Прогресс как эволюция жестокости – Михаил Александрович Энгельгардт

Объектом исследования автора является нравственная история человечества с момента его зарождения до современного автору конца XIX века в её связи с эволюцией технической, социальной, политической, духовной и интеллектуальной.

Русская интеллигенция того периода была щедра делать такие широкие обобщения, стремясь к доминированию своих точек зрения в среде себе подобной. Почему она это делала – вопрос дискуссионный, он прямо этой работы не касается.

Также к созданию работы привело кричащее, по мнению Энгельгардта, противоречие между фактическим материалом о нравственном развитии человечества и господствующими тогда оптимистическими теориями прогресса как восхождения от злого и мрачного к доброму и светлому. Наконец, о личном тщеславии автора, практически неизменно являющимся главным мотивом к творчеству людей в любой области, не стоит забывать, хотя это только предположение.

Да и в принципе работ по нравственной истории человечества автору этих строк известно немного, а ведь вопрос нам весьма интересен.

Вопрос нравственности – первый вопрос в жизни человека. От того, как человек его решает, зависит, как человек решает все прочие вопросы в своей жизни. Почему же поколение за поколением людей решали этот вопрос столь чудовищно (то, что факты, изложенные Энгельгардтом, имели место быть, спорить бесполезно; вопрос только в том, ТОЛЬКО ЛИ они определяли нравственное развитие человечества)?

Позиция автора состоит в безусловном осуждении насилия. Он не считает насилие свойственным только какому-либо социальному слою, и никак не увязывает тему насилия с текущей ему социально-политической обстановкой. Авторы интересует, как социальные процессы происходят не “сейчас”, а “везде и всегда”.

Нас по-прежнему интересует вопрос: почему несмотря на гигантский скачок человечества во всех областях, в которых оно что-либо делает или о чём-либо думает в нравственной области оно чудовищно низко в своей массе? Почему именно нравственная сторона жизни не подчиняется законам прогресса или подчиняется им как-то неправильно?

Наш исследователь и не считает, что человеческая нравственность подчиняется закону прогресса, а считает, что она подчиняется закону регресса. Автор аргументирует свою точку зрения большим количеством фактического материала. Он опирается на данные современных ему этнографии, первобытной археологии и социологии (вернее, лишь на те данные, которые ему удобны для доказательства своей точки зрения). Охвачены совершенно разные народы и эпохи. Энгельгардт считает, что процесс эволюции жестокости по мере эволюции нравственности универсален для всех эпох и народов. Интересно, что многие факты он совершенно сознательно заимствует у сторонников теорий нравственного прогресса, так как считает, что эти факты говорят против их интерпретаторов.

Невозможно спорить с автором, что взгляд на историю человечества как на историю нравственного регресса не нов. При его жизни этот взгляд был не шибко популярен после XIX века с его телеграфом, железными дорогами и резким сокращением количества кровопролитных войн в Европе. Зато сейчас, после известных событий, чуть ли не большинство умных людей разделяют если не этот взгляд, то говорят, что человек как был скотиной тысячи лет назад, так скотиной и остался.

Книга носит иллюстративный характер. Главная её проблема – каким образом осуществлялся нравственный регресс человечества? Автор совершенно сознательно игнорирует вопрос, почему он осуществлялся, считая, что это другая проблема и для её решения нужно другое исследование. Но, по-моему, эти проблемы неотделимы друг от друга. Автор, разделяя их и уделяя внимание только одной проблеме, уменьшил значение своего труда. Совсем избежать вопроса “Почему?” ему не удалось, и он всплывает по ходу книги, но проработан недостаточно глубоко.

Автор решает свой вопрос по частям. Ему интересно, когда человек стал культивировать эту жестокость, как распространялась жестокость среди народов, при помощи каких именно “изобретений” человек стал нравственно регрессировать, как этот регресс начался, развивался во времени и, в конце концов, по мысли автора, обратился вспять, какие именно формы принимала человеческая жестокость (пытки, каннибализм, рабство, лицемерие, эгоизм).

Как таковой тенденциозности в отборе источников нет (как источники автор использует общеизвестные труды о нравственной истории человечества, данные которых актуальны по сей день). Есть лишь тенденциозность в отборе фактов общественных наук, которые использует Энгельгардт.

Материал расположен неупорядочено. Хотя автор продумывал структуру книги, почти в каждой главе мы встречаем самоповторы. Лишь введение, заключение и глава, где критикуются взгляды сторонников прогресса нравственности, чётко оформлены в тексте содержательно.

