Олег Игоревич Голиков
Пролежни

УЛЫБКА №1

…юности камни,

изъедены снами,

на дно размышления

падают сами.

"Далек ты от бога",–

твердит каждый камень.

Ф.Г.Лорка

О Д И H О Ч Е С Т В 0

* * *

В темной воде таится

много печальных историй,

там в глубине не спится

в кажущемся просторе.

Солнце ладони режет,

думать мешают звезды,

и уж ничто не держит -

только вернуться поздно.

В вечности, что сокрыла

радужный призрак жизни,

вдруг пустота застыла

в бледной молочной призме.

Небо – достать рукою,

если бы руки были…

Тщетно взывать к покою

в черном холодном иле.

В реках таятся лица,

что вопрошают строго,

надо лишь наклониться,

и помолчать немного.

* * *

Звуки лета в пыли звезд,

несказанные причуды.

Кто-то где-то как вопрос

рассыпает звон посуды

Дремлет пес мой без обеда

Лето, лето…

Спят верблюды,

утомившись за день с ношей,

ест траву худая лошадь…

Солнце – как улыбка Будды…

Ну а лето словно ветер,

разрывая мыслей сети,

прочь летит.

А над горами страж зимы -

полночный Айсберг.

Надо мною бьет огромный

водопад из чистой пены.

Негасимый, безразмерный

водопад…

Как край Вселенной.

Он пронзает мое сердце,

не напиться – насмотреться,

не разгадывать, но видеть

спать подолгу стоя, сидя,

глядя на веселье мира,

и есть лето как горсть сыра

Накормить им вдоволь звезды

кормом сытым и надежным,

чтобы белые утесы

ели вместе с нами тоже.

А высокий черный Айсберг

видел все, и улыбался.

Лето, лето…

Я боялся

беспробудности и смерти,

и вины своей глубокой

как заблудший демон бога,

кто в погибели признался.

Только вы ему не верьте -

непростое это знанье

простоять за темной гранью,

ничем слова не нарушив,

указать другим дорогу

к этому простому лету

без вопросов и ответов

словно молчаливый ворон,

что на башне бьет тревогу

когда в храм забрались воры.

Видел все и ты когда-то

эти жаркие узоры,

где и прежде ставил ногу

на ковер горячих камней,

открывая ночью ставни,

комарам давая пищу…

И скулит мой пес как нищий,

осерчавший без обеда -

нет фантазии забавней,

Лето, лето…

* * *

Недолго плакать здесь росе -

она уйдет к утру.

Своей рукою как во сне

слезу с листвы сотру.

Сиреневый холодный гул,

быть может он ясней

расскажет мне, как два цветка

увяли по весне.

Раскрой и ты свою ладонь -

и капля упадет!

Желания свинец и боль

уйдет, уйдет, уйдет…

И испытаешь ты восторг

чудесного питья.

И расцветет души цветок

нарциссом забытья!

* * *

Под пологом ночного платья

приятно было иногда,

когда минуешь сна объятья,

смотреть в ушедшие года.

Кружит чредой воспоминаний

надежд минувших хоровод,

минуты радости познаний

плывут среди утекших вод.

И мысли мягкою тропою

скользят сквозь грезы дальних лет,

и старый зов уйти к покою

хранят, как вечный амулет.

И словно радостная встреча

спешит в преддверии тоски,

но скоро утро сменит вечер,

и гаснут, гаснут маяки…

* * *

Притихло небо в предвечерний час,

остыли мысли над речной водою…

Настанет день, что не пропустит нас,

а небо будет снова молодое.

Я удивляюсь мудрости дерев,

глухих ко звукам, порожденным ими,

и плод тяжелый упадет, созрев,

в свою погибель – предрассветный иней.

Рассудок одиночеством силен -

небесных лучников непобедимый вестник.

Но вечером и он падет, пленен

печалью скорбных одиноких песен.

И я, поддавшись трепетной игре,

ищу тропу в вечернем зазеркалье…

Но только тени бродят по земле,

что на глазах ковер ночной соткали.

Все истины распознаны давно,

в желаньях, грезах и пустых наказах.

А я смотрю в раскрытое окно,

как будто вечером не жил ни разу…

* * *

Мир шахмат чувством не измерить -

там жизнь и смерть одна строка.

И постоянно в это верить

обязан разум игрока.

Все оживает в этой вере,

и грозен пешек легион,

когда в продуманном размере

взят неприступный бастион.

Нет опрометчивых решений,

и вдохновение – мираж.

Где средь орудий и мишеней

сверкает ум, как строгий страж.

Здесь предсказаниям не верят,

здесь бог – отточенный расчет,

В строю все ясно в полной мере,

и чувствуешь врага плечо.

Стоящим здесь на клетке светлой

над разлинованной страной

мысль игрока весьма приметна,

и ход на черную – за мной!

* * *

Закованный стеклом

страдает старый дом -

его ступени плыли в небеса.

Теперь снег за окном,

и умер мудрый гном,

когда-то не поверив в чудеса.

А были ли они?..

Иль может это дни

разрушили перила и камин.

Уходят корабли,

и спят в печи огни,

под покрывалом ледяных перин.

В невидимой руке

дрожит на чердаке

зелёный огонек былых времен.

И книги на полу

рассыпались в золу,

от молнии погиб могучий клен.

Бормочет, старый дом

Молитвы о былом,

И плачет рядом снежная гора

о доме о пустом,

и обо всем простом,

что унесла с собою во вчера.

* * *

Небо холодное,

белые камни…

Что вы сказали мне, что утаили?..

Это не я сплю в расколотой ванне

среди розалий и сломанных лилий.

Кружатся искры над трубами роем,

несколько птиц улетает на север -

все, что мы любим, мы завтра зароем,

и не заметим, чего не имеем.

Только не я сяду в черные сани -

миг – и исчезли в заснеженном поле!

Мы всех любили, и многих спасали,

в кровь на руках растирая мозоли.

Нет, я не мертвый -

на крики живые

я как всегда выхожу на рассвете

и выпрямляю дороги кривые,

и в небесах ставлю новые сети.

* * *

Спеши за мной в страну заката,

где сны вдыхают туберозы,

где бледно-розовый корабль,

уснув, роняет свои мачты

как будто листья, что с деревьев

упали вечером безлунным…

Раскрой объятья для видений,

рожденных выдохом и вздохом

где бледный всадник на болоте

свое терзает отраженье,

и гроздья спелого тумана

под лунным светом дозревают.

Оставь раздумья в мире тленном -

пусть пепел ляжет на могилы,

словно предтеча новой силы,

что мрак разрушит во Вселенной.

Миры для света, созидая,

в которых ты и я забудем

о силе Смерти…

* * *

Место глухое отторгнутой были,

прочно закрыты пути для отхода.

Долгие версты в коричневой пыли,

ночи, погибшие в свете восхода.

И ускользает песок между пальцев,

миг отмеряя песчинками злата.

Хохот счастливых и слезы страдальцев

тщетно стучатся в закрытые Врата.

В пищу – объедки. Лишь горькие крохи

с пира богов достаются немногим.

Неисчислимы печальные вздохи

перед портретом безжалостно строгим.

Место пустое бесчувственной сказки,

бьются невидимой жизни истоки…

И не встречал я нелепей развязки,

чем эпитафии грустные строки.

* * *

Болью напоит сердце

радость – обманщица злая,

и уж не насмотреться

в горькие врата рая.

Руки истер напрасно,

вдаль устремляя взоры…

Дни пролетают праздно,

рушатся времени горы.

Гордость, забившись в угол,

скрылась от глаз завистных.

Высятся стаи пугал

среди сомнений кислых.

Жертвы уже не в радость

богу из глиняных слепков.

Яда крутая сладость

вкус ублажает терпко.

Но лишь рассвет коснется

небесных звезд скольженья,

тихо мне улыбнется

серый пустырь продолженья.

* * *

Пролился сон, как смелый дождь в пустыне,

и тлеет вдалеке алеющая даль,

И окна распахнет мне уходящий ливень,

уйдет куда-то все – останется печаль.

А небо засинит свой мир над головою,

напомнив белый снег, покинутый январь.

Мелькнет, как капля, день под тихою волною,

мелькнет и пропадет – останется печаль.

Закованная в цепь невидимой рукою

богиня вешних звезд, наряженная в сталь,

свой силуэт сотрёт над лунною рекою,

умчится в долгий сон – останется печаль.

Подарки вещих снов не могут длиться вечно,

и разбросает клен зеленых листьев шаль.

Рассказ закончит ночь строкою безупречной,

и книга пропадет – останется печаль.

* * *

Белые страницы, как мне грустно

вашей восхищаться чистотою!

В книгах разноцветных тускло-тускло

вы мелькнете вышивкой простою.

Облаков причудливые кручи

нарисует солнце в небе ярко.

Дождь умоет листья влагой тучи,

снег весной окажется подарком.

Но сверкают белизной отчаянья

как друзей забывшиеся лица

средь безмолвных строчек, не раздаренной,

не рождённой повести страницы.

* * *

Ночь, волшебница ночь

косы звезд распустила.

Не могу превозмочь

то, что ночь не простила.

Дайте только для сна

неприметное слово.

То, которым полна

радость отчего крова.

На своем и чужом

Не найти спелых зерен,

боль срезает ножом

нежность стебля под корень.

И, казалось, простят,

но опять неизменно

на гитаре звенят

струн тревожные вены.

Ночь – отрада отрад,

как приветливый город,

открывает мне сад

тот, в котором я молод…

* * *

Боги своенравные

дальних чужестранствий,

ели стародавние

в призрачном убранстве.

Огоньки зеленые

как колдуньи очи

за кривыми кленами

голову морочат.

Стой, не поторапливай,

путник запоздалый!

Здесь с росою каплями

сгинуло немало.

Гиблые болотища

обманут, закружат…

Сквозь листвы полотнища

в паутине кружев.

Вдаль туманы вешние

молоком всплеснутся,

На поляны здешние

ляжешь – не проснуться.

На высоких звездах льда

взгляд остановился,

О, мертвящая вода -

зря тебя напился!

* * *

Белые мысли непрошеным гостем

в окна сочатся серебряной гранью.

Той, что луна намотала на трости,

белых берез на уснувшей поляне.

Мысли былые – крепчайшие вина,

сердце пьянящие хмелем бессилья.

Несотворенная вами картина

как не познавшие облако крылья.

Белые мысли окутали струны…

струны звенящих спокойствием всплесков

и на прозрачные звездные дюны

время змеится узором отрезков.

Мысли без смысла, Таящие милость.

Мысли, зовущие к морю покоя,

и разбудившие лет торопливость,

и утаившие что-то иное…

* * *

День пройдет, и мокрый снег

вдруг закончится.

И стучится на ночлег

одиночество.

Все желанное во снах

вдруг расхочется,

разрушает небо в прах

одиночество.

Ни к чему теперь скупых

лет пророчества,

И над толпами слепых

одиночество.

Вижу страх в пустых глазах

бритвой точится,

И смеется все в слезах

одиночество.

* * *

Оглянитесь вокруг,

властелины лесов -

только скошенный луг,

да глаза черных сов.

Задержитесь на миг,

феи пышных долин -

вот летит черный бриг

в мутных реках из вин!

Угадайте печаль

ненаписанных строф

в золотистых лучах

шелестящих ветров.

Расстелите ковер

там, где прячется страх

в тишине черных гор

на гнилых островах.

И просите луну

звать на землю богов,

Растопить седину

застаревших снегов…

* * *

Агонии пена -

еще одним меньше.

Крадется измена

в обличиях женщин.

Прощальные взгляды

закованы медью,

мгновенья услады

подобны столетью.

Разбитое тело

растоптанной плоти,

и всхлип самострела

на алом восходе.

И спит тайно эта,

что властвует прочно

над камнем рассвета,

над пылью полночной.

О, чудные блики

непознанной эры!

Предсмертные крики

страданья и веры!

* * *

Запах свежести трав

над журчаньем ручья,

незнакомых дубрав

золотая парча…

Терпеливо один

через горы руин.

Белый пух тополей,

уходящий мотив,

на скамейках аллей

стебли тонкие ив.

Терпеливо один

через горы руин.

Незнакомые дни,

беспокойные сны,

тень болота и пни

в свете вещей луны.

Терпеливо один

через горы руин.

Скороспелая рожь,

солнца белого свет,

И ненужная ложь,

не сдержавшая бед.

Люди, звери, цветы

без чудес и прикрас…

Как венец красоты

для невидящих глаз.

Но все так же один

через горы руин,

Вперед…

* * *

Желанный берег дел привычных,

мелькнув, растаял вдалеке.

Прочь, гнет мечтаний необычных -

я снова путник налегке!

Теперь ничто уж не напомнит

о пустоте веселых дней,

И никогда мне не наполнить

бокалы юности своей.

Далеких странствий мир забытый

на памяти оставил след,

И ключ ко всем дверям закрытым -

луны прозрачный силуэт.

Чужих причалов смысл неясен,

но вдаль ушедшего не жаль.

И в новый день, что так ненастен

вода подтачивает сталь.

* * *

Дороги, дальние дороги,

зовете снова за собой.

Стою безмолвно на пороге,

забыв усталость и покой.

И отступает недовольство

перед величием пути,

и будет снова беспокойство

с собою вдаль меня вести.

Не жду чудесных обещаний-

меня обходят чудеса,

минуты встреч, и миг прощаний,

болота, горы и леса…

И разных городов улыбки

как огоньки далеких дней,

стирая прошлого ошибки,

на карте светятся моей.

И я иду вперед за ними,

не сожалея ни о чем,

Вчерашний день, что жив поныне,

падет пред завтрашним лучом.

* * *

Белая полоска,

старая перина,

пара капель воска -

проходите мимо.

Не остановитесь,

не сдержите вздоха,

молча удалитесь -

дальняя дорога…

Не смотрите с грустью,

бросьте сожаленья,

у реки есть устье,

у звезды паденье.

Ветра быстры кони

нагоняют бурю,

лишь теперь я понял,

что сегодня умер.

* * *

Грязный снег завершает рассказ -

отгуляла зима, отмела.

Все я видел по несколько раз,

мне знакома несдержанность фраз,

всё – пустые дела.

Кто-то лепит из глины металл,

кто-то киснет в избытке тепла,

мне близка лишь нетронутость скал,

не ищу, что так долго искал,

всё – пустые дела.

Эти песни истертых страниц

мне бормочут, что жизнь отцвела.

Улетают сны с тенями птиц

в хороводе приевшихся лиц,

всё – пустые дела.

И в походах все битвы равны,

радость дней-пустоцветов прошла.

Я могу лишь смотреть со спины

на равнины пустынной страны,

всё – пустые дела.

* * *

День прошел стороною, ковыляя устало,

и за старой стеною ночь надгробием встала.

За стеною молчанья, что стоит и поныне

там, где стелет печально за окном белый иней.

Не видать мокрых сосен сквозь дождливые зори,

светлых песен не просит золотистое море.

Море теплых желаний, что лежит предо мною

среди встреч и прощаний, где любил я весною.

Ночь теней не пускает в дом прохладу аллеи,

там, где облако тает, утро серое тлеет.

Догорает букетом нераскрывшимся осень,

песней грустной у лета прощения просит.

Я, покинутый днями, и оставленный ночью,

заколдованный снами, бреду среди прочих…

И рыдает на струнах умирающий ветер,

на раздумия дюнах, и на всем, белом свете.

* * *

Откуда приходит утро? -

знает лишь теплый ветер.

Я слушаю звезды, будто

сегодня один на свете.

Я слушаю сказки странствий,

в которых печаль остынет,

и беден в своем убранстве

рассвет, что не ждали ныне.

Недолог полет небесный

огней чужестранной стаи,

пушинкою легковесной

над облаком тьма растает.

Растает, уйдет куда-то,

отдавшись дневному свету…

Я понял, что нет возврата

к погасшему утром лету.

Куда исчезают годы?..

В рассветы, что ночь упустит…

Туда, где родятся ноты

для этих мотивов грусти.

* * *

Постой, послушай разговор

про вздор.

О том, как солнце извели

любви.

Не буду слушать этот бред -

нет, нет…

Хочу вернуть скорей назад

твой взгляд!

Хочешь идти вперед – изволь,

там – боль.

Назад – смотри, не оступись,

Там – слизь.

Вы не смотрите в небеса,

глаза.

Прекрасный ангел не воскрес -

там бес!

Сотри улыбку мне с лица,

гроза.

Пройдись огнем по тишине

во сне.

Эпиграф стерся на столбе

в толпе,

и слышен погребальный звон:

Динь-дон…

Динь-дон…

* * *

Ночной город смотрится в окно,

обнажая тишину аллей,

что-то чудится уже давно

в робкой дрожи листьев и ветвей.

Парки запахом цветов полны,

серебрится небо лунных троп…

Так легки бывают только сны,

что уносят грустных дум потоп.

Набросает кистью нежных фраз

чей-то профиль на морском холсте

дождь любви непостижимых глаз,

как росу на солнечном листе.

Город ночи смотрится в окно,

не прощаясь, он молчит в ответ,

Только помню, он уже давно

мне негромко отвечает: "Нет…"

* * *

Обманула весна – не пришла,

дождь устал…

Целовать мокрый лоб стекла

перестал.

Не гони меня, не гони,

боль легка.

Но ушли твоих глаз огни

в облака.

Со слезами хлебнул закат

снов питье.

Уплывает земной фрегат

в небытье.

И не узнан в толпе времён

год тепла.

Одиночеством опьянён

пью дотла.

Размывает остатки дня

ночь без слов.

Я прошу – не гони меня

в пыль ветров…

* * *

Вечер на исходе,

но удары в спину

беззащитность плоти

превращает в силу.

Звездопад то сникнет,

то взметнется криком,

месяц тихо всхлипнет

на костре безликом.

А звезда погасла,

и в мой двор упала,

разорвав напрасно

ночи покрывало.

Чтобы не обидеть

схороню я пышно,

чтоб молчать – не видеть,

и дышать неслышно…

ПЕСНЯ

Распустились мои мысли

бледно-розовым сонетом

словно облако повисли

между осенью и летом.

Припев

Спать бы вечно

да нет силы

безупречно

только то, что было…

Бедный ангел мой хранитель

рассказал сегодня ночью

как покинул он обитель,

окунувшись в мир порочный

Как скитался по притонам

пил и следовал разврату,

отдавался женским стонам

слал проклятия закату.

Как подобно злому зверю

умерщвлял и сквернословил,

жертвы приносил безверью

издевался над любовью.

Сон отмахивал соблазны

опахалом разноцветным

в небе месяц кареглазый

выпил кубок предрассветный

И наутро я не вспомнил –

позабылся ангел хворый

что испортил тихий сон мне

своим глупым разговором….

УЛЫБКА №2

Слушай, сын, тишину –

Эту мертвую зыбь тишины,

Где идут отголоски ко дну.

Тишину,

где немеет сердца,

где не смеют

поднять лица.

Ф.Г. Лорка

ТИШИНА

* * *

Выпей крепкого горького чая -

может тебе полегчает.

А я, извини, уйду

мне наутро лежать в пруду.

Смотри на цветок помятый,

он солнце тебе припрятал.

А я, ты прости, не стану

вновь доверять обману

Плачь, не стесняясь, рядом,

пусть будут слезы ядом.

Но их лечить не буду -

не бойся, доверься чуду.

Выпей крепкого горького чая,

пусть унесет печали.

А я, извини, уйду -

мне наутро лежать в пруду.

* * *

Шаг неверною стопою -

и уже невдалеке

перед сонною толпою

ночь гуляет налегке.

Неразумных всех укроет,

беззащитных всех спасет,

и невидимых героев

ввысь с собою унесет.

Но в распахнутых объятьях

пульс теплится неземной,

собирая кровных братьев

под вечернею волной.

Обреченных не разлучит

колдовская темнота,

только страх во сне научит,

и закроется плита.

Всё блуждают по округам

всё одни, и лишь плечом

прикасаются друг с другом

те, кто ночью обречен.

* * *

Разлетелись птицы

в голубом саду,

Больше не приснится

в трепетном бреду…

Больше не приснится

белая река,

будет сердце биться

и дрожать рука.

Скалы встанут молча,

разобьют волну,

подкрадется порча

к бережному сну.

Темною тропою

растворится след,

было ль все со мною

много-много лет…

Но не стоит злиться -

жизнь так коротка…

Больше не приснится

белая река.

* * *

Это, наверное, счастье, родная?

Нет – это ветер, который играет

с феями нашего бедного края,

ветер, который шумит не смолкая,

Ветер.

А я хочу поиграть с тобой -

тишина меня долго мучила,

эта явь тошных дней,

словно скучный прибой

в пене слов над волною-мольбой

так наскучила -

я хочу поиграть с тобой!

И не надо нам грустных речей,-

пусть догадки приносят новое,

окунуться бы в дрожь ночей,

только время суровое

оплатило своих палачей.

Научиться б покорно ждать,

и любить как зверек лесной,

только вот не успел продать

и забыть этой речки гладь…

Так что ждет меня вновь весной

развеселая благодать!

Чье ж это счастье, скажи мне, родная,

ветер унес за высокие стены?

Это не счастье – былинка степная,

это лишь мысли твои сокровенны,

песня шальная…

Ветер.

* * *

Корни глубокие дерева грусти

каплями хрупкими землю напоят,

чувства полночные наземь опустит

облако лжи, что во снах беспокоит.

Помню – меня не пропустят.

Солнце лучами восхода прославит

новых загадок извечное русло.

счет звездных капель на небе добавит,

в зеркале цифры засветятся тускло.

Верю – меня не оставят.

Запахом роз чашу неба наполнит

вечер, земле подаривший прохладу.

чьё-то желание ветер исполнит,

бросив цветы к недоступному кладу.

Знаю – меня не запомнят.

* * *

Я помню и гнев и нежность,

но вдаль ухожу так скоро,

боясь, что твоя безгрешность

воздвигнет меж нами горы.

Кипит мой напиток юный,

который допить стараюсь,

но рвут все усилья думы -

я медленно удаляюсь.

Часы мне заводит полночь,

оставив стакан без чая,

а тех, кто пришел на помощь,

давно я не замечаю.

И помню лишь сон и слезы,

да сколько осталось лета

чтоб вырвать души занозы,

и снова очнуться где-то…

Ворваться как свежий ветер

в костёл чужих грез и судеб,

и в новом, веселом цвете

поведать о жизни людям.

* * *

Канул мой вечер в полночную краску,

грустью отмечен, грустью обласкан.

Он засыпал, и во сне улыбался -

ночи бокал медом снов разливался.

Может и мне этой ночью приснится

звезд ледяных золотая десница,

и я проснусь необычно счастливый,

пива куплю колдовского разлива….

Стану на лавке его попивая,

слушать, как цокают лапы трамвая,

ну, а когда с неба спустятся тени

пьяным усну, уже без сновидений…

* * *

Что ж ты боишься смотреть в глаза? -

я ведь еще люблю…

Я люблю ветер и волн голоса,

и слов пустых не лью.

Я родился когда тьма и свет

были как мы близки,

этих чудес уж на свете нет -

умерли от тоски.

Небо цвело тогда как земля,

ночь была дня светлей,

там, где гулял и влюблялся я

нынче бумага и клей.

Так позабудем пустой рассказ,

пусть и весна в цвету.

В этом потухшем костре из глаз

радость не обрету.

Днем-пустоцветом закончит век,

преподнеся упрек,-

в холоде умер еще человек,

словно последний бог…

* * *

Вчера шел дождь, и падали с деревьев

желтые листья. Наверное, это осень…

Листья и ветер, и больше ни звука,

замерла ночь в покрывале душистом,

Только неброская эта разлука

каплей застыла на дне серебристом.

Экая скука…

Несколько жизней-часов торопливых

смотрят на небо, на осень-невзгоду,

умерший лист на окне сиротливо

тихо молчит, понимая природу,

Что ж так тоскливо?..

Тянутся души к глубоким оврагам,

но только робко, и так бесполезно,

И убегает соленая влага

по лабиринтам еще неизвестным,

Мокнет бумага…

Тени последний свой танец сплясали,

Их так нетрудно поймать, но не в силах…

Листья на землю деревья бросали,

Пламень погас в потускневших светилах,-

Все так устали…

* * *

Сюда нехоженой тропою

неслышно ветер подкрадется,

перед невидимой толпою

сосуд трезвучий разобьется.

Здесь тишина умрет нескоро,

неслышно губ чужих моленье,

лишь тихий шелест разговора,

под покрывалом вдохновенья.

Деревья в вечном карауле

склонили кроны величаво,

здесь птицы вешние уснули,

и на столетья время стало.

Смешались краски времен года:

сквозь зиму проступает лето,

стоит в молчании природа

над усыпальницей поэта.

* * *

На болотах нехоженых топи

светляками мерцают мутно -

мне достались лишь снега хлопья,

да цветы, что увяли утром.

Бесконечных дождей разговоры,

волчьих ягод несладка утеха -

мне достались пустые норы,

да чужое ненужное эхо.

Заунывною песней кружит

ветер стаю умерших листьев -

мне достались лохмотья кружев,

да деревьев поблекшие кисти.

Силуэты кустов пугливых

словно серые в небе цапли,

и дрожат на щеках дождливых

непросохших слезинок капли.

* * *

Меня съели без остатка

белокаменные ведьмы,

это их стихи и бредни

показались песней сладкой,

оказались грязной сплетней.

Меня съели без остатка

медных воронов оравы,

обещая падаль славы,

и победу в доброй схватке,

где кругом, казалось, правы…

Меня съела без остатка

голова Медузы в храме,

превратилась в черный камень

моя синяя тетрадка.

И теперь молчу я – аминь.

* * *

Ты прощай, безумный капитан!

Уплывай в жемчужную страну

где грустит коралловый туман,

обнимая моря глубину.

Позабудь о разговорах льдин,

про алмазных миражей пески,

где закопан золотой павлин,

где засохли пальмы от тоски.

Паруса твои уже не те,

ты поставил ветер у руля

чтоб искал он рифы в темноте

ты мечтаешь, пленник корабля.

На пути твоем все решено -

на зов смерти мчится караван,

И стремятся корабли на дно,

и хохочет пьяный океан.

По ночам к тебе спешат толпой

души твоих верных моряков.

Кружит в небе альбатрос слепой -

молчаливый спутник облаков.

Ты прощай, безумный капитан!

