Лорд Френсис Барти Тейм
Европа во времена Первой мировой войны. Дневники посла Великобритании во Франции. 1914—1918 годы

Глава 6
Январь 1915 года

1 января 1915 г. Ллойд Джордж приезжает, чтобы обсудить со своим контрпартнером денежные дела.

Очень печально терять еще один крупный корабль, который подорвался на мине или был торпедирован подводной лодкой в Ла-Манше. Погибло много людей.

3 января 1915 г. Сегодня у меня состоялся любопытный разговор с румынским депутатом, который считает, что его стране следует примкнуть к Антанте: он уверен, что так Румыния и поступит в марте. К тому времени в Румынии пройдет суровая зима, и страна получит необходимое военное снаряжение. Он побывал в Софии и Риме и убежден, что Болгария не будет воевать против России. Если в болгарский кабинет министров войдет стамболовист^[105], правительство сосредоточится на войне, возможно, против турок, невзирая на любые договоренности о противном. Германия обращается с подобными договорами как с клочками бумаги. Он против того, чтобы Европе помогала Япония. Он уже перекроил карту Европы! Галиция отойдет Польше, а Польша – России; Триест и Трентино – Италии, которая будет настаивать на изгнании Венгрии с Адриатики. Все «румынские» земли в Австрийской империи отходят Румынии. По мнению моего собеседника, если Германия аннексирует Австрию, австрийцам будет только лучше. Болгария получит по меньшей мере территорию до линии Энос-Мидия. Греции остается довольствоваться тем, что у нее есть; Сербия получит Боснию и Герцеговину, а также сербов, проживающих в Австрийской империи. Туркам придется уйти из Европы. Константинополь и проливы нужно передать под контроль различных государств, так как ни Румыния, ни Болгария не согласятся с тем, чтобы Россия получила там исключительные права. Судя по его здешним речам, французы ожидают, что их будущая граница пройдет по Рейну вплоть до Голландии! По моему мнению, это больше, чем им по силам, – при наличии немецкоговорящих Треве, Кёльна и т. д. Все это – дележ шкуры неубитого медведя. Он не верит в русских командующих, зато очень верит в солдат. Японская помощь с той стороны, по его мнению, сыграет решающую роль, однако японцы не сумеют закрепиться здесь или получить право голоса в делах Западной Европы.

Пока еще не произошла смена начальника штаба на Дж. Френча, о которой ходят слухи; вокруг назначения идет какая-то интрига.

Ужинал с де Бретейлями; их гостиная и столовая на первом этаже бывших апартаментов принца Уэльского. Другими гостями были Б., который знает всё обо всех и обо всем и не перестает говорить с таким акцентом, из-за которого на улице его бы арестовали как шпиона! Кроме того, был Жозеф Рейнах^[106]. Из слуг остались лишь очень старый дворецкий, одетый не в ливрею, а в штатское, и мальчик-посыльный при входе, совсем маленький.

Из-за того что правительство бежало в Бордо, его называют «филе по-бордоски». Одна женщина, которую оставили присматривать за замком на севере Франции, оккупированном немцами, написала хозяйке отчет о состоянии дома, о том, что забрали мебель, белье и т. д., а в приписке добавила: «J’ai oublié de vous dire, Madame la Comtesse, que j’ai été violée quatre fois!»^[107]

4 января 1915 г. Очень старый господин (по-моему, ему за восемьдесят), поверенный в делах Люксембурга, которого я раньше никогда не видел и о чьем существовании не подозревал, нанес мне так называемый визит вежливости. Это первый визит с его стороны, хотя он живет в Париже уже 27 лет! Его истинной целью было разъяснить недоразумение, связанное главным образом с Эйшеном, люксембургским премьер-министром. По слухам, он хочет выступить посредником по просьбе германского императора. Поверенный в делах уверял, что слухи эти совершенно беспочвенны. Эйшен поехал в Швейцарию договариваться о поставках продовольствия в Люксембург для его обитателей. Вопреки слухам, он не ездил в Гавр для встречи с бельгийским премьер-министром, так как подобная встреча лишена смысла. Немцы вошли в Люксембург без разрешения и без предупреждения, захватили страну и реквизировали все, что им требовалось. Люксембургу нужен уголь, чтобы производить железо; немцы захватили бельгийские шахты и прекратили ввоз немецкого угля в Люксембург. В Люксембурге опустели продовольственные склады; продукты продаются по завышенным ценам. В Бельгии и Голландии тоже ничего нельзя купить; немцы позволяют ввозить лишь небольшие количества продуктов из Германии. В таких обстоятельствах для Эйшена вполне естественно попытаться договориться со Швейцарией, чтобы добыть еду для голодающего Люксембурга, и т. д. Я не спросил, почему, если немцы так плохо себя вели, великая герцогиня принимала их императора за ужином; не спросил я и о том, как можно приобрести продукты в Швейцарии.

Валентин Чироль^[108], который 2 января уехал из Англии в Индию (а до того делал репортажи об экономическом положении в Германии), пишет:

«Трудность с такими репортажами состоит в том, что материала гораздо меньше, чем вначале. Очевидно, немецкой прессе разослали приказ очень осторожно писать обо всем, что позволит другим странам понять текущую обстановку. Тем не менее данных по-прежнему достаточно, чтобы сформировать сравнительно верную картину экономического давления, которому подвергается Германия. Однако такая картина напоминает подъем и падение ртути в трубке без делений: ясно видно, что давление весьма значительно и в конечном счете приведет к параличу, но, поскольку в прошлой истории нет ничего, с чем можно сравнить нынешнюю войну, не с чем сравнивать и экономическое давление на такой высокоразвитый организм, как Германия, и поэтому невозможно предсказать, когда давление станет роковым. Я склонен полагать, что этого не произойдет еще восемь или девять месяцев. Интересно, когда я вернусь, скорее всего, ближе к Пасхе, заметны ли будут успехи, как во Франции, так и в Польше? Боюсь, что нет. Не знаю, насколько к тому времени французы преодолеют свою прискорбную неподготовленность, но сомневаюсь, что наши новые армии будут готовы удерживать позиции до апреля. В то же время, как ни странно, все фронтовики, которые едут в кратковременные отпуска, и особенно те, кто более или менее в курсе дела, проявляют оптимизм и считают, что события начнут развиваться гораздо раньше. Правда, по их словам, положение далеко не столь радужно, каким выглядит на поверхности. Одним из многих сюрпризов войны, несомненно, стала Индия, что, возможно, и неплохо. Индийским войскам следует понять, что они, в конце концов, не совсем ровня европейцам и что они ужасно беспомощны без своих британских офицеров. Не представляю, как мы восполним ужасающие потери, которые имеют место среди британских офицеров индийской армии; это очень тяжелая проблема, куда тяжелее, чем в нашей армии, где потери также достаточно серьезны».

5 января 1915 г. Вскоре после начала войны австрийский император обратился с призывом к румынскому королю Каролю I прийти на помощь Австрии. Король созвал совет из 19 ведущих представителей всех политических партий; 18 проголосовали за нейтралитет, и только один, М. Карп, глава Консервативной партии, выступил за войну на стороне Австрии. Поэтому король Кароль ответил императору: как Гогенцоллерн, он хотел бы примкнуть к Австрии и Германии. Но как король он должен в первую очередь руководствоваться интересами Румынии, а все видные люди, кроме одного, посоветовали ему сохранять нейтралитет. Он добавил, что в склонности румын к нейтралитету повинна глупая политика правительства Австро-Венгрии по отношению к Румынии и румынам, проживающим на территории Австро-Венгрии. Говорят, что Маргиломан^[109] склоняется к тому, чтобы Румыния вступила в войну на стороне России, Франции и Англии, но только после марта. Сейчас армия недостаточно подготовлена, не хватает боеприпасов. Кроме того, в Румынии и примыкающих к ней провинциях Австро-Венгрии очень тяжело вести военную кампанию в зимних условиях. Кароль I, в отличие от своего предшественника, не германофил, как утверждалось ранее. Он сделает все, что ему посоветуют. Антигерманские и антиавстрийские настроения в Румынии ширятся и будут еще шире, когда русские одержат значительные победы!

