Мик Фаррен
Джим Моррисон после смерти

Дом снова затрясся, громадный кусок штукатурки упал с потолка буквально у них перед носом. Эйми споткнулась об упавшую балку, но Сэмпл подхватила её, не давая упасть.

– Не останавливайся, хорошо? Главное, не останавливайся.

Эйми вцепилась в руку Сэмпл мёртвой хваткой:

– Сэмпл, пообещай мне одну вещь.

– Чего тебе пообещать?

– Что ты не дашь мне пропасть, не дашь мне исчезнуть.

* * *

Белый свет, разлипшийся по небу, собрался в сияющий шар, спустился вниз и приземлился где-то на полпути между озером и террасой. Коснувшись земли, шар из света значительно поубавил яркости – так что теперь на него можно было смотреть, не рискуя ослепнуть, – и в центре шара проявилась фигура. Джим подумал, что это кто-то из вудушных богов всё же проникся их бедственным положением и решил спасти, Укол, Ля Фламбо и Тоннер по-прежнему оставались на экране, но ведь мог же кто-то другой из богов и богинь Вуду всё-таки смилостивиться и спасти их. Хорошо бы это была прекрасная Эрзулье-Северина-Бель-Фам, или хотя бы Огу Баба, или почтённая Мария-Луиза.

Шар из света как бы осел на землю, сплющился и превратился в круг, в кольцо из мерцающей энергии. Кольцо начало расширяться. Большинство монахинь в ужасе отступили, но Док остался стоять на месте, а раз так, то остался и Джим, и когда электрическая дуга прошла мимо него – сквозь него, – он не почувствовал ничего, кроме лёгкого пощипывания, как бывает, когда тебя слабо ударит током. Он вопросительно посмотрел на Дока, ожидая, что тот скажет, но Док даже не взглянул в его сторону – он напряжённо смотрел на фигуру в центре кольца.

А эта фигура, кстати, была совсем не похожа ни на одного из вудушных богов, которых Джим видел раньше. В ней не было ничего от их устрашающего, пламенеющего величия. На самом деле существо в центре круга напоминало скорее скромного монаха – картезианина в неприметном сером плаще. Его лицо было скрыто пол капюшоном. Кольцо разбегающейся энергии, похоже, достигло предельных размеров и просто пропало. Фигура в сером плаще медленно развернулась и подняла руку, приветствуя трёх богов на экране, а те в свою очередь поклонились, причём очень учтиво. Судя по тому уважению, которое вудушные боги и Серый Плащ выказали друг другу, эта была встреча равных. Итак, все формальности были соблюдены. Человек в сером плаще осмотрелся, как бы вникая в то, что происходит, и заговорил. То есть, мысленно поправился Джим, это, конечно, был не человек, просто он ещё не разобрался, как его называть. Кстати, Джима ждало ещё одно потрясение: голос этого существа – хорошо поставленный, с богатыми модуляциями, голос шекспировского актёра, причём с настоящим английским акцентом.

– Кто-нибудь мне объяснит, что здесь вообще происходит?

Монахини растерянно переглянулись. Джим посмотрел на Дока, Док – на Джима. Поскольку вопрос не был обращён к кому-то конкретно, никто и не спешил отвечать. Все рассуждали примерно так: а я-то что? Я ничего. Я пока подожду, может, кто-то другой посмелее окажется – вот пусть он и бросается на амбразуру. Молчание затягивалось, и Док, похоже, решился. Он приосанился, расправил плечи и кашлянул в кулак, но не успел ничего сказать – на террасу вышли Сэмпл с Эйми. Сэмпл буквально трясло от ярости. Джим раньше не видел её в таком бешенстве. У неё в руке был пистолет – небольшой автоматический пистолет, который, наверное, обронила одна из красных монахинь. Увидев фигуру в сером плаще, Сэмпл на мгновение замерла, но быстро взяла себя в руки и не колебалась уже ни секунды. Она подняла пистолет и выпустила всю обойму в этого человека. То есть, конечно же, не в человека. Просто Джим ещё не разобрался, как его надо называть.

* * *

Когда Сэмпл увидела бывшего хранителя снов Анубиса на обожжённой лужайке между террасой и озером, у неё в голове помутилось. Она, не раздумывая, подняла пистолет и спустила курок. Она даже не знала, есть ли патроны в обойме. Может, его потому и выбросили, пистолет, что в нём уже не осталось патронов. Так что, когда пистолет всё же выстрелил, Сэмпл даже вздрогнула от неожиданности и едва удержала его в руках – но всё-таки удержала и расстреляла всю обойму буквально за пару секунд. Но больше всего её поразило, что пули не причинили хранителю снов никакого вреда. Он небрежно взмахнул рукой – причём так медленно, словно существовал в каком-то другом, искажённом времени, – и перед ним возник слабо мерцающий силовой щит, отбивший пули. Сэмпл взбесилась уже окончательно, Она раздражённо швырнула пистолет на землю и зажмурилась, приготовившись к самому худшему. Она даже не сомневалась, что возмездие будет. И что будет ужасным. Но к её несказанному изумлению, хранитель снов ничего ей не сделал, а только разочарованно проговорил:

– Значит, вот так ты приветствуешь старых знакомых?

– Старых знакомых?

– Мы встречались при дворе Анубиса.

– Ну да, при дворе Анубиса. Где ты был тёмной силой за троном, злом, таившимся в сумраке…

– Как поэтично. Но я согласен, – похоже, хранитель снов был ужасно доволен собой, – когда нужно, я могу разыграть очень даже хорошее представление.

– Представление?..

– А ты разве не поняла? Я был рядом с ним и подпитывал его безумие. Кажется, мы с тобой хорошо потрудились, чтобы избавиться и от него самого, и от его жалкого царства. Ну и Годзиро, конечно, нам очень помог.

– Кто ты? – чуть ли не умоляюще проговорила Сэмпл.

Хранитель снов вздохнул:

– Ну да, наверное, это было ошибкой – явиться к вам в этой хламиде хранителя снов. Но мне нравится этот костюм. Когда я предстаю в таком виде, людям как-то уже и не хочется, чтобы я что-то делал для них. А то прямо отбоя нет.

Он развязал пояс и сбросил плащ. Сэмпл удивлённо вздохнула. Хранитель снов оказался изысканным и импозантным мужчиной средних лет, очень похожим на актёра Кристофера Пламмера. На нём был белый льняной костюм от Сэвил Роу, а стрелки на брюках были отглажены так, что казались острыми как бритвы. Ансамбль дополняли салатовая рубашка и галстук ей в тон, вносившие в облик хранителя снов нотку некоторого озорства, а в его манере держаться проскальзывало что-то неуловимо женственное. Сэмпл так и не поняла: то ли он и вправду был голубым, то ли просто манерным и даже немного заносчивым англичанином. Белая персидская кошка, которая, должно быть, до этого пряталась в рукаве его плаща, взобралась к нему на плечо и сидела теперь, глядя на Сэмпл зеленовато-синими глазами, почти под цвет рубашки и галстука.

Хотя это эффектное разоблачение вполне убедило Сэмпл. что человек, которого она знала как хранителя снов, на самом деле, конечно же, не простой человек, а некое влиятельное и могущественное существо, она так и не получила ответа на вопрос: кто он такой? Джим огляделся – кто-нибудь что-нибудь понимает? Но даже Эйми была озадