел второй подводник, тащивший за собой пустой ящик, затем, неуклюже переступая на камнях, и стараясь не упасть от сильных волн, пробирался я, а замыкал шествие старший группы.

Как мне объяснили, в ста семидесяти километрах от берега нас ждала подводная лодка. Глубина океана на таком расстоянии от берега достигала одной тысячи метров, что позволяло субмарине оставаться незамеченной.

Металлический бокс в виде торпеды оказался не просто ящиком для скафандра. Как только мы зашли в воду достаточно далеко, и нас полностью скрыли волны Атлантического океана, меня закрепили прочным фалом к аквалангу второго водолаза. Из небольшого углубления в задней части моего снаряжения вытащили такой же трос, к которому прикрепился первый аквалангист, и нас потащил в глубину мощный двигатель, встроенный в задний отсек кофра.

В полной темноте, да еще в темной воде океана, разглядеть что-либо было совершенно невозможно. В свете небольшого фонарика, установленного на шлеме, я видел только болтающиеся в метре от меня ноги аквалангиста и сверкание чешуи небольших рыбок. На интерактивном экране шлема я обнаружил мелькающие цифры. Изучив их, я понял, что компьютер акваланга выдает информацию о местоположении, глубине погружения, скорости нашего движения и еще несколько параметров. Высота толщи воды над нами все время увеличивалась и уже достигла ста двадцати метров. Скорость у нас, оказывается, была достаточно приличной. На экране высвечивалась значение в двадцать семь узлов и продолжала расти. Я прикинул, и у меня получилось, если темп нашего движения останется неизменным, до лодки мы доберемся не менее чем за три часа.

Первое время я чувствовал себя достаточно неуютно, и было даже немного страшновато. Темная толща воды давила на меня своей необъятностью и непредсказуемостью. Мне казалось, что вот сейчас из глубины вырвутся щупальца огромного осьминога или кальмара, опутают меня и утащат в глубину, но затем я приспособился и даже начал напевать смешную детскую песенку. Как оказалось, напевал я вслух, и вся группа меня слышала. Старший подводник попросил меня соблюдать радиомолчание и я стал напевать про себя.

Я уже пропел весь репертуар песен, которые помнил, а до конечной точки маршрута оставалось еще далеко. Неожиданно скорость нашего движения быстро уменьшилась, и старший подводник жестами подозвал к себе. Как только мы собрались возле него, он приложил указательный палец к стеклу шлема на уровне губ, явно показывая, чтобы мы не шумели, а потом показал пальцем наверх. Понятно было, что на поверхности обнаружилась какая-то опасность. На экране шлема я заметил красную точку, приближавшуюся к нам с северо-востока. Подводник нам показал рукой вниз, и мы стали постепенно опускаться на морское дно. Глубиномер показал двести семнадцать метров, когда мы достигли илистой поверхности. В наушниках акваланга я все отчетливее слышал протяжный писк и щелчки гидролокаторов. Слева и справа от основной красной точки, на расстоянии примерно три морских мили, на экране шлема я увидел еще два небольших объекта, обозначенных точками поменьше. Старший аквалангист лег на морское дно и начал вибрирующими движениями костюма заталкивать себя в толщу ила. Второй подводник помог мне замаскироваться таким же образом. Прождав не менее сорока минут, прежде чем морской патруль удалится на достаточное расстояние, мы продолжили движение, но уже с намного меньшей скоростью.

Я уже начал думать, что наш отряд скоро переплывет Атлантику поперек и вынырнет возле берегов Португалии, когда наконец-то старший группы остановил движение. Уточнив наше местоположение, аквалангист указал рукой направление, и мы медленно поплыли в указанную сторону. Метров через пятьдесят я увидел перед собой округлое металлическое изделие, напоминавшее перевернутый бокал для вина, диаметром примерно три и высотой пять метров. Как мне потом объяснили, эта штука называлась водолазный колокол. Мы поднырнули снизу под дно устройства и оказались внутри. Колокол на одну треть заполнял воздух, а остальное пространство занимала вода. К стенкам колокола крепились металлические ручки, за которые было удобно держаться. Внизу глубоководного аппарата были приварены прочные металлические балки, образующие крест посередине. На этом кресте крепился прочный трос, уходящий в темную бездну океана. Не смотря на присутствие воздуха в колоколе, снять шлем мне не разрешили. Подводники пояснили, что нам необходимо погрузиться на предельную для этого акваланга глубину в триста метров, и чтобы не попасть потом на несколько дней в барокамеру, нельзя нарушать герметичность костюма.