Получил письмо от Розбери^[110]: «Я должен вам письмо с тех пор, как Гарри привез мне от вас послание в сентябре, но тогда мне нечего было сказать. Теперь я, во всяком случае, могу выразить радость, что вы по-прежнему посол, и надеюсь, что на вашу долю выпадет вести переговоры о скором и победоносном мире».

Я многих спрашиваю, почему немцев стали называть «бошами». Название появилось на Монмартре. До сегодняшнего дня не мог найти никого, кто дал бы определенный ответ. Супруга Жана де Кастеллана считает, что слово происходит от Alle Busche, то есть дикарей, которые выходят из «буша», то есть леса. Интересно, верна ли ее интерпретация?

6 января 1915 г. Вчера за ужином у мадам Поргес (нас было всего шестеро) я познакомился с мадам Фицджеймс (вдовой), мадам де Люи (урожденной Пуртале) и Габриаком. Мадам де Люи, по ее словам, квалифицированная сестра милосердия, обладающая многолетним опытом; она ежедневно с 8 утра до 7 вечера трудится в своем госпитале. Габриак не может поверить, что война может затянуться до следующей зимы; возобновление нынешней позиционной войны после следующей летней кампании – больше, чем в состоянии вынести человек, и мир станет абсолютной необходимостью из общего нежелания, со всех сторон, снова погружаться в ужасы окопной жизни.

Французы упрекают наших офицеров и солдат в бесшабашности, из-за которой они гибнут. Они теряют веру в русский «паровой каток»: в нем не хватает пара, чтобы действовать как следует. Делькассе намекал на быстрый визит к Асквиту и Грею. Поскольку я не поощрил это предложение, его сделали через Поля Камбона, и его невозможно было отвергнуть. Газеты и народ решились принять во Франции японскую армию в количестве 400 тысяч человек, которая поможет вышвырнуть немцев. Захотят ли японцы, а если да, то за какую цену? Индокитай считают подходящей наживкой, если ни Россия, ни Англия не будут готовы расстаться ради Японии с чем-то подходящим.

Один француз из французского Генерального штаба, которого я видел сегодня, говорит, что на фронте все полны решимости, но вражеские позиции так близко, что британцы и немцы братаются, чего нельзя поощрять. Только что вернулись два испанских офицера (сапер и штабной), которые отправились с визитом в британский штаб; их все восхищает. Окопная война ужасна. Индусов отправили в тыл для отдыха и восстановления; говорят, в определенных кругах (в Лондоне и здесь) рассматривают вопрос о несоответствии Френча занимаемой должности. Несомненно, это идет от свиты Китченера. По слухам, единственное, что спасает ситуацию, – влияние Фоша на Френча. В Лондоне, похоже, сложилось впечатление, что возможны изменения в составе командования. Конечно, К. не терпится руководить, но, если бы он очутился на месте Френча, он перессорился бы со всеми.

8 января 1915 г. Судя по всем отзывам, в марте ждут масштабное немецкое наступление. Никто не думает, что немцам удастся прорвать линию фронта, однако все возможно; и тогда, пусть даже их успех будет лишь временным, какая паника здесь поднимется!

9 января 1915 г. Военное министерство и Министерство иностранных дел поручили профессору Моргану написать доклад о способах ведения войны и преступлениях немцев. Я дал ему рекомендательное письмо к одному французскому репортеру, который пишет на данную тему, опираясь на городские слухи. От представителя французского Генерального штаба стало известно, что немецкая бомба, сброшенная на Дюнкерк, убила 50 и ранила 70 человек.