Твой корабль не узнает сна,

ты увидишь, что вода чиста,

и лежит на палубе луна.

* * *

В колыбели морской змея

на погибель мою спала,

голубой чешуей звеня,

за собою на дно звала.

На ветрах среди мокрых скал

чайки мне подарили боль,

Припорошив дождем песка,

звали к пленнице голубой.

В полнолунье она ждала

в неопознанной глубине,

и дорога всегда вела

неотвратно ее ко мне.

Задрожали деревья вдруг,

не успев меня известить,

и пропел за спиною лук -

я успею ее простить.

В колыбели морской змея

сном спокойным давно спала,

голубой чешуей звеня,

за собою на дно звала.

* * *

Храм Солнца

В сиянье раскаленного светила

Бессмертие играет танец новый,

кует времен алмазные подковы,

И бьется в жарком свете злая сила,

и в драгоценных рифмах стынет слово.

Желанья солнца для толпы фантомов

рождает бесконечные мгновенья,

Проклятье неба иль благословенье

на землю их роняет песней громов,

И рушится печать оцепененья.

Возносятся к запрету колоннады,

пространства открываются в забавах,

пленены боги в солнечных подвалах,

где созидают рай, и рушат ады,

рисуя смерть в опустошенных залах.

Слепящий холод и безмолвный трепет

царят на троне грозного владыки,

Разят цветущие огнем гвоздики,

не разбирая первозданный лепет,

И не прощая ни хвалу, ни крики.

Всё ждет свой час. Когда над черной бездной

суровый Храм вдруг возликует грозно,

И разрушая фаэтон небесный,

умчится вдаль, где никогда не поздно,

оставив смертным горизонт словесный.

* * *

Осталась раскрытою книга лежать

под снежным цветком.

Зачем ты пошла меня провожать?

Мне так далеко…..

Тебе возвращаться к холодной избе,

где мерзнет метель.

Я ночью подслушал как вьюга тебе

стелила постель.

Ты будешь сжигать непослушной рукой

сырые дрова,

скрепишь ожиданьем ненужный покой

и спрячешь слова.

Мне будет попутчиком холод дорог,

мой северный брат.

Разделит твое одиночество бог

и наш белый сад.

Под теплыми пальцами лед отворит

окно в вешний свет.

Огонь в твоей печке почти догорит,

остынет обед.

Но будет спешить к свету чистой души

ночной мотылек.

И ты возвращаться домой не спеши -

наш путь недалек.

* * *

Умирала королева

на запущенном одре,

утаила, пожалела

рассказать мечту заре.

Про зеленые задворки,

где ночует запах льна,

про малиновые горки,

про волшебного слона.

Угасающие руки

подползали к волосам,

чтоб не слышать эти звуки,

и не верить голосам.

В еле тлеющее тело

пробирался дивный звон,

оживляя, что хотела,

повторяя каждый сон.

Сон про белые фонтаны

в не стихающем пиру,

про влюбленные каштаны,

про веселых кенгуру.

Умирала королева

на запущенном одре

словно сломанное древо

на полуденной жаре.

Перечеркнутые грёзы

своей собственной рукой

овладели ей так, поздно,

и нахлынули рекой.

В зеркалах кружились принцы

из скалистых королевств,

их волнующие лица

затмевали черный крест.

А над ней цвела и пела

Ночь в серебряном костре,

Не успела, не успела

рассказать мечту заре!

* * *

В заповедном лесном саду

ветер стал мне ладонь ласкать,

Если ночью сюда уйду,

то не надо меня искать.

Пусть остынет во тьме рассвет,

не узнав, как ожил прибой,

как размыл мой последний след

ледяною от слез водой.

Здесь я встречу последний день,

что забыл о добре и зле,

и цветет по ночам сирень

на последней моей земле.

Сон полночный так чист и свеж,

не будите меня… Зачем…

пусть чужая листва надежд

отдохнет на моем плече.

К красоте

Все уплывает навсегда,

твой образ тает как вода,

но возвращается опять,

чтобы любить и забывать.

Я – белый раб, я – черный шут,

у входа в ад вершу твой суд.

а ты все бродишь босиком,

и презираешь мой закон.

Прошедший день как старый гроб

выносит вечер из ворот.

Я провожаю вместе с ним

соблазн твоих уснувших нимф.

Я – маленький упрямый бог,

твержу на память твой урок

чтобы молчать, и глядя вниз,

исполнить новый твой каприз.

А ты уходишь, не таясь,

разрушив непростую связь

между водою и песком,

и где-то бродишь босиком…

* * *

Торопила меня луна

на собранье бродяг лесных,

и был пьяный как от вина

в поцелуях шальной весны.

