Ли Литвиненко
Бёрк 2. Оборотни сторожевых крепостей
1. Волчица
Белая волчица недовольно сморщила нос, чихнула. Повернулась на другой бок и сонно зевнула. Медленно открыла глаза. Светло. По ощущениям – раннее утро, можно спать и спать. Зажмурилась. Но мир вокруг уже выспался, и было шумно. Уснуть больше не получится. Жаль. Когда спишь, не хочется есть. Живот заурчал, подтверждая эту теорию. Что же ее разбудило?
Волчица подняла голову и осмотрелась.
Солнце пропускало лучи сквозь кружево голых веток. На них, словно крупный бисер, зеленели нежные только проклюнувшиеся листочки. Они украшали и освежали деревья, не мешая солнечным зайчикам. Даже здесь, в самом глухом месте леса, золотые блики прыгали по стволам деревьев, добираясь до только проснувшейся от зимней спячки земли. Перескакивали на пеньки, поваленные деревья и… попадали в дупло, где спокойно почивала оборотница. Они и сейчас приплясывали на белой шкуре волчицы. А как только она высунула морду наружу, набросились на нее, принялись целовать, ослепили. Согрели.
Волчица довольно сощурилась и жадно вдохнула. Как же мало порой нужно для счастья! Просто солнце.
Стояла середина весны. Начало ее было холодным и дождливым. Ветреным. Противным. Бр-р-р – поежилась волчица. Но зима, кажется, окончательно отступила. Явственно повеяло настоящим теплом, и за ночь лес преобразился. Почки на многих деревьях лопнули, выпуская юные листья. На полянках зацвели первоцветы, земля ощетинилась острой порослью молодой травы. Сверху Бёрк видела, что в оврагах и густых зарослях кустарника еще лежал снег, сбившийся в грязные ледяные пласты, но скоро и от него останутся только мокрые пятна.
На ветку рядом храбро уселась синица и, не обращая внимания на сонную волчицу, весело зачирикала, призывая пару. В животе заурчало сильней. Бёрк грустно глотнула. Птицы умные, понимают, что бескрылым оборотням до них не добраться, вот и ошиваются тут повсюду. То ли дело мыши…
Когда снег начал таять и земля отогрелась, мыши вспомнили о брошенных норах и ушли глубоко под землю. А ведь всю зиму они были основным кормом для Бёрк. Она так славно приловчилась охотиться на них. Нужно замереть, посидеть тихонечко, не шевелиться и чуть дышать. Мыши проголодаются и побегут под снегом собирать семена с сухих трав. Медлительные, разжиревшие. Подпускаешь полевку ближе и прыгаешь! Обрушиваешь их снежные туннели, быстро-быстро роешь и хватаешь ослепленную снегом мышь. Оп! И кусочек теплого мяса уже у тебя в зубах.
Ничего противного в поедании грызунов Бёрк не находила. Живя со Сфеном, они часто ловили и ели крыс. Для орка такое лакомство было вполне приемлемым. Он ловко плел силки и умно расставлял их в нужных местах. Сфенос и дочь обучил этому. ОбЖар-городенный до хруста крысиный хвост был в детстве её любимым лакомством. Во время долгих переходов орочьего табора, когда весь караван кочевал в поисках нового пастбища, Берк сидела за пазухой у отца и с аппетитом хрустела обычным для всех орчат лакомством.
К сожалению, в лесу крыс не было. Зато в изобилии водились мыши. Тушки их в разы меньше, и на них силки не поставишь, но если хочется жить, то выход найдется. Со временем у Бёрк появились и сноровка, и навыки.
А теперь мыши ушли.
Но грустными мыслями жизнь не расцветишь. Бёрк решила, что пора выбираться. Если еды не найдет, то уж воды в реке всегда полно.
Выходить из «дома» следовало осторожно. Сначала проверить территорию. Волчица старательно изучила запахи. Вода, прелые листья, барсук открыл нору на дальнем пригорке. Не поймать – слишком шустрый. Со стороны речки тянет тиной и тухлой рыбой. Дохлая щука, не меньше. Аппетитно. Но это с другого берега, не добраться. Жаль. Дикая волчья стая ушла далеко – запах едва различался. У них сейчас брачный гон, они заняты, и это хорошо – некогда мстить обидчице. Несколько раз за зиму Бёрк отбирала у них добычу. Делать это её заставлял голод – охотиться она не могла, а отобрать добычу у небольшой стаи, обитавшей в этом лесу, ей было по зубам. Дождавшись, когда вожак и самые сильные насытятся, Бёрк отнимала у остальных объедки. Но основным её кормом все-таки были мыши.
Так, с запахами все понятно. Теперь визуальный осмотр. Оборотница высунула всю голову, посмотрела налево, направо – ничего нового. Никого подозрительного. Безопасно. Можно выбираться. Потянулась. Тело оплыло и хрустнуло. Через мгновение на мягкой подстилке из сухой травы лежала обнаженная девушка. Она встала, уцепилась за край глубокого дупла. Сначала перекинула здоровую ногу. Зависла на краю и переступила на ветку. Дальше вниз, перебираясь по веткам вдоль ствола как по ступеням. Вот так. Последний сук находился высоко, потому ноги приходилось ставить на выемки в коре, за зиму отполированные её ступнями.
Сегодня спускаться было не холодно. Пальцы разжались, и на землю спрыгнул уже волк. В слабом теле опасно. Девушкой Бёрк перекидывалась на короткое время – только когда нужно было залезть в дупло или спуститься на землю, ну еще когда находила на ветках сухие ягоды. Волчица не могла их есть, зато человеком Бёрк жадно съедала все до последней, не замечая горечи.
По натоптанной дорожке потрусила к воде. Потом передумала и свернула налево. Проползла под поваленным деревом и сунула нос в нору. Пусто. Обитатели давно покинули ее, даже запах выветрился. В кронах, насмехаясь, застрекотали шустрые белки. Зарычала на них, вздохнула и медленно похромала дальше.
Из-за увечной ноги она не могла бегать и охотиться. Даже простая ходьба причиняла боль. Проклятая рана не заживала и оставалась на теле в обоих ипостасях – и человека, и волка. Огромная и глубокая, она тянулась от середины бедра почти до колена. К счастью, кость не была задета.
Поначалу волчица пыталась рану зализать, как подсказывал инстинкт, но это не помогало. Это было странно, ведь все остальные ранки зажили почти мгновенно. Ни стрелы, ни копьё гоблинов на теле Бёрк следов не оставили. Да и после царапины и ссадины, заживавшие на человеке несколько дней, стирались с кожи волка как нарисованные. А эта напасть… Когда звериные средства не сработали, Бёрк вспомнила опыт человека. Разыскала под снегом целебные травы, знакомые с детства – с волчьим нюхом это не составило труда, – делала примочки, но глубокий порез не затягивался и продолжал усложнять жизнь.
Блеснула вода. Голый пологий берег. Вот здесь, под корнями осины, удобный спуск. Волчица, не переставая бдительно оглядываться, припала к воде и принялась жадно лакать. Зимой в поисках пищи она много бродила вдоль реки, следила за тем, что происходило на другом берегу. Война затянулась. Пусть она шла не так близко, но докатывалась и досюда. Гоблины, спасаясь от врагов, перебирались на Людожит дважды. К счастью Бёрк, это были сильно израненные дезертиры-одиночки. Первый, с трудом выбравшись на край полыньи, в которую провалился, умер сам. Тело быстро ушло под воду, оставив на снегу только темные подтеки. Второго убила Бёрк. Она выследила его и с удовольствием преследовала целый день. Загнала, как добычу. Потом медленно его придушила. Как мышь. Сняла с тела все для себя нужное, а останки столкнула в воду. Пусть кормит рыб. Так Берк стала гордым обладателем двух клинков. Один маленький – скорее нож, чем кинжал, а второй – короткий меч, когда-то принадлежавший гному. В заплечной сумке нашлось огниво, немного сухарей и мешочек с сушеным мясом. Бёрк пировала пару недель. А меховая накидка гоблина стала для нее одеялом.
Словно дразня, в метре от оборотня заиграла стая рыбёшек. Поблескивая чешуёй, они выпрыгивали из воды и плюхались обратно, обдавая волчицу брызгами. Обидно. По другому берегу, расшвыривая лапами сухие листья, пробежали зайцы. «Надо же, как от тепла оживились. Все куда-то спешат, бегают». Волчица грустно вздохнула. Ей от голода трудно было сделать лишний шаг. Тело стало неповоротливым, тяжелым.
В дупло вернулась поздно, злая и измотанная напрасными поисками. Пожевать удалось только молодой травы. Она жесткая и горькая, никакой пользы, только желчь подступила к самому горлу и застыла комом. Бёрк устала. Казалось, упадет на подстилку и сразу уснет. Но нет. На душе скребло и томило горечью. Так часто бывало. Особенно сильно одиночество чувствовалось в полнолуние. Длинными зимними ночами, когда ярко светила луна, волчицу мучили воспоминания.
Она положила морду на лапы и тихонько завыла. Душу на части рвала боль от невосполнимой потери. Отец… Гномы… Гелиодор… Любимый. Бёрк не ощущала себя брошенной или преданной. Благодаря заверениям Сфеноса, она верила в верность оборотня. Если бы Гел был жив, он бы обязательно вернулся к ней. Она все еще его любила. Ясными ночами, смотря через «окно» своего убежища на желтый диск луны, волчица, как и сейчас, грустно выла. Сдавленно, тихо. Чтобы не привлекать внимания. Только для дилетанта ее вой звучал как вой обычного волка. Оборотни не выли – они пели. Теперь она это знала. Каждый пел свою особенную песню – под настроение или в честь какого-то события. Пела и Бёрк. Жаловалась на судьбу королеве ночи – единственной, кто видел и слышал её в эти моменты. Зима показалась бесконечно долгой, ужасно холодной и безумно одинокой. То, что Бёрк до сих пор жива – просто чудо.
Волчица встрепенулась от этой мысли.
– Весна пришла! – сказала уже девушка. – Весна пришла, а я жива.
Она встала во весь рост и, улыбаясь, посмотрела на лес. Как она упустила самое главное? Почему весь день продолжала ходить сонной мухой? Весна пришла! А значит растаяли сугробы, не будет больше морозов и вьюг. Весна пришла! С каждым днем будет только теплее, совсем скоро появятся ягоды и грибы. Голоду конец! И главное: теперь она может продолжить свое путешествие!
Уже на следующий день она отправилась в путь с надеждой, что встретит «своих».
Лес начал редеть. В воздухе повеяло чем-то новым – знакомым и чуждым одновременно. Оборотница остановилась в нерешительности и навострила уши, прислушалась. Из звуков ничего необычного. А вот обоняние предупреждало о близком поселении.
Той ночью, когда река отпустила ее, Бёрк сначала хотела вернуться. Было так страшно… Найти мост или брод – что-нибудь – и вернуться домой. Кто-то должен был остаться в живых. Туда! Домой! Но пока она в полубреду металась по берегу. Те первые дни… На Красном берегу началось страшное – война. Она длилась весь конец осени и целую зиму. С той стороны воняло кровью и дымом. Бёрк слышала звуки боев, а небо озарялось странными вспышками. Кто там сражался? Кто побеждал? А вдруг гоблины окажутся сильней? Отец сказал: «На другой берег, Бёрк. Там твои. Там будешь в безопасности». Да, пожалуй, это верный выбор – остаться тут. Бёрк приняла окончательное решение послушаться последней воле отца. Она пойдет дальше по этой, более безопасной, стороне.
Планы спутала зима. Сейчас казалось, что все это было так давно…
Волчица медленно приблизилась к кромке леса. Здесь, под зашитой густого терновника, можно устроить наблюдательный пункт и с безопасного расстояния присмотреться к этим… людям.
Бёрк знала о жизни других народов в основном из своей книги сказок и немного из бесед постояльцев гостиницы и рудокопов. Россказни Татимира можно в расчет не брать – в них половина брехни. О населявших Белый берег людях говорили очень мало, точнее – почти ничего, словно это какая-то запретная тема. Обитают, мол, только там, ходят на двух ногах – вот и все. Сфеноса такие речи раздражали. Не любил он их. Обзывал людей бледными и немощными подобиями гномов.
– Такие злобные, – сплевывал в сторону орк. – Даже своих сородичей не жалеют. Даже ребёнков.
Воображение рисовало Бёрк что-то вроде личинок короеда, неуклюже передвигающихся на двух ногах. Бледно-жёлтые, длинные и безлицые существа. Уродливые. Фу. Знакомиться с такими не очень-то хотелось. Потому полная предубеждений волчица и лежала сейчас под кустом. Глупо было бы открыто подходить к деревне. Её тактика – подползти ближе и понаблюдать.
Дома как дома: окна, двери. Ничем особенным от гномьих не отличались. Только на хуторе были в основном беленые, светленькие и нарядные, а тут из потемневшего дерева. А еще заборы – высокие, массивные. Смотрелось поселение уныло. У гомов все было открыто, редко у кого даже палисадник стоял огороженным. А тут свое пространство берегли. Интересно, от сородичей или дикого зверья?
Из труб поднимались тонкие струйки дыма. Пахло вкусно едой. Хлебом. Кашей. Волчица облизнулась и сглотнула подступившую слюну. Вот бы сейчас тарелку каши… Мечтательно прищурилась. Но нельзя! А то без шкуры можно остаться.
Калитка крайнего двора скрипнула и распахнулась. Хлипкая конструкция перекосилась и свисла на одну сторону. Со двора спиной вперед выдвинулась укутанная фигура. Как странно ходят эти люди, разве это удобно? По движениям и осанке, сгорбленной тяжестью прожитых лет, Бёрк определила, что это пожилая особь. И покашливала она характерно, и бормотала столетним голосом. Бабушка. Бёрк смогла рассмотреть даже край ее лица – совсем немного сморщенной кожи, не прикрытой низко надвинутым пуховым платком. Ничего необычного. Бледная, желтоватая, совсем как у Адуляра.
Ступавшая задом наперёд бабка тянула на веревке упрямо упиравшуюся скотину непривычной наружности, похожую на… козу? Только здоровенную, размером с двухмесячного теленка. Бёрк присмотрелась. Татимировы козы были… как козы. Черно-белые, подЖар-городые, шустрые. Много мельче. Шерсть торчком, знатные закрученные рога. Всегда начеку, всегда готовы шкодить и пакостить. А эта? Серенькая. Даже серебристая, мех как драгоценный. Помнится, у Татимира был подобный воротник. Денег стоил немалых.
– Выделан из голубой норки. Вот! – гордо хвалился харчевник. – В наших лесах такого зверя не встретишь. Заморский.
– А почему голубой? – не прониклась уважением Бёрк. – Серый. Зачем врать? Как ни назови, серый он серый и есть. Или норка ваша постирана? Полиняла, что ли?
Ох как взбесился тогда Татим! Раскричался, обозвал невеждой. Даже кинул в нее чем-то. Глядя сейчас на упрямившуюся животинку, Бёрк вспомнила дорогой воротник. Вот такая же гладенькая и мягкая была шкурка. Может, так выглядела в живом виде эта диковинная норка? Или все-таки коза? По строению тела скотинка очень походила на крупную козу, но с толку сбивало отсутствие рогов и длинные уши. Очень длинные, не уши прямо, а косы. Мягкие, на солнышке полупрозрачные, розовенькие. Может, редкая козья порода?
– Да иди ты! – замахнулась старуха на упрямицу. – Уперлась. Не на убой ведут, на пастбище. – Бабка не злилась.
В этом году животное впервые выводили на выпас, потому она и пугалась.
– Ме-е-е-е, – оправдываясь, ответила скотина.
– Коза! – окончательно поняла Бёрк. – Точно коза. Мекают только они.
Вообще, коз Бёрк не любила – уж больно вредный у них характер. Зато козье молоко-о! Если без противного жира, да с булкой, да со сливовым вареньем! У волчицы потекла слюна.
Коза огляделась и покорно пошла за бабкой, потрясывая круглыми холеными боками. Потом заметила свежую травку и молоденькие побеги на кустах смородины и побежала к огороженному палисаднику. Теперь на веревке тащили старушку, а она не поспевала, спотыкалась и упиралась, пытаясь оттащить козу в сторону. Силы были примерно равны, но бабка быстро выдохлась, в сердцах плюнула и вбила кол там, где остановилась коза – у изгороди. Подхватив молоток, старушка удалилась, оставив скотину объедать молодые листочки.
Из своего укрытия Бёрк смотрела на беспечную козлицу. Эх, если бы завести себе такую! Ведь это неиссякаемый источник еды! Волчица внимательно оглядела многообещающее объемное вымя, сейчас пустое после утренней дойки. К вечеру оно снова наполнится сладким молочком. Полли надаивала целый кувшин. С высокой пенкой… Но это не единственный плюс этого животного. Коза такого размера может стать и средством передвижения. Не хуже осла или даже лошади. Не коза, а настоящий подарок небес! После дневных переходов рана на ноге волчицы открылась и кровоточила. Вернулась боль, мешавшая ходить и спать по ночам. Бёрк так хотелось не идти, а ехать.
Она посмотрела во двор старушки. В хлеву кукарекала птица, похрюкивали поросята. Голодная смерть человеку точно не грозит. Решено! Не хочется, но жизнь заставляла идти на преступление.
Волчица пробралась к сараю и перекинулась в человека. Как непривычно снова почувствовать себя девушкой… Но сейчас в шкуре хищника оставаться нельзя – можно до смерти напугать скотину. Да и верхом не поедешь: и козе тяжело, и волку вожжи лапами держать невозможно.
Бёрк перелезла через покосившийся забор. На веревке, протянутой через двор, висели вещи. Много, разных. Хозяйка вывесила на солнышко после долгого хранения в сундуках. Бёрк взяла только самое необходимое: дырявую в нескольких местах шерстяную юбку, большой толстый платок, белую льняную рубаху – длинную, ниже лодыжек. Еще теплый проштопанный крупными стежками кожушок. А вот сапог не нашлось, вместо них Бёрк выбрала толстые рукавицы. Сверху сшитые из кожи, они не пропускали воду. На первое время сойдет. Вернувшись в безопасные заросли, девушка быстренько оделась. Рубаха и юбка, влажные после стирки, неприятно холодили, зато кожух сел как влитой. Удача.
У козы были большие добрые глаза и розовый нос. Она доверчиво замекала, не подозревая, что её ожидает, и продолжила объедать смородину. Бёрк подошла вплотную и погладила животное по голове, по шее.
– Хорошая. Хорошая же?
На подбородке смешные висюльки, ушки теплые и мягонькие. Спина гладкая, скользкая. Как на такой ехать? Постоянно будешь сползать. Нужно седло и удила. Чем заменить седло? Берк приладила на козу платок, сложенный углом. Присела, завязала под пузом узел. Выглядит надежно. А узда? Оторвала от подола широкую ленту. Попробовала смастерить какое-то подобие конской уздечки – не вышло. Тогда просто держаться за ошейник? Вытащила из своей котомки ножик и перерезала веревку, оставив только короткий поводок. Не затягивая с испытаниями, лихо перекинула через козу ногу и, подпрыгнув, оказалась у нее на спине.
– Но-о-о! – скомандовала Бёрк и поддала пятками в козьи бока.
Обалдевшее от такого резкого поворота судьбы животное выпучило глаза и громко заблеяло. Где-то сзади посыпался крупный горох.
– Ну, пошла! – настаивала Бёрк. – Но-о-о-о! – лягнула сильней.
Животина покрутила головой, затанцевала на месте, стараясь вывернуться из крепкой хватки. Бёрк вцепилась в нее, как клещ, переживала: лишь бы хозяйка не вышла и подмогу не позвала.
К счастью, коза оказалась смышлёной. Она быстро оценила упрямство наездницы, смирилась и после очередного «но!» покорно потрусила в лес.
Вот теперь жизнь стала намного легче. Бёрк ехала верхом и почти не голодала. Путешествие пошло быстрей. Коза легко пробегала втрое больше, чем хромая волчица, еще между делом успевала объедать кусты. Кажется, ей пришлась по вкусу новая жизнь, словно в ее крови бурлил дух авантюризма. Коза ничего не боялась, будто знала, что на спине у нее оборотень, который в случае чего защитит, с любопытством пробовала все новое и вела себя довольно покладисто. В общем, они поладили и шустро продвигались по намеченному Бёрк курсу.
– Вот найдем своих и осядем, – объяснила козе оборотница и привязала конец веревки к дереву.
Успев по дороге хорошенько обдумать последние слова Сфеноса, Бёрк решила, что «свои» – это община орков, из которой её родители были родом. Ведь никто не говорил, что на Белом берегу нет орков? Может, совсем маленький клан или орда? Кто знает? Потому, изучая запах очередной деревни, Бёрк искала орочий след. Убедившись, что зеленых великанов нет, она шла дальше.
Коза согласно мекнула, улеглась и принялась щипать траву. Сегодня они устроились на ночлег у березового пролеска, сухого и достаточно густого, чтобы костер не был виден издалека. Бёрк решила не удаляться от края леса, но и реку держала в поле видимости.
На пути стали часто попадаться поселения людей. К ним она потеряла всякий интерес и старалась не приближаться. Правда, несколько раз все же навестила. Волком. Темной ночью. Сегодня решилась на это снова.
Сложила пожитки в кучу и развела огонь. Подбросила больше крепких веток – к ее приходу будет много углей. Разделась, чтобы не порвать одежду во время оборота, вещички повесила на дерево. И голая пошла в сторону поселения, подальше от козы, чтобы не напугать. Отряхнулась и волчицей потрусила к сараям. Курятник – вот что ее интересовало. И чтобы не было собак.
Все сделала быстро.
– Дрыхнут, как убитые, – через два часа описывала она козе свое приключение. – М-м-м! Вкуснота! – утерла текший по подбородку куриный жир. Конечно, воровать было нехорошо, но она брала одну птицу за раз. Хозяева, наверное, и не замечали пропажи. – Жизнь налаживается! – Берк улыбнулась набитым ртом.
