bannerbannerbanner
Большая книга Шамана

Владимир Серкин
Большая книга Шамана

Для Шамана история не показалась удивительной. Он дополнил ее до некоторого не окончательного, но вполне достаточного для начальной работы целого.

– У твоих однокурсниц в эти четыре года было на две энергии больше.

– На две из скольки?

– Из весьма большого набора.

– А есть какой-то минимальный?

– Для начальной практики достаточно семь: энергия пищи, воздуха, мысли, эмоций, воли, времени и духа.

– Понятно, что у однокашниц было больше энергии мысли. А вторая какая?

– Воли. Много регулярно заниматься – нужно каждый день делать волевые усилия.

– Энергия мысли и воли так сильно отразилась на внешности?

– За три года в молодости – обязательно.

– Энергия пищи – правильно питаться?

– Да.

– А воздуха?

– Правильно «дышаться».

– А времени?

– Начни с того, что согласуй свои режимы и пищу с дневными и сезонными циклами Солнца и Луны.

– В чем смысл?

– День – как маленькая жизнь. Сон – сам понимаешь. Попадаешь в ритмы мира [Солнца] в маленькой жизни, начнешь попадать и в большей.

23.08.10

Купание в Охотском море – особое понятие. В окрестностях Магадана есть немного песчаных отмелей, где вода в отдельные июльские дни «прогревается» градусов до двенадцати-четырнадцати. В такой воде можно плавать минут десять-пятнадцать.

В большинстве же мест вода зимой примерно минус полтора-два градуса[46], летом – шесть-восемь. Купание зимой – до одной минуты[47], летом – до пяти. Для любителей, конечно. Многие и не подходят к воде.

Глядя на плавающего, фыркающего Шамана, думаю о его возрасте и уникальном здоровье.

– Как удается оставаться таким энергичным?

– Не конфликтуй с миром. Энергия не будет тратиться.

– Но я видел, ты бываешь жесток с людьми. Помнишь «грабителей»?

– Не жестоким, жестким с теми, кто конфликтует. И мир в этом помогает.

– Хотел бы я дожить до твоих лет таким же бодрым.

– Нужно изменить мировоззрение.

– Что именно?

– Тебе зачем жить долго?

– То есть как это зачем?

– Представь, что живешь не сто, а например, двести лет бодрым.

– Здорово.

– Зачем?

– Много бы успел.

– За первые семьдесят люди успевают основные задачи.

– Но сделал бы гораздо лучше.

– Ладно, в следующие двадцать пять ты бы еще вырастил детей получше. Хотя это вряд ли. А потом?

– Еще лучше.

– Надоело бы.

– Почему?

– Тебе за пятьдесят. Хочешь решать детские или подростковые проблемы?

– Ну-у, которые не были до конца решены.

– Хорошо, еще за три года ты бы наездился, натрахался и напробовался. А потом?

– Наука, политика, помощь другим.

– Всерьез?

– Да.

– Ладно, даю еще тридцать для помощи другим. (Шаман не улыбнулся.)

– Спасибо. (Я тоже сохранил серьезное выражение лица.)

– А потом?

– А я бы один жил триста лет или с любимой?

– Не бывает триста лет любимых.

– Ну, один или с женщинами.

– Тогда и дети чтобы долго?

– Да.

– И родители, и друзья.

– Хотелось бы.

– Так ты захочешь, чтобы все жили по триста.

– Да.

– Нет. Психика и тело не выдержат. Да и планета тоже.

– Психика-то почему?

– К старости человек консервативен, не обновляется. Все больше неприятия и противоречий с миром. От этого болезни…

– Так надо что-то делать, чтобы принимать новый мир.

– Говорю же: изменить мировоззрение.

23.08.10

Изменить мировоззрение? Как гусенице окуклиться и вылупиться бабочкой? Но они, кажется, делают это неосознанно по генетической программе. Интересно, каждой гусенице удается окуклиться или «особо продвинутые» живут в разы дольше других и погибают от морозов, не окуклившись. Таким уже никогда не стать «бабочкой», не полетать. Наверное, гусенице лучше вовремя окуклиться.

Наша смерть – это вообще или окукливание? На это Шаман откажется отвечать, уже знаю его немного. Ладно, другой аспект: если бы гусеницы жили по два-три сезона при той же продуктивности бабочек, то листвы бы не хватило. Поэтому «планета не выдержит»? То есть потенциальный долгожитель должен не расходовать ресурсы планеты, а беречь и умножать. По крайней мере, воспроизводить больше ресурсов, чем потребляет. В принципе возможно.

– Почему «планета не выдержит»? Разовьется новая философия, возможности.

– Какие?

– Меньше рожать, расселяться по планетам.

– Будет меньше обновления. Это против законов природы.

– Нет. Живущие будут больше учиться, изменяться.

– Согласятся меньше рожать?

– Ну, некоторые точно.

– А расселяться, осваивать?

– Меньше, но найдутся.

– А больше учиться и изменяться?

– Ну-у, и такие найдутся.

– Вот которые найдутся расселяться и столетиями учиться, готовы жить двести.

24.08.10

Все-таки систематичность моих опросников дает возможность выстраивать хоть кусочки последовательных описаний. А если к системе добавлять еще настроение и интуицию… В любом деле должна быть хорошая занудность. Студентам вещаю: «кто не может нормально работать с документами и отчетностью, кончает тем, что роется по помойкам». В более достойном варианте – живет в хижине с печкой, ловит крабов. Потом сдает за «нал» перекупщикам, которые платят на первобытный прожиточный минимум. Зато никаких бумаг.

Следующий аспект опросника: почему тело не выдержит? Что-то я не слышал про учащихся долгожителей.

– Знаешь, я читал в сети жизнеописания долгожителей – чабанов высокогорья, оленеводов в Якутии – не слышал, чтобы они всю жизнь учились.

– Они жили в благоприятных неизменных условиях. Но скоро неизменных условий не будет вообще.

– Ну-у, природные условия.

– Ни климатических, ни геологических. Не будет вообще.

– Невозможно будет сохранять один образ жизни?

– Ни тип питания, ни общения, ни конкуренции и отношений…

– Ты для этого живешь иногда в городах?

– Не иногда, а когда образ жизни в городах изменяется.

– А как решаешь, что уже пора?

– Настроение такое складывается. Наверное, по ауре приходящих людей.

– Так и ты не полностью осознаешь свои решения?

– В науке, бизнесе хоть и редко, но еще бывает «полное» осознание. А жизни: будешь ждать полного осознания решений – редко будешь успевать.

29.08.10

Прекрасный солнечный день. Тепло, а когда идешь с поклажей по лесу – жарко, деревья задерживают ветерок. Но явные признаки осени: какая-то пронзительная прозрачность в воздухе, под ногами уже много опавших листьев, хотя деревья еще стоят зеленые.

– Кстати, откуда уже пожухшие опавшие листья?

– Кстати, к чему? (Шаман усмехнулся.)

– Да я по своим мыслям. Тепло еще, а листьев полно опавших.

– Разные сроки жизни.

– Да, время листьев прошло.

– Если заметил, не всех листьев.

– Замечал, но не задумывался. Не знаешь, почему большая часть еще зеленые и свежие, а эти повяли и опали?

– Сначала созрели и остановились.

– Но большинство листьев созрели и остановились.

– Нет, зеленые еще не остановились.

– Нельзя останавливаться?

– Не хочешь стареть – продолжай развиваться.

– Как продолжать? Есть биологическая программа, биологические часы.

– Листьям никак. А человек может продолжать с помощью ума и воли.

– Но наступает старость, болезни.

– Болезни, старость – внешние симптомы смерти. Причина глубже.

– В чем?

– Человек не успевает за временем и остается в прошлом.

29.08.10

Идем дальше. Кустарники, стланик, каменная осыпь, лиственницы, стланик, кустарники, болота, кустарник. Шаман быстро ходит. Но и я уже чувствую ритмы ходьбы по разным местностям. Спина, конечно, мокрая под рюкзаком, но иду и могу еще поразмышлять. Хочется остановиться, отдохнуть. Самолюбие мешает предложить перекур Шаману, который намного старше меня. До обеда дотяну. Сколько же в нем здоровья?

– Ты сколько можешь прожить?

– Уже спрашивал.

– Но тогда не обсуждали аспект развития.

– Могу неопределенно долго.

– Что главное ты развиваешь?

– Идею самого себя.

«Экстремал»

1998, 2005
21.07.98

Как я уже писал, некоторые элементы поведения Шамана (пугали?) настораживали меня. Шаман расчетлив, рационален и скрупулезен, но иногда ведет себя так, что многие посчитали бы его или полным фаталистом или, как сегодня говорят, «отъявленным отморозком». Рефлексивная работа над некоторыми из страхов помогла мне трансформировать часть из них в небольшие исследовательские программки. Так было, например, во время плаваний на знаменитом парусном шлюпе Шамана. Нижеприведенный диалог записан после перехода от полуострова Кони к острову Завьялова.

– Почему нет спасательных жилетов?

– Зачем в Охотском море?[48]

 

– Ну, как шанс для борьбы.

– «Бороться» лучше заранее.

– Как это?

– Учитывать и предвидеть погоду, волну, обеспечивать выживаемость шлюпа…

– Никогда не оказывался в воде?

– Несколько раз.

– Как выжил?

– Раз браконьеры успели; раз близко от берега – смог доплыть; раз выбрался на дно перевернутой лодки, под которым остался воздух, и пролежал почти день.

– Всего три раза?

– Падений с льдин или со скал возле берега, когда можно сразу вылезти, не считаю.

– Ну, ты – отморозок.

– Отморозок – ты. Лезешь в полынью просто так, вообще без нужды.

– Не просто так. Сначала стараюсь разогреться. Потом опыт. И всегда хорошо продумываю еще до прыжка, как вылезти назад. Это – моржевание.

Бухта Светлая

© Фото автора


– Падение с льдины не опаснее моржевания. Все зависит от отношения.

– Опаснее. В зимней неуклюжей одежде, которая еще и намокает. Такого опыта у «моржей» нет.

– Потренируйся в одежде, вот и будет опыт.

16.01.05

С годами я убедился, что Шаман вовсе не собирается где-нибудь случайно погибнуть. Его отношение к жизни и смерти нельзя не только назвать наплевательским, но, напротив, он относится к этому гораздо серьезнее большинства людей.

Некоторые «ужасные трюки» Шамана вроде перевозки (дрейфа) на льдинах по ветру бревен и других громоздких вещей или спусков скольжением по ледникам сегодня уже не кажутся мне опасными. Весенний дрейф, например, оказывается, применим только в закрытых лагунах, из которых льдину вряд ли может вынести, и она почти неминуемо будет прибита к берегу господствующими ветрами. Дрейфу можно помочь шестом или можно поспать-позагорать на льдине, лежа на туристическом коврике. «Отмороженный» спуск по снежным языкам с крутых склонов оказался после небольшой тренировки с палкой, выполняющей роль руля и тормоза, полностью регулируемым и по скорости, и по направлению. Опасно все это лишь без подготовки.

Возник обратный вопрос.

– Вообще когда-нибудь рискуешь?

– Все рискуют, даже переходя улицу.

– Я не об обыденном уровне, а о большей степени опасности.

– Одному на побережье всегда опаснее. Приступ болезни, снимаемый в городе уколом, здесь может оказаться смертельным. То же – травмы.

– А кроме бытового риска?

– Полного контроля не будет никогда. Но у меня его больше, чем у простого человека.

– Как этого делаешь?

– Стараюсь предвидеть последствия, не испытывать зря ситуацию на прочность, не раздражать Духов местности, быть в потоке. Словами трудно описать.

– Это требует дополнительных затрат энергии?

– Наверное, хотя я давно привык.

– Оправданно ли?

– Смотря как собираешься умереть.

– Что?!!!

– Лучше сказать не «умереть», а «перейти»?

– Куда перейти?

– В царство мертвых, мир предков, загробную жизнь. Хоть горшком назови.

– Как-то ты слишком без уважения.

– Уважение – не в придыханиях и восклицаниях, а в реальной подготовке.