Энгельгардт комбинирует последовательное и проблемное изложение материала. Последовательно описаны эпохи нравственного неразвития человечества, но в то же время рассмотрены по отдельности эволюция жестокого обращения с пленными, женщинами, детьми, безразличия, лицемерия и прочие прелести.

Автор оперирует научными терминами гуманитарных наук столетней давности (“нация”, “племя”, “нравственность”, “регресс”, “война” и др.). Смысл этих терминов в общем не изменился, они в ходу и в современной науке, и поэтому мы прекрасно понимаем смысл текста и сейчас.

Стиль книги откровенно убог. Её можно было ужать раза в два без всякой потери смысла. В авторе чувствуется начётничество посредственности, его академизм – синоним скуки. Материал располагает к полёту мысли, но, видимо, автор был рождён исключительно ползать над землёй. Нет, трудолюбивые посредственности очень нужны науке, но они невыносимо скучны.

Хотя эволюция жестокости рассматривается автором как эволюция нескольких процессов (см. выше), объединение их в понятие “жестокость” вполне оправданно.

Главную ответственность за моральную порчу человечества автор возлагает на войну, и здесь с ним тоже трудно спорить.

Если забыть вопрос о том, почему прогресс стал эволюцией жестокости, сознательно не рассматриваемый автором, описание хода событий и процессов и поиск их причин уравновешивают друг друга.

Нам чётко понятны доказательства Энгельгардта и что он имеет ввиду на любой странице книги.

Картина нравственного регресса, нарисованная автором, довольно стройна, если забыть о некоторых неудобных для него фактах. Он всячески пытается затушевать отмирание каннибализма и снижение масштабов рабства на подходе к Средним Векам и вообще отождествляет крепостничество и рабство, превратно истолковывает европейские законы, законодательно закреплявшие цивилизованные нормы поведения, идеализирует общественный строй совершенно чудовищных восточных деспотий, пытаясь доказать их преимущество перед поздним им Западом. Лишь скользь Энгельгардт упоминает, что со временем жестокость стала допускаться обществом только в строго определённых сферах, что никак нельзя считать регрессом нравственности. Он сам признаёт, что только образование даёт человеку способность сочувствовать людям, непосредственно с ним не связанным, но видит в такой способности исключительно лицемерие, что по большей части, конечно, так, но не целиком.

Таким образом, автор сам вкладывает аргументы оппонентам для критики своей точки зрения. По мне, это признак качественной работы.

Интересно разграничение автором естественной морали дикаря и принудительной морали цивилизованного человека. Первая зиждется на мнении, что доброта и взаимопомощь – единственно естественное поведение человека, вторая – на страхе наказания и порицания.

Интересно также как автор пытается примерить свою точку зрения с исторической концепцией марксизма (считая, что адепты этого учения не занимались специально этой проблемой) и в числе прочего пытается увязать современное ему смягчение нравов со скорым торжеством социализма. Нам важно понять, почему Энгельгардт оказался неправ в этом вопросе, что он не учёл.

Для ответа на этот вопрос нам важно понять, что именно в XIX веке выгоду от эксплуатации всего незападного мира стала получать не только верхушка европейского общества, но и его низы. Хозяевам жизни постоянная угроза своему богатству была совершенно не нужна, благо, как заметил сам автор, “развитие науки и техники сделало возможным всеобщее благополучие”, правда, пока только в среде эксплуататоров.

Энгельгардт оказался прав, заявляя, что жестокость европейцев в колониях создаёт способность возрождения таких же нравов в Европе. XX век вошёл в историю самыми кровопролитными войнами и самыми людоедскими политическими режимами. Но парадоксальным образом тот же век стал первым веком, когда миллионы людей смогли удовлетворить свои основные потребности и повседневной жизни не нуждаться в жестокости (правда, всё равно её проявляя). Так что, последует дальше прогресс или регресс жестокости – вопрос дискуссионный.

Но отрицать тенденцию к нравственному регрессу, по крайней мере, в некоторых сферах человеческой жизни в определённые эпохи по мере прогресса техники и роста знаний уже невозможно. Никто не спорит и с существованием первобытного коммунизма, развивавшего в человеке добрые душевные качества.

Автор заявил, что основная задача современной цивилизации – соединить современные достижения науки и техники с естественным братством и взаимопомощью древних людей. Эта задача до сих пор не решена, если считать, что человеческая цивилизация в принципе собирается её решать.