bannerbannerbanner

Остаток дня / The Remains of the Day

Остаток дня \/ The Remains of the Day
ОтложитьЧитал
000
Скачать
Поделиться:

Кадзуо Исигуро – урожденный японец, выпускник литературного курса Малькольма Брэдбери, написавший самый английский роман конца XX века! Лауреат Нобелевской премии 2017 года.

«Остаток дня» – дневник дворецкого, жизнь с точки зрения Бэрримора. В основе его стилистики лежит сдержанность, выявляющая себя в самой механике речи. Герой не считает возможным проявлять свои чувства, и на лингвистическом уровне эта своеобразная аскеза приводит к замечательным результатам – перед нами этакая оборотная сторона Достоевского с его неуправляемым потоком эмоций.

В 1989 году за «Остаток дня» Исигуро единогласно получил Букера (и это было, пожалуй, единственное решение Букеровского комитета за всю историю премии, ни у кого не вызвавшее протеста). Одноименная экранизация Джеймса Айвори с Энтони Хопкинсом в главной роли пользовалась большим успехом.

А Борис Акунин написал своего рода римейк «Остатка дня» – роман «Коронация».

В формате a4-pdf сохранен издательский макет книги.

Полная версия

Отрывок
Лучшие рецензии на LiveLib
100из 100Elessar

Очень многие считают первейшей заслугой Исигуро то, что, будучи чистокровным японцем, он умудрился очень верно уловить настроение подлинно английской прозы. Как-то так сложилось, что роман полагается неким подвигом билингва, попыткой навести хрупкий мост взаимопонимания между двумя так непохожими культурами. Я, конечно, искренне восхищён этой книгой Кадзуо, но мне всё же кажется, что за выставленной напоказ лощёной британской антуражностью скрывается стопроцентно японский прозаик. И, разумеется, гениальный.Взять хотя бы тематику романа. Практически любая пара культур обладает некими точками соприкосновения, и тем более примечательно, что Исигуро обратил внимание как раз на одну из таких общих и для Англии, и для Японии тем. Речь, конечно, о проблеме служения. С одной стороны, беззаветная преданность Стивенса своему делу, посвящение всей жизни единожды избранному призванию в контексте японской культуры выглядят более чем уместно и органично. Но ближе к концу романа Кадзуо мастерски вскрывает все те скрытые противоречия, которые в конечном счёте и приводят героя к поражению. Искренне веря в величие своего хозяина, Стивенс одновременно отваживается оценивать людей, деля их на вращающих колесо истории небожителей и простых смертных. С другой стороны, он так и не решается открыть глаза на ошибки хозяина. Качества типично внутренние – величие, благородство, наконец, пресловутое достоинство – Стивенс пытается искать вовне, в отражении чужих глаз. Для Стивенса болезненно важна причастность его лорда к сильным мира сего, мнение общественности, последствия однажды принятых хозяином решений. Один раз решив расценивать себя как вещь, невозмутимый и безэмоциональный автомат, герой всю жизнь мучается типично человеческими сомнениями, которые, казалось бы, раз и навсегда вычеркнул из своей жизни. Отдав всего себя служению, Стивенс утратил внутреннее зрение и душевную гибкость. Именно поэтому он просто-напросто не знает, имело ли прошедшее смысл, когда вся громада внешних условностей рухнула. Сравните это с каноничной для Японии ситуацией самурая на службе у недостойного сюзерена. На первый взгляд, воин и слуга не имеют ничего общего, но сама идея увязать воедино служение и достоинство сходна для обоих культур. Как быть, когда принятые обязательства служения вступают в противоречие с внутренним идеалом достоинства? Самураи в таких случаях прибегали к крайней мере – ритуальному самоубийству. Стивенс же, не сумев мгновенно распознать в своём поведении фальшь, неосознанно превращает в самоубийство всю свою жизнь.История искалеченного системой героя действительно очень трагична. Мы мало знаем о прошлом Стивенса, но ясно, что, будучи сыном профессионального дворецкого, мальчик сызмальства попал в среду, губительную для всех проявлений душевной живости, эмоций и чувств. И любовь к родным, и любовь чувственную, и даже искреннюю неподдельную преданность Стивенс заменяет профессионализмом, который сам же так презирает в лице сенатора Льюиса. У героя нет увлечений, хобби, привязанностей, воззрений, надежд, мечтаний, словом, ничего, что делает человека человеком. Он даже с людьми общаться не умеет. Принятый им обет выходить из облика лишь в одиночестве привёл только к тому, что маска постепенно сроднилась с лицом и в конечном счёте заменила его. Внутренний монолог героя беспросветно мрачен, мы видим не живой, полный красок мир, но бесконечный реплей, вечный постфактум, зацикленный и искажённый сознанием героя. Кадзуо здесь слегка сдвигает набок уже собственную маску британского автора, позволяя себе штуки совершенно японские – болезненную фиксацию на, казалось бы, незначительных деталях, глубокий инсайт во внутренние переживания героя. В реальном мире Исигуро тщательно прорисовывает только отдельные детали вроде происшествия с его отцом или случая в лакейской, и то сквозь призму искажённого тысячей условностей восприятия Стивенса. Нам самим предоставляется прочувствовать всю глубину незамеченной героем трагедии. Бедный-бедный Стивенс, он так и не понял до конца, что же сотворил с обственной жизнью.Резюмируя, «Остаток дня» – весьма незаурядный роман, который является скорее не образчиком типично британской аристократической прозы или характерной для японских авторов прозы психологической, но неким синтезом, амальгамой этих двух направлений. Низводя Кадзуо всего лишь до положения талантливого стилиста, мы незаслуженно обижаем одного из самых талантливых современных англоязычных авторов.

100из 100Ponedelnik

Вечер – лучшее время суток


На некоторые книги просто стыдно писать рецензии. Пробежалась наискосок по тому, что уже сказано до меня, и поняла, что для понимания некоторых художественных произведений нужно иметь порой не только голову на плечах, но и способность понимать и осмысливать на каком-то совершенно другом уровне. И тут так не хочется показаться глупым.Многие при описании этого романа не забывают упомянуть, какие же интернациональные штуки пишет Исигуро, хотя сам вроде бы японец. Но в «Остатке дня», как мне кажется, он делает ставку вовсе не на культуру англичан или японцев, а на фактически новую национальность – человека в услужении. Ведь русских от американцев отличает не только язык, нас отличает образ мышления, то, как мы видим окружающий мир. И тут то же самое. Ты понимаешь, что залезаешь в голову не просто к человеку другой национальности, а к человеку, для которого шар земной крутится в другую сторону.Было несколько сцен, когда я понимала: так, как поступал главный герой, не поступил бы настоящий француз, англичанин или китаец, – так поступил бы только настоящий дворецкий. Это как отдельная раса, как новый вид человека, если хотите. И в случае с отцом, и в случае с экономкой, Стивенс проявил не просто выдержку или терпение, он проявил профессионализм.Если честно, мне хочется быть чуточку похожей на него. Чтобы не задумываться о жизни, не задумываться о каких-то вещах, которые нам кажутся концом света, а в глазах главного героя – всего лишь небольшая неприятность, которые случаются сплошь и рядом. Их нельзя предотвратить, но с ними можно смириться.Я еще я хочу так же сильно любить то, что я делаю. Не той юношеской слепой любовью, а зрелой, осмысленной, почти что рационализированной. Но в том-то и дело, что почти.Эта книга, может, и не изменит ваше представление об окружающем мире, но хотя бы на несколько сотен страниц вы сможете побывать, как говорят англичане, в чужих ботинках. В такие моменты лично у меня что-то щелкает в голове, и я вспоминаю, что не обязательно жить так, как от вас ждут окружающие. Не обязательно делать так, как велит общество. И точно не обязательно следовать чужим правилам. Придумайте свои, но не забывайте следовать им с достоинством.

80из 100Arlett

“Нет, – думала я, – он все-таки ужасный зануда!” Уже три дня Исигуро не давал мне покоя своей книгой. Но обзывалась я не на него, не подумайте, а на его главного героя. Я признаю, в нем есть выправка, своеобразный лоск, он интересный собеседник. Так почему же я снова и снова прихожу к чувству неприятия. Ведь, казалось бы, должна восхищаться человеком столько преданным своему делу. Так почему же не получается? Но давайте по порядку.Американец покупает старинное английское поместье. Его корни и история – вот за что он выложил кучу американских баксов. Он покупал Историю. Вместе с обстановкой ему достался дворецкий Стивенс. Настоящий потомственный английский дворецкий, чья жизнь принадлежит этому дому, он всю её отдал ему. Остальной персонал (27 человек) уволился. Теперь перед Стивенсом стоит непростая задача – составить такой график работы, при котором порядок в доме мог бы поддерживаться силами четырех человек. Через год становится очевидным, что как воздух необходим пятый. Возможно им согласится стать мисс Кентон, которая двадцать лет назад работала здесь экономкой, и с которой все эти годы мистер Стивенс состоял в дружеской переписке?

А тут как раз новый хозяин предлагает отпуск и деньги на бензин для путешествия по родной стране. Впервые за многие годы Стивенс покинул стены Дарлингтон-холла.В пути он предается воспоминаниям и размышлениям. И читатель будет единственным свидетелем его монолога, не считая коротких дорожных встреч. Чем больше я его слушала, тем чаще цитировала милого и нелепого Новосельцева из “Служебного романа”. Я не раз в сердцах ворчала себе под нос: “Сухарь – вот вы кто!” И вот едет мистер Стивенс по живописным дорогам Англии и пытается оправдать собственную жизнь, доказать, что прожил её со смыслом, убедить себя, что всё было сделано правильно. Он служил в Великом доме, служил хорошо. Ему есть, что вспомнить. Бернард Шоу с восхищением рассматривал начищенную им вилку. Чистить вилки – тоже надо уметь. Много времени он потратил для определения, что есть достоинство, но к чему-то определенному так и не пришел. (Хотя на мой взгляд ничего в этом сложного нет. Достоинство – это определенные манеры плюс кодекс чести). А знаете почему? Потому что нельзя сохранить достоинство человеку без своего мнения. А у Стивенса его нет. Нельзя всю жизнь достойно поддакивать. Вместо мнения у Стивенса слепое следование распоряжениям. Он напичкан ими, как плюшевый заяц, и такой же бесхребетный. Безупречный профессионал, бесцветная личность. Достоинство дворецкого выражается в умении невозмутимо обтекать, когда над тобой потешаются гости хозяина. Меня коробит от самого слова – хозяин. Оно собачье. И цель жизни Стивенса – при любых обстоятельствах, не смотря ни на что, вежливо помахивать хвостом.Может ли он и себя причислить к Великим дворецким? Вот отец его, по его мнению, был Великим. Случай с его отцом, как образцом величия, которым он восхищался, привел меня в ужас. В поместье, где служил отец Стивенса, приехал с визитом генерал, по глупому приказу которого, была поведена позорная военная операция, в ходе которой погиб родной брат Стивенса. Отец тяжело переживал потерю. Хозяин, понимая щекотливость ситуации, предложил ему на это время отойти от дел. Но нет! Как же без него? Прием провалится! А тут еще у генерала заболел камердинер, так Стивенс-старший лично прислуживал ему 4 дня, выслушивая бесконечные хвастливые бравады. Он был таким Великим дворецким, что генерал даже не догадывался, как сильно он на самом деле его ненавидит. Для меня нет в этом никакого величия и достоинства. Нет его! Есть слепой фанатизм. Я все понимаю, но уважать не могу.


Оставить отзыв

Рейтинг@Mail.ru