10 января 1915 г. Вчера ко мне с визитом приезжал гражданский служащий сыскной полиции («Сюрте женераль»), которому поручили охранять Френча. Он, как и все, французы и англичане, с фронта, настроен оптимистично, в то время как все приезжающие из Англии настроены пессимистично. По его словам, британские офицеры настолько хладнокровны, что буквально подставляются под вражеские пули. Шпионажем в основном занимаются молодые, пятнадцати-шестнадцатилетние бельгийцы. Они просят разрешения взглянуть на свои дома, и как им отказать? Затем они посылают немцам условные сигналы, например, жгут стога сена, показывая, где стоят батареи союзников. Англичане, люди практичные, сами сожгли все стога сена на своем участке фронта. Он говорит, что немцы выказывают большую храбрость и упорно идут в атаки, несмотря на то что тех, кто идет впереди, буквально выкашивают огнем. Визиту этого господина предшествовал визит от генерального директора таможенной службы: он надеется, что мы не уступим американскому блефу. Он жалуется на недостаток согласованности между правительствами Великобритании и Франции в вопросах контрабанды и условной контрабанды. По его мнению, война будет долгой, так как он считает, что у немцев достаточно продовольствия. Неожиданный конец войне может наступить из-за меди, а это зависит от результата переговоров американского и британского правительств. Француз ожидает, что мы дадим отпор нашим американским соседям.

Вчера здесь ужинал Бабингтон Смит, представитель Национального банка Касселя в Константинополе. Тамошний банк и его лондонская контора работают под присмотром: Эдди Стонор, который по заданию автомобильного завода «Рено» «путешествует» в окрестностях Парижа и приписан к нашему летному корпусу, приехал с фронта ради того, чтобы заниматься авиационными моторами, которые производят его работодатели. Несколько дней назад он пил чай с Френчем, и тот подтвердил: действительно недавно немецкие и британские офицеры устроили дружескую встречу на передовой. После беседы на английском один из наших офицеров, показав на Железные кресты, в шутку спросил, не награждали ли ими еще до начала боев. В ответ немцы щелкнули каблуками, отдали честь, повернулись к кругом и вернулись себе, после чего снова открыли огонь. Считаю такой обмен визитами ошибкой.

Сегодня к обеду приезжали генерал Гендерсон^[111], который находится здесь по авиационным делам (после руководства военной разведкой он возглавил военно-воздушные силы), профессор Морган и доктор Рошар, мой врач или, точнее, хирург. Он – главный врач парижского госпиталя Святого Людовика и недавно навещал своего кузена, генерала Фоша. Генерал Гендерсон оказался интересным собеседником. Он производит впечатление человека сильного. По его словам, немцы дерутся отважно, но он уверен, что мы победим. Он помог профессору Моргану изучить германские уловки в ведении войны, приведя примеры обмана и предательства. Доктор Рошар, бретонец по происхождению, ранее служил во французском военно-морском флоте. Он немного ревнует к нашему ВМФ и склонен преуменьшать наши достижения на море. Однако он отдал должное нашей военной организации, храбрости и находчивости наших офицеров и солдат. Он сказал, что Фош и Френч находятся в наилучших отношениях и между ними царит взаимопонимание. Во второй половине дня я, подчиняясь приказу, отправился с визитом к Сесиль Мюрат, у которой я застал мадам де Шевинье. Дочь Сесиль только что родила второго ребенка – сына. Его отца, который сражался в рядах британской армии, убили несколько недель назад. Один ее сын служит переводчиком при генерале Гендерсоне. Она рассказала, что одного французского пехотного капитана судил военный трибунал за братание с немецким офицером, и его расстреляли! Неужели это правда? Она, как и все, кто рассуждает об особенностях британских военных, резко осуждала то, что офицеры держат охотничьих собак и относятся к войне недостаточно серьезно; многие из них считают войну своего рода спортом. Я мягко предположил, что, воюя в рядах добровольческой армии, нужно как-то отвлекаться. И все же я не могу по-настоящему защищать охоту на лис и зайцев в нынешних условиях. Во времена Веллингтона все было по-другому. Армии уходили на зимние квартиры; тогда страны не вели борьбу не на жизнь, а на смерть.

Здесь зреет замысел, который отстаивает Клемантель, докладчик Финансовой комиссии Национального собрания. В соответствии с ним необходимо открыть заем примерно на 800 миллионов фунтов, под гарантии Великобритании и Франции, для Англии, Франции и всех, кто воюет на их стороне, а после войны образовать своего рода Zollverein^[112]. Я сказал своему информанту, что это означает удешевление долга другим воюющим сторонам за счет Великобритании, или повышение процентной ставки для британских налогоплательщиков в их пользу. Так было, когда великие державы настояли на присоединении к Англии к «египетскому займу»: после такого шага проценты по займу стали выше, чем если бы мы выступили единственными гарантами, что и предлагалось вначале. Что же касается таможенного союза, со страной свободной торговли, какой является Англия, он будет неосуществим. Тем не менее, чтобы возместить некоторые убытки торговли с Германией после войны, нам придется вернуться к торговому договору с Францией, подобному договору 1860 года: нельзя допустить, чтобы нашей торговле препятствовал конкурирующий французский тариф, созданный промышленниками с такой целью.

Предполагаемого визита Ллойд Джорджа с интересом ожидают финансовые круги, поскольку о нем стало известно. Делькассе уверяет, что он не приедет до конца месяца. Галлиени, крайний радикал, насколько мне известно, интригует с отдельными политиками, стремясь устранить Мильерана, на которого, по словам социалистов, слишком сильное влияние оказывают его военные советники: он очень популярен в армии, и, если он покинет военное министерство, его уход окажет очень плохое действие. Вечером у меня был Мюррей Элибанк; он говорит, что Френчу вредят многие. Китченер интригует, и есть сторонники Френча (френчисты) и Китченера (китченеристы). Если Китченер возьмет командование на себя, будет катастрофа, так как он тут же рассорится с Жоффром, Фошем и всеми французскими генералами.

Завтра к обеду приедут Бруки, а также мадам Ж. де Кастеллан, у которой я сегодня обедал. Нам прислуживала старуха, а двери открывал подросток в штатском. Почти все парижские дома сейчас так же опростились. У мадам де С. нет интересных новостей: она знала об интригах против Мильерана.

12 января 1915 г. Кажется все более вероятным, что Румыния вступит в войну, если Россия продвинется дальше в Трансильванию, Румыния должна вступить в войну, или упустит свой шанс. Если она вступит в войну, правительство уступит общественному мнению, и итальянцы, сами того не ожидая, вступят в войну. Итальянцы отвлекут на себя несколько австрийских армейских корпусов, которые придется перебрасывать с русского и французского фронтов. В таких условиях Австро-Венгрия, скорее всего, развалится на части. Сегодня после обеда у меня состоялся личный разговор с Гаем Бруком^[113]: боюсь, что противостояние Китченера и Френча обостряется. Политика вмешивается в насущные дела. По ирландскому вопросу Асквит и Уинстон Черчилль выступают против Генри Вильсона. По-моему, в правительстве большинство за Френча.

14 января 1915 г. Два дня назад встретил на улице Извольского; он предсказывает в Константинополе революцию против младотурков. Что следует предпринять в таком случае? На мое предложение предоставить враждующие стороны самим себе – пусть перерезают друг другу глотки, он ответил: «Нет! Так не пойдет». Очевидно, он намекал на то, что у России появится возможность вмешаться и сыграть роль спасительницы порядка!

Вчера вечером здесь ужинали: Мюррей Элибанк, один умный уроженец Гватемалы, который служит в компании Каудрея; Гюнцбург и его компаньон, который был преподавателем Сорбонны, а после журналистом в «Деба». Финансисты обсуждали крупный заем примерно в 800 миллионов фунтов; предлагается навсегда освободить заем от налога, чтобы его гарантировали Англия, Франция и Россия. Облигации должны котироваться на всех фондовых биржах и распределяться между всеми странами, которые воюют с Германией и Австрией. Финансисты считают, что заем будет пользоваться гигантским успехом.

Похоже, Италия сдвинулась с места. Сегодня скульптор Уорд ездил в окрестности Компьени; он говорит, что французы отступают оттуда под яростным натиском немцев. За границей распространяют столько лжи, что невозможно понять, что правда, а что вымысел.

16 января 1915 г. Французы потерпели серьезное поражение при Суассоне, в том месте, где мы разбили немцев и перешли Эну; здесь на это событие смотрят всего лишь как на непредвиденное осложнение, которое не влияет на общую ситуацию.

По словам одного газетчика, французы говорят об упадке духа в окопах. Совсем в другом духе настроены журналисты, с которыми я встречался вчера, – Аното, Пишон, Жан Дюпюи, Лотье, Жозеф Рейнах. Все они настроены оптимистично. За столом Пишон и Дюпюи поссорились, и Гроклод ввязался в спор о том, какая война более ожесточенная – нынешняя или война 1870 года. Дюпюи может сравнивать, ведь он достаточно стар и помнит войну 1870 года: он сказал, что и тогда были зверства, поджоги, грабежи и расстрелы. Чтобы обеспечить беспрепятственный проход военных составов, немцы сажали на паровозы заложников. И все же, насколько я помню, они не добивали раненых и не гнали гражданское население, мужчин, женщин и детей, перед наступающими немецкими полками в качестве живого щита.

Скандал из-за перевода французской Желтой книги^[114], выполненного «Таймс». Среди перлов творения МИДа можно вспомнить перевод «places fortes»^[115] как «сильные позиции», а «fils de fer»^[116] – как «железнодорожные узлы»… На ужине, который Мюррей Элибанк давал в честь представителей прессы стран Антанты, я сидел рядом с Аното; он стал очень милым. Хотя Дюпюи из крестьянской семьи, он очень проницателен, образован и искушен. Он очень богат: говорят, что он получает 40 тысяч фунтов в год. У него есть здравый смысл.

17 января 1915 г. Аното, с которым я сидел рядом за ужином, сообщил мне, что ему принадлежит нечто вроде поместья с домом в одной из провинций, оккупированной немцами. При их приближении он, его жена и ребенок – Аното совсем недавно женился – бежали, оставив присматривать за домом одну пожилую женщину. Аното приказал разговаривать с немецкими офицерами вежливо, предоставлять в их распоряжение все, что им понадобится, но просить генерала пощадить библиотеку, так как книги обладают большой ценностью для владельца. Когда пришли немцы, экономка выполнила приказы. Генерал попросил разрешения осмотреть библиотеку. По пути ему нужно было пройти через своего рода переднюю, где висела картина с изображением визита в Россию президента Форе в сопровождении Аното. Немец спросил, кто изображен на картине. Когда ему указали на российского императора, он щелкнул каблуками и отсалютовал! Библиотеку, по приказу генерала, держали запертой. Зато немцы украли белье и одежду мадам Аното и выпили все белое вино. После немцев дом заняли английские офицеры. Поскольку белое вино выпили немцы, они выпили все красное вино, к которому, по словам Аното, питали большое пристрастие!

Французской прессе очень хочется, чтобы Европа заручилась помощью Японии. Лично я считаю такой шаг ошибкой: тем самым мы признаем, что союзники и их европейские – действительные и потенциальные – сторонники не способны разбить Германию, Австрию и Турцию. У японцев же сложится впечатление, что именно они – непобеди мая раса. Такой исход пагубно отразится на наших колониях, а в Америке вызовет раздражение, если не хуже. Возможно, такой шаг втянет нас в американо-японский конфликт. Какова будет цена, которую запросят японцы, и кому придется ее платить? Запросят ли они остров Сахалин или Индокитай? Возможно, такой шаг чреват для нас потерей престижа (Гладстон питает большую неприязнь к этому слову, но оно нагляднее, чем те слова, которые он употребляет взамен, то есть положение и кредит доверия) в Азии, в том числе в Индии. При наличии Румынии и Италии, которые могут царапаться, и Греции, которая способна потревожить турок, союзники наверняка сумеют поставить Германию и Австрию на колени и без того, чтобы приглашать в Европу Японию.

18 января 1915 г. Вчера по-соседски ужинал у Эдмона де Ротшильда. Нас было всего пятеро, а именно: он, его жена, маркиз дю Лау и художник Фламенг. С последним интересно разговаривать. Он часто бывает на фронте, рисует в окопах и рядом с ними, а также в разрушенных городах и деревнях. В какой-то газете видел рисунок: за столом на деревенской рыночной площади сидит генерал и, не обращая внимания на артиллерийский обстрел, пишет письма. Очень правдивая картина. Кстати, названный генерал, Гросетти, как-то увидел разбитые французские части, которые отступали по приказу своих командиров. Он расстрелял троих, остановил отступление, несколько часов просидел на рыночной площади, отдавая приказы, а потом повел войска к победе. По словам Фламенга, Жоффр – человек, который не обращает внимания на привилегии и дружеские связи; он уволил нескольких генералов, своих личных друзей, подверг военно-полевому суду и расстрелял многих полковников и других офицеров. Фламенг хвалил начальника штаба Френча. Его мнение и мнение Френча часто расходятся. Правда, позже оказалось, что Фламенг имел в виду заместителя начальника штаба, Генри Уилсона, а вовсе не А. Мюррея. Фламенг описывает воодушевление, напор и дух фронтового братства, характерные для французских войск. Французы совершенно уверены в победе над немцами. Он считает, что война станет спасением для страны; если бы не она, Франция все больше увязала бы в болоте. По его мнению, теперь Франция поднимется выше, с нравственной, художественной, а также коммерческой точки зрения, когда получит границу по Рейну! Теперь Париж, столица, находится слишком близко к захватчику. Французские промышленники на севере (в Лилле, Рубе, Туркуэне), которые пекутся лишь о своих материальных интересах, после объявления войны отправили депутацию к Мессими с просьбой не защищать север, чтобы захватчики не уничтожали заводы. Мессими согласился; Лилль не защищали как следует, Мобёж сдался без причины, находящиеся там оружие и боеприпасы захватили немцы и использовали против французов. Галлиени и его начальника штаба Монури изображают спасителями Парижа. Однако, по мнению Фламенга (и его друзей-военных), фон Клюк следовал принципу Наполеона: в большой город нельзя входить, пока не разбиты находящиеся неподалеку вражеские войска, а армии Жоффра не были разбиты. Поэтому фон Клюк не вошел бы в Париж, пока не победил Жоффра. Фламенг уверяет, что бельгийцы ненавидят французов из-за того, что перенесла Бельгия и как она страдает сейчас из-за Франции. Фламандцы по своим настроениям скорее немцы, чем французы, и без труда стали бы немцами. Намюр, возможно, пал из-за измены; Антверпен сдался из-за внутреннего давления. Там боялись ущерба от бомбардировок. Кроме того, торговые интересы города во многом прогерманские. Фламенг делает вывод, что Париж – это не Франция; расчетливых крестьян он восхваляет как героев. Он считает, что француженки в том, что касается храбрости и здравого смысла, выше всяческих похвал.