– Как это?

– Если тебе все равно, как умереть, ты к этому не готовишься, хотя можешь много говорить, например, об уважении. А с уважением слова не столь важны, как реальная подготовка.

– Ты собираешься умереть определенным образом?

– Да.

– Будешь самоубийцей?

– Не утрируй.

– Но ведь не мы выбираем время, место и способ.

– Mors serta, hora inserta[49].

– Да понятно, в университетах обучались.

– Мы можем выбирать или строить начало матрицы перехода.

В этот момент я испытал нечто сравнимое с мгновенным мысленным катапультированием и возвращением в ситуацию. Казалось, я привык уже к тому, что Шаман весьма образованный человек. Годы жизни в Ярославле (2000–2004) сделали его и очень современным. Но на побережье возле костра непоколебимо спокойный Шаман с его неторопливыми четкими движениями, длинными паузами и простой чеканной речью настолько создавал образ древней мудрости, что обыденно употребленная им, в общем вполне к месту, современная терминология резко переворачивала восприятие.

– Как же ты резко выходишь из образа терминологией.

– Не я. Это твой образ меня упрощен.

– Знаю.

– Ты тоже многих вводишь в подобное состояние.

– Знаю. (Хохочем.)

18.08.18

Бликующая на солнце зеленая морская вода лижет, омывает подножье черной скалы. Хотя скала, когда высохнет, не совсем черная, сероватая. И не подножье, скала под водой еще метров пять до пологого дна, усеянного огромными камнями. Просто так воспринимается.

Про дно знаю из рассказов Шамана и промеров для краболовки, сам не доныриваю даже в ластах. Может, на теплом море донырнул бы. Хотя – это вряд ли, без тренировки.

Метрах в ста от берега мелькает черный плавник Касатки. Что-то долго Шамана нет. Он как раз на дне, пошел за местной особо крупной мидией[50]. Нужна всего одна сетка, полакомиться. Впрочем, беспокойство – пустое. Случись что на дне, я ничем помочь не смогу.

Выскочивший как чертик на скальное плато Шаман прервал тревожные мысли. Сняв ласты и передав мне сетку с мидией, красный от задержки дыхания Шаман резко трясет головой, вытряхивая воду. Мокрые блестящие волосы кажутся черными.


Фукус (морской виноград)

© Фото автора


– Знаю тебя больше двадцати лет. Люди есть в 50–60 совсем белые, а у тебя все соль с перцем. Как это делаешь?

– Вот сейчас под водой чуть не просрался, хотелось вдохнуть.

– Так и сдохнуть можно.

– Можно в незнакомом месте. Но здесь почти точно знаю, когда выскочу. Еще бы мог, наверное, секунд десять-пятнадцать.

– При чем здесь седина?

– Экстремальность. Не сдох – помолодел чуть-чуть, когда восстановился.

– Другой бы там и сдох.

– Конечно. Мало ли у кого сердце, давление, холодовой шок… Нужно осторожно, постепенно.

– Экстремальность – общий рецепт?

– Один из. Пиши это аккуратно – готовых рисковать придурков много, а потом тебя же обвинят.

– Читал про японского крестьянина-долгожителя, который прижигает себе какие-то точки на колене или под коленом.

– У каждого в своем образе жизни свои рецепты.

Для аккуратности текста лучше проявить занудство (наверное, 35 лет педстажа дают о себе знать). Еще раз для «придурков» объясняю: для здоровья полезна только разумная, продуманная, безопасная экстремальность. Непродуманность чревата летальными или калечащами исходами.

Аэродром подскока

1999
22.06

Понятно, что день будет жарким и солнечным. Кое-где над зеркальной гладью моря таяли белесые клочки ночного тумана. Шаман возился с браконьерской шлюпкой – благодарность за излечение бригады от тяжелого отравления. Он переделывал шлюпку в небольшой шлюп постоянно и радикально: усилил и закрыл борта, нарастил центральные ребро и небольшой киль, укрепил канат, выполняющий роль волноотбойника и причального бруса, подвижный парус, специально сшитый для него эвелнами. Кроме этого, в шлюпе имелись запасные весла, устройство для повышения устойчивости из шестов с пых-пыхами[51] и множество других приспособлений. Восьмиместная шлюпка стала четырехместной, но пойти на ней можно куда угодно.

Горы на далеком мысе огромного полуострова были видны необычайно ясно. Если не знать, что до них около семидесяти километров, можно поручиться, что не более двадцати.

– Собрался попрактиковаться в мореплавании?

– Пойдешь со мной?

– Куда?

(Шаман указал на синий мыс.)

– Успеем до ночи?

– Дойдем часов за десять-двенадцать.

– Шторм не налетит?

– Не звал бы тебя.

– А что там?

– Аэродром подскока[52].

– Настоящий ленд-лизовский?

(Шаман утвердительно опустил веки.)

23.06

Прямо из крутого, щетинившегося сланцами берега торчали остатки бревенчатого сооружения, напоминавшего огромный горизонтально уложенный колодец. Бревна посерели от времени.

– Что это?

– Была сланцевая шахточка, потом склад. Вход засыпали после войны. Но берег размыло.

– Что там было?

– Взрывчатка, горючее, оборудование…

– Что-нибудь есть сейчас?

– Беру кое-что для хозяйства: железо, вар, всякую мелочь. Можно найти что-то полезное и для городской жизни, но тащить на такие расстояния неразумно.

– Есть оружие, боеприпасы?

– Раньше оружие не оставляли на неохраняемом объекте.

– Возьму что-нибудь легкое на память.

– Твоя городская квартира и так забита хламом.

– Да. Откуда ты знаешь?

– Ты годами таскаешь «что-нибудь на память», и, наверное, это уже мешает тебе жить.

– Не нужно ничего брать?

– Бери то, что нужно. А «на память» приучай работать память.

– Но предмет может вызвать воспоминания, «оживить» их. Студентов учим, что предмет – внешняя опора воспоминаний.

– Воспоминания могут «забить» твое сознание, как хлам квартиру.

– Люди дорожат своими воспоминаниями.

– Я говорю не о том, что само запомнилось, а о том, чтобы ты не наращивал объем воспоминаний искусственно.

– Есть целая культура организации воспоминаний: фотографии, видео, сувениры…

– Куда, зачем и какой багаж впечатлений тащит твое сознание?

– В каком смысле?

– Память нужна человеку не для прошлого, а для будущего. Не заполняй ее искусственно, это может помешать продвигаться в будущее.

23.06

Издали огромное летное поле казалось сплошь покрытым цветами, но под ногами лежали поржавевшие железные полосы с выдавленными круглыми отверстиями. Трава и росла в этих отверстиях. В основном полосы сохранились такими же ровными, как и более полувека назад, хотя местами были изогнуты и даже скручены от перемены температур и влажности. При ходьбе иногда попадались «всплывшие» за полвека из мерзлоты валуны, окруженные кусками порванного и покореженного железа.

Снег сошел уже недели четыре, и летное поле цвело поверх буйной молодой зелени ковром синей незабудки, белой пастушьей сумки, неизвестных мне сиреневых, красных и желтых цветов. Тонкий запах цветов, ярко-синее до фиолетового оттенка небо, полукольцо черно-синих гор со сверкающими снегом вершинами, мирное жужжание шмелей и порхание бабочек в сочетании с железной взлетной полосой, сохранившей какой-то дух тех суровых лет, подействовали на меня особым образом: день был так прекрасен и так трагичен, что любое действие было бы бессмысленным лукавством. Я просто лег на нагретые солнцем травы и полосы, положив руки под голову. Шаман глянул на меня и молча удалился к невысоким строениям на краю аэродрома. Очень высоко, наверное, уже в ионосфере, парила одинокая белая птица, и я «ушел» за ней. Не спал и не бодрствовал, а как-то «впитывал» красоту и трагичность, бесконечность и мимолетность этого мира. Через несколько часов спокойствие и ясность Шамана стали понятны мне.

 

– Теперь понял про бесполезность «предметов на память».

– (Шаман кивнул.)

– Спасибо тебе.

– Не за что. В городе нельзя постоянно находиться в этом состоянии.

– Почему?

– Многие окружающие будут неосознанно пытаться взбаламутить тебя.

– ???

– Это так же естественно, как кинуть камень в спокойную воду. Большинству городских необходимо везде обозначать свое присутствие.

– У себя в квартире я могу это практиковать?

– Конечно. Но потом, чтобы заняться городскими проблемами, тебе будет необходимо волевое усилие.

– Зачем вообще людям нужна эта социальная суета?

– А где же человек может развиться до уровня контроля над собой?

– Мне кажется иногда, что социальные связи мешают развиваться, расти.

– В чем-то мешают расти, в чем-то – опуститься. Неустойчивому социальные связи необходимы.

24.06

Шаман льет дробь из аккумуляторных пластин. Технология проста: свинец стекает от костра по стальному желобку и капает в ямку с водой. Иногда капли застывают «с носиком», поэтому мы с Шаманом обиваем дробь в каком-то железном баллоне. Меняя наклон желобка и температуру, Шаман меняет «номер» дроби. Оказывается, сланцы не набирают влагу и горят жарче, чем дрова.

Трудно придумать занятие скучнее. В отличие от меня Шаман сосредоточен и спокоен, ему не скучно, но и поговорить он не против.

– Ты тратишь большую часть бодрствования на всякие работы, и у тебя остается часа три-четыре на местные практики.

– Да, примерно так.

– В городе ты мог бы иметь больше времени.

– Нет, примерно так же. И там нет местных практик.

– Тебе не скучно столько часов лить дробь? Мне это капанье действует на нервы.

– За день делаю годовой запас. А от скуки у меня есть аэродромы подскока.

– Есть недалеко еще аэродромы?

– Я говорю про внутренние аэродромы.

– Что это?

– Любому человеку со временем надоедает чем-либо заниматься.

– При чем здесь аэродромы?

– Человек как самолет. (Смеется.) Летит-летит, потом ему нужно сесть и заправиться.

– Человеку нужно поесть? (Смеемся вместе.)

– Когда тебе надоедает заниматься каким-либо делом, ты или бросаешь его, или делаешь волевое усилие для продолжения.

– Естественно.

– Беда в том, что ты и бросаешь дело, и делаешь усилие неосознанно.

– Обычно заставляю себя осознанно.

– Ты когда-нибудь делал выбор: «Бросить или сделать волевое усилие?»

– Нет, но я понимал необходимость продолжения.

– Необходимость – не выбор. Даже не совсем волевое усилие. Выбор делается без необходимости. Ты делал такой выбор?

– Трудно сказать.

– Выбор без необходимости сделать волевое усилие и есть аэродром подскока в твоих делах. Без него твой «самолет» не улетит дальше обычного радиуса.

– Чтобы развиваться, нужны волевые усилия?

– Для дел. При развитии усилия бывают и вредны.

– Как это?

– Когда человек напрягается, он становится жестче, консервативнее.

– Для развития себя нужно расслабиться?

– Разрешить себе изменяться, расти, понимать. А уж с этим или расслабиться, или собраться – по ситуации.

46Соленая вода не замерзает при нулевой температуре.
47Неопытному человеку лучше начинать с двух-трех секунд: один раз окунуться.
48Магаданскому читателю ответ вполне понятен, но людям из более теплых краев следует пояснить, что в Охотском море даже в разгар лета обычный человек не проживет в холодной воде более 10–15 минут. Такое время почти все могут продержаться и без жилета.
49Смерть определена, час не определен (лат.).
50Мидиями, собираемыми в сетку. Но разговорное в единственном числе: «Пошел на утку», «…на кижуча» и пр.
51Пых-пых – надувные мешки из шкуры морзверя.
52Организация американских поставок по ленд-лизу воздушным путем требовала сети аэродромов, на которых самолеты заправляли, делали мелкий ремонт и профилактику. Такие аэродромы назывались аэродромами подскока. Часть засекреченных аэродромов была «законсервирована» после 1945 года. Информация о них постепенно была утеряна с естественной утерей архивов и забыванием или смертью очевидцев.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30 
Рейтинг@Mail.ru