Трос начал выбирать слабину и нас медленно потянуло вниз. О том, что мы оказались внутри отсека подводной лодки, где размещался колокол, я понял только по мягкому толчку. Насосы быстро откачали воду, и круглый люк внизу помещения наконец-то открылся.

После того, как я сбросил с себя акваланг, меня первым делом проводили на капитанский мостик. В центре рубки управления я увидел огромную тушу перископа, поднятого к потолку. Все стены закрывали панели различных электронных устройств, утыканные множеством разноцветных датчиков, тумблеров и мониторов. Кроме капитана, в рубке за пультами управления сидели еще три офицера.

– Приветствую вас, мистер Коллинз, на борту моей подводной лодки, – протянул мне руку старший офицер, – разрешите представиться, командир корабля, капитан первого ранга Платон Емельянов.

Капитан говорил на очень хорошем английском, практически без акцента. Выглядел Емельянов крепким широкоплечим мужчиной, но откровенно говоря, его внешний вид вызвал у меня небольшое удивление. Непропорционально большая голова была посажена на довольно короткое туловище и такие же короткие ноги. Его полный рост едва достигал ста шестидесяти сантиметров, и мне приходилось все время смотреть на него сверху вниз. Хотя ничего отталкивающего в его облике не было. Он выглядел веселым и жизнерадостным, глаза блестели лукавством, а легкая ухмылка не сходила с уголков его тонких губ.

– Рад познакомиться, господин капитан, – я пожал протянутую мне руку. Емельянов сдавил мою ладонь до хруста в суставах, и я непроизвольно поморщился.

– Мистер Коллинз, скажу честно, я был сильно удивлен, когда получил приказ взять на борт пассажира. Моя лодка везет очень важный груз для правительства Техаса и каждый час задержки выбивал нас из графика, но этот вопрос, как я понял, согласовали на самом верхнем уровне. Мне по секрету сказали, – Емельянов хитро посмотрел на меня, – что вы везете даже более важную информацию, чем все трюмы моей лодки. Располагайтесь, мы выделим вам отдельную каюту. Будьте нашим гостем.

Еще немного информации для вас, мистер Коллинз, – Емельянов показал на один из мониторов, – вот маршрут нашего движения. Сначала мы пойдем на юго-юго-запад вдоль восточного побережья США, затем, чтобы не входить в территориальные воды Соединенных Штатов Америки, пройдем между Кубой и Доминиканой, обогнем Кубинские острова с юга, затем, через Юкатанский пролив выйдем в Мексиканский залив и прямым курсом пойдем в порт Хьюстона. Весь путь составит примерно четыре тысячи шестьсот километров, и преодолеть его мы должны не более чем за четыре дня. Сейчас отдыхайте, через три часа я попрошу старпома провести для вас экскурсию по нашей лодке. Старпом Мартынов, – гаркнул капитан.

Со своего места поднялся худощавый офицер, и о чем-то переговорил с капитаном.

– Я быть ей полезен, – на ломаном английском сообщил мне старпом, сжимая в рукопожатии мои пальцы, – меня зовут Павел Мартынов.

– Старпом, сколько раз я тебе говорил, учи английский, – заулыбался капитан, – эх, ладно. Есть у нас электронный транслейтед. Старпом, выдели мистеру Коллинзу во временное пользование устройство, а то тебя и на русском то не все понимают.

Каюта, в которую меня поселили, удивляла своей продуманностью, и в тоже время ограниченностью пространства. На пяти квадратных метрах конструкторам удалось создать комфортную жилую зону. Двухъярусная удобная кровать, небольшой столик со стулом, настольная лампа, намертво вкрученная в стену, шкаф, в котором находился отсек для аварийного дыхательного аппарата и небольшой санузел с душем позволяли с удобством проводить время в дальних рейдах. Потом мне сказали, что туалет у моряков называется гальюн.