Эдмон де Р. придерживается того мнения, что предложение огромного займа под гарантии Англии, Франции и России не будет иметь успеха. Англия может собрать деньги под 4 %, и тамошняя публика подпишется на заем при такой ставке. Французы не согласятся покупать облигации меньше чем под 5 %. Все деньги невозможно найти в Англии. По моему мнению, каждая страна должна объявить собственный заем. Делькассе, с которым я виделся вчера, говорит, что Ллойд Джордж в сопровождении лорда Рединга и двух помощников будет здесь приблизительно второго. Они приедут по приглашению французского правительства. Кроме того, по его словам, Мильерана настоятельно зовут в Англию – он поедет посмотреть, как формируется английская армия. Фламенгу поручили сообщить Пуанкаре, что армия всецело верит Жоффру и предана ему. Нельзя поддаваться социалистам и заменять Жоффра их приятелем Галлиени: результатом станет роспуск правительства, а может, и хуже.

Только что услышал печальное известие о гибели английского авиатора Чиннери из Колдстримского гвардейского полка. Они со вторым пилотом-французом проводили испытательный полет над Парижем. Что-то сломалось; судя по всему, они решили садиться на воду, но их самолет загорелся, и они не смогли спастись.

Завтра придет обойщик и завесит холстом те окна, на которых нет ни жалюзи, ни штор. Мы исполняем распоряжения полиции, в соответствии с которыми необходимо поддерживать затемнение. Искусственное освещение привлекает аэропланы.

19 января 1915 г. После вчерашнего распоряжения полиции на улицах стало темнее. Переходить широкие улицы стало по-настоящему опасно: постоянно гудят клаксоны, военные автомобили носятся со страшной скоростью, создавая опасность для всех, пешеходов и автомобилистов. Говорят, сегодня цеппелины видели в Манте; их ожидают и в Париже.

Сегодня за ужином у мадам де Шевинье я виделся с герцогиней де Ла Тремуйль, Жозефом де Гонто, одним французским врачом, маленьким профессором-испанцем Лоренцесом и графиней Тышкевич (в девичестве Потоцкой). Два ее племянника (сыновья Романа Потоцкого) служат в австрийской армии, а два других племянника (сыновья Юзефа Потоцкого) – в русской армии. Все сошлись во мнении, что русский «паровой каток» движется слишком медленно. О японской помощи не упоминалось; со стороны Румынии ждут сотрудничества. Все уже отчаялись получить помощь итальянцев. Если же Италия вдруг, в результате поражений Германии, узрит удачную возможность, ожидается, что она ouvrir large le bec^[117]. По последним полученным мною сведениям, во французских госпиталях находятся 278 тысяч раненых, 47 тысяч в лихорадке и 14 тысяч заразных больных.

20 января 1915 г. Сегодня пришло письмо от одного мавританца, который славился своими подношениями, когда король находился здесь. Ему доподлинно известно, что Германия согласится в качестве условий мира возместить Бельгии материальный ущерб и уступить Франции Эльзас и Лотарингию. В остальном необходимо восстановить довоенное положение дел, то есть вернуть все колонии, Германия не платит никаких репараций, ее целостность гарантируют Франция, Россия и Англия, ей предоставляются торговые преимущества, а вооружения сокращаются по договору. Что дальше? Мильеран завтра едет в Лондон на встречу со своим коллегой: ему нужны солдаты, причем срочно.

Сегодня ужинал в доме одной дамы, от приглашений которой я прежде успешно отбивался. Она приглашала меня четыре дня подряд, я сказывался занятым, тогда она предложила дату за две недели, и мне некуда было деваться! Бриан после ужина разглагольствовал о французской политической жизни в том же смысле, что и в Бордо. Мари Мюрат и хозяйка дома вязали, герцогиня де Ла Тремуйль дразнила Извольского. Обсуждали мирный конгресс: где он должен состояться – в Брюсселе, в Париже, в Риме и т. д. Я предложил Константинополь, когда его возьмут русские. Извольский решил, что я над ним подшучиваю, и мне пришлось его успокоить, сказав, что, очутившись там, он сможет сказать, как Макмагон: «J’y suis, j’y reste»^[118]. К обществу примкнул д’Оссонвиль^[119]. Когда я уходил, они сидели кружком и болтали.