Если пить, так давайте всласть

трав веселых отвар варить!

Чтобы с белой груди украсть

для себя золотую нить.

Чтоб страданье познать и грех,

и тот час же забыть о них,

пригубив сатанинский смех

из ладоней богинь хмельных.

Время за полночь – это ль ночь!

Уж не помню, в каком шатре

мне молилась лесная дочь

лишь о том, чтоб не быть заре.

И наутро иной азарт

губ горячих в любви вине,

и пророчит колода карт

что обратно идти не мне.

Да и вспомнить ли ту тропу,

что вела в колдовскую власть,

я готов испытать судьбу -

вновь родиться и вновь пропасть.

И вода моя как роса,

одеяло – ковер лесной.

И все чудятся голоса,

что любил я здесь той весной…

* * *

Слышишь меня? – я рядом,

только дышать не смею

там, где над мокрым садом

дождь говорит с сиренью.

Там, где в траве продрогшей

греются ветви вишни,

и непосильной ношей

тучи лежат на крыше.

Чувствуешь? Это слезы -

радость нередко плачет,

словно роняет звезды

месяц чужой удаче.

Помнишь, как месяц этот

был молодым и сильным?

И танцевало лето

вальс на перроне пыльном.

А на рассвете песней

нас будоражил ветер,

и уплывали вместе

в пенной морской карете.

И перед сном-закатом

страстно молились чуду…

Слышишь, с тобой я рядом

буду теперь повсюду!

* * *

Мой друг печальный дьявол

искал напрасно мысли,

которые ронял он

в загубленные жизни.

Лукавый мой приятель

искал небес прощенье,

и силу, что растратил,

забыв предназначенье.

И души, что сроднились

с грехом в смертельных спорах,

в химеры превратились

в покинутых соборах.

А он рыдал как ветер,

кружащий в преисподней,

на золотой комете

искал сады Господни.

Среди мгновений быстрых

по моему собрату

огнем страстей нечистых

зажгу свою лампаду.

* * *

Мне до берега большого не доплыть,-

не затем сюда пришел я, чтоб любить,

не затем шел по следам речной фольги

чтобы снова удалиться от реки.

Белоснежная долина зимних роз

рассмеется как-то тихо, не всерьез

над словами, что отдали трепет зря

недостойным пилигримам ноября.

Снегом выбелены печи, стол пустой.

Что ж стучишься, человече, на постой?

Или холодно на улице в жару

что пришел ты веселиться на пиру?

На пиру, где нет ни мертвых ни живых,

на пиру, где все мелодии немых,

где не будет для веселия конца,

и не видно средь злодеев молодца.

Стань мне сыном – я воскресну на глазах,

пусть часы нам взвесят время на весах,

и задышит жизнью новый поворот,

все, что соткано бумагой – оживет.

* * *

Стакан еще просил вина,

вспотев от скуки.

И тень разбитого окна

легла на руки.

Скрестились взгляды на стене

в нетрезвой пляске.

Часы стояли в тишине

чужой и вязкой.

Плыл дым над сломанным столом,

чертил узоры,

и бритвой мертвое стекло

тупило взоры.

В последней капле затаил

напиток жажду,

и кто-то что-то повторил

кому-то дважды.

Наперекор суровой тьме

сияли лица.

И засыпали в стороне

кто смог забыться.

Кружился разговор как бред

над преисподней,

И было всем так много лет

уже сегодня.

И вот под утро, средь знамен,

как с поля боя

уходят все, но мы вдвоём

еще в запое.

И сон коварный пусть опять

над нами кружит -

я всё равно не стану спать

в зловонной луже!

Посторонний

Стены сырые, шаги в коридоре,

прочно железа литье.

А голос рвется дышать на просторе,

где же ты, снов забытье?

Все воскресит беспощадная память

словно бессменный конвой,

только напрасно желания ранят-

только ещё ты живой.

Сердце зажато в холодном металле,

и, чтобы сон обрести,

каждую ночь губы страстно шептали:

я невиновен – прости…

Нет здесь невинных, и солнце играет

в узком проеме клетей.

Даже горячая кровь замерзает,

чувствуя смерти постель.

Но не могила рассудит нас с миром -

этот судья не по мне.

Я упиваюсь бессилия пиром

на погребальном коне!

* * *

Мертвое свидание

Ночь мерцает, тают свечи,

и в моей руке горят

твои призрачные плечи,

скинув траурный наряд.

Глаз неведомое русло