Ровно через три часа ко мне в каюту постучал старпом, передал электронное устройство, представляющее из себя небольшие, ультрасовременного вида, черные наушники и помог настроить интерфейс. Теперь я понимал русскую речь, которую переводчик постоянно снабжал некоторыми комментариями, чтобы мне был понятнее смысл произнесенных фраз. Например, часто встречающееся словосочетание «да хрен его знает», переводчик толковал как «участник разговора сомневается в точности своего ответа», а фраза «к едреней фене» сопровождалась комментарием: «ваш собеседник желает отделаться или избавиться от чего-либо или кого-либо».

Вместе со старпомом мы прошли подводную лодку от носа до кормы. Прямо скажу, это был просто огромный корабль. Его длина составляла 172 м, ширина 23, а высота – 26 метров, а это примерно уровень девятиэтажного дома. Мартынов мне рассказал, что этой лодке уже больше ста лет, ее хотели давно списать, но министерство обороны России решило переделать стратегический ракетоносец, каким она изначально была спроектирована, в подводный транспортный корабль. Лодка прошла глубокую модернизацию. Все пусковые ракетные шахты вырезали, а вместо них обустроили многоярусные трюмы. Корпус лодки укрепили современными полиметаллами, двигательную установку заменили на магнитрон огромной мощности, и теперь субмарина приводилась в движение таким же образом, как боевые дроны, только точка приложения силы была направлена не вверх, а назад. Подводный грузовик мог вместить в себя до десяти танков и до пятисот солдат в полном снаряжении. В грузовые отсеки легко вмещались вертолеты, боевые дроны или тысячи тонн снарядов, медикаментов и продовольствия. Все это богатство лодка могла незаметно подвезти к любому побережью, а современные комплексы десантирования, напоминающие кофр от водолазного костюма, с помощью которого меня доставили на корабль, только намного большего размера, переправить содержимое трюмов на берег. Такая реконструкция очень заинтересовала военное руководство русских и лодку стали часто использовать для решения различных задач.

Когда старпом завел меня в самый большой трюм, у меня даже закружилась голова. Я уже начал привыкать к низким потолкам и небольшому пространству везде, где мы только побывали, а тут высокие сводчатые перекрытия поднимались на высоту пять метров. Этот трюм служил для перевозки крупногабаритных грузов. Сейчас в нем стоял, прикрученный сверху, снизу и со всех сторон к корпусу лодки, один из самых современных комплексов ПВО, которым русские смогли поделиться с Техасом. Такая зенитно-ракетная система способна сбивать практически все виды гиперзвуковых ракет и была передана Россией после попытки Вашингтоном ударить ракетами с ядерными боеголовками по свободолюбивому штату.

Через три дня путешествия мы вышли в Мексиканский залив и уже готовились к скорому прибытию в пункт назначения, как вдруг на корабле объявили боевую тревогу. Завыла сирена, замигали лампочки освещения под потолком, десятки ног матросов с топотом пронеслись мимо моей каюты.

Я решил дойти до капитанского мостика, чтобы узнать, в чем дело, но в первом-же переходе между отсеками меня остановил матрос. Оказалось, что перемещение по кораблю во время боевой тревоги возможно только с разрешения командира. Я попросил матроса связаться с мистером Емельяновым, и, к моему счастью, он приказал матросу сопроводить меня до центрального поста.

– Рад видеть вас, Майкл, – искренне улыбаясь, приветствовал меня командир корабля.

– Что случилось, сэр? Почему объявлена боевая тревога? – откровенно удивился я.

– Наши радары обнаружили подводную лодку противника, – он показал на один из мониторов на панели управления, – скорее всего, мы засекли боевой корабль США класса «Морской ерш». Это лодки-охотники, созданные для того, чтобы обнаруживать и уничтожать подводные цели типа нашего корабля. Самое плохое, они нас также обнаружили. Мы засекли сканирование радарами. Не беспокойтесь, мистер Коллинз, мы сможем постоять за себя. Хоть моя лодка и считается грузовой, но не все вооружение было демонтировано в процессе реконструкции. Сейчас между нами более двухсот морских миль, я приказал выпустить два дрона, они помогу нам незаметно следить за неприятелем. Посмотрим, как он будет себя вести.

Информация непрерывным потоком передавалась командиру от офицеров, несших боевое дежурство в рубке. Пеленги, дифференты на нос и на корму, скорость, глубина, азимуты сближения обрушились на мой мозг и вызвали суматоху в моих мыслях. «Морской ерш» шел параллельным курсом с правого борта и ничем не выдавал заинтересованности к нашей подводной лодке. Через некоторое время один из офицеров сообщил, что контакт с лодкой противника потерян.

– Плохо, очень плохо, – проговорил капитан, – старпом, ныряем на семьсот пятьдесят метров, выпускайте еще два дрона. Нужно найти лодку первыми, иначе она может найти нас, и это вряд ли нам понравится.

Пол корабля наклонился и я схватился за металлические поручни, чтобы не упасть.

– Капитан, есть контакт, – возбужденно заговорил один из офицеров, – цель подводная, одиночная, скорость сорок пять узлов (прим. автора: 1 морской узел = 1 морской миле = 1852 м), глубина шестьсот метров, дальность 150 миль. Идет курсом на сближение, мы в зоне поражения подводными торпедами.

– Ныряем на тысячу, лево руля, полный вперед – тут же скомандовал капитан.

– Капитан, – обратился я к Емельянову, – неужели вы думаете, что американская лодка станет нас атаковать. Мы ведь находимся далеко от территориальных вод США и не представляем опасности для Америки?

– Какой вы наивный, Майкл, – усмехнулся командир корабля, – противник, скорее всего, знает, что мы везем груз для Техаса, поэтому они уничтожат нас и даже глазом не моргнут (переводчик выдал мне комментарий: «не задумываясь, не обсуждая»). Будет международный скандал, но, мне кажется, это сейчас мало волнует правительства Америки. Хотите, мистер Коллинз, мы прямо сейчас проверим мою теорию?

– Каким же образом, сэр? – удивился я.

– Торпедный отсек, на связь. Имитатор загружен? – строго спросил капитан в микрофон внутреннего коммуникатора.

– Так точно, товарищ командир, третий торпедный аппарат, – последовать незамедлительный ответ.

– Третий торпедный аппарат, товсь.

– Есть товсь.

– Залп.

Послышался далекий и тихий шум, как будто в комнате открыли бутылку с газировкой.

– Старпом, стоп машина, право руля. Лодка, замри, – тут же отдал команды Емельянов.

Полная тишина окутала лодку. Я слышал дыхание офицеров в рубке, гудение трансформаторов в аппаратуре лодки и шуршание вентиляторов в системе жизнеобеспечения. Молчание длилось долго, все присутствующие были напряжены, дежурившие подводники не сводили глаз с экранов своих устройств.

– Товарищ командир, – негромко сообщил офицер, – лодка противника изменила курс. Идет на перехват имитатора.

– Понял, акустик. Клюнули на наживку, – радостно сообщил капитан.

– Наблюдаю разделение объекта, наблюдаю множественные цели. Товарищ капитан, лодка противника выпустила пять торпед по имитатору, – возбужденно доложил офицер подлодки.

– Ну вот, мистер Коллинз, а вы сомневались, – капитан посмотрел на меня взглядом человека, выигравшего важный спор, – на месте имитатора могла быть наша лодка. Одну торпеду про запас оставили. Старпом, дайте команду имитатору на выполнение противоторпедного маневра. Не будем разочаровывать наших оппонентов, пусть думают, что мы у них на крючке.

Тянулись минуты тревожного ожидания. Все понимали, что сейчас идет игра со смертью. Если нас обнаружат и хотя бы одна торпеда попадет в лодку, всплыть с глубины в тысячу метров поврежденный корабль не сможет.

Одна из торпед противника наконец столкнулась с имитатором и взрыв огромной силы сотряс наш корабль. Лодку резко и сильно накренило, на мгновение погас свет, я не удержался на ногах и больно ударился о перископ. У дежуривших офицеров на пол улетели ручки и карандаши, один планшет, не закрепленный в пазах рабочего стола, швырнуло о переборку. Военная техника выдержала удар, но экран планшета покрыла густая сеть трещин.

– Товарищ командир, – доложил офицер, как только все оправились от гидроудара, – противник продолжил активные поиски. Сонар и радар работают на полную мощность. Видимо поняли, что им подсунули имитатор.

– Вот сволочи, – в сердцах ругнулся Емельянов, – ладно, сейчас мы им покажем кузькину мать (переводчик мне пояснил, что капитан таким образом угрожает расправой оппоненту).

– Господин капитан, – обратился я к командиру корабля, – у вас так весело все рейсы проходят?

– Нет, мистер Коллинз, – ехидно ответил он, – мы специально для вас сегодня такой балаган затеяли. Исключительно, чтобы вы не умерли со скуки.

– Главное, чтобы мы не умерли от торпеды, остальное как-нибудь переживем, – попытался я пошутить.

– Товарищ командир, в сорока трех милях от нас обнаружен дрон противника. Есть облучение боевым сканером, дрон меняет направление на сближение с нашей лодкой.

– Старпом, полный вперед. Отстреливайте ЭМИ-заряды, РЭБ на полную мощность, сейчас будем вертеться как уж на сковородке (переводчик промолчал). Акустик, есть контакт с лодкой противника?

– Есть, передаю пеленг и координаты на торпеды. Один наш дрон в тридцати милях от лодки врага. Может корректировать наведение.

– Отлично, всплываем на шестьсот, право руля.

За бортом послышались тихие щелчки, как будто кто-то щелкал зажигалкой. Капитан пояснил, так детонировали небольшие торпеды, при взрыве испускающие мощный электромагнитный импульс. Они должны вывести из строя подводный дрон противника.

– Торпедный, доложите готовность, – снова скомандовал командир корабля.

– Первый, второй, и с четвертого по восьмой торпедные аппараты готовы, – доложили подводники.

– Первый, второй, четвертый, пятый и шестой торпедные аппараты товсь.

– Есть товсь, – прозвучало в динамиках.

Капитан замер на месте, оглядел рубку хитрым взглядом и подмигнул мне.

– Залп, – коротко приказал он,

Опять послышался шум открывающихся бутылок с газом.

– Старпом, – Емельянов продолжал руководить боем, – ныряем на восемьсот, лево руля, бесшумных ход. Тишина в отсеках.

– Командир, – оживился акустик, – торпеды захватили цель, работу радаров противника на нашей лодке не фиксирую.

– Понятно, им сейчас не до нас, – усмехнулся капитан.

– Лодка врага меняет направление движения, погружается на семьсот метров, – методично докладывал офицер, – наш дрон корректирует движение торпед. Семьдесят миль до цели. Лодка маневрирует, выпускает дроны. Пятьдесят миль до цели. Одна торпеда отклонилась, захватила ложную цель. Тридцать миль до цели. Сработали ЭМИ-заряды противника. Две торпеды выведены из строя. Остались две торпеды, командир.

– Сам вижу, – ответил Емельянов, – давайте, родные, не подкачайте.

Последняя фраза, как мне пояснил переводчик, предназначалась торпедам, только почему командира корабля назвал их родными и что они должны были подкачать, я не понял.

– Командир, лодка противника активно маневрирует. ЭМИ-зарядом поврежден наш дрон, корректировки наведения торпед теперь нет.

– Не каркай («не сбивай с толку» выдал переводчик), акустик, – процедил сквозь зубы Емельянов.

– Четвертая торпеда потеряла цель, выведена из строя РЭБом противника, – продолжал доклад офицер корабля, – десять миль до цели. Последняя торпеда четко захватила цель, – радостно закричал акустик.

– Вот, а ты говорил, с нами кашу не сваришь (мы не эффективная команда), – улыбнулся Емельянов.

– Командир, лодка противника резко изменила глубину погружения и направление движения. Торпеда отреагировала, но наведение сбивают средства радиоэлектронной борьбы.

– Подтверждаю расхождение целей, – сообщил штурман.

– На сколько расхождение? – уточнил капитан.

– Торпеда пройдет под лодкой на расстоянии около пятидесяти метров, – доложил офицер.

– Старпом, акустик и штурман, слушайте меня, – глаза Емельянова блестели как у тигра при виде добычи, – произвести самоподрыв торпеды при минимальном сближении с лодкой противника.

– Есть, капитан, – хором ответили его подчиненные.

Три офицера объединились и стали считать секунды. Далекий подводный взрыв докатился до нас слабым покачиванием субмарины.

– Акустик, доклад, срочно, – дал задание капитан.

– Лодка противника потеряла ход, фиксирую многочисленные выходы воздуха из корпуса корабля – прокричал акустик.

– Вот так вот, – потер руками Емельянов, – знай наших (мне кажется, я понял смысл фразы без комментария переводчика). Ну что, товарищи офицеры, будем добивать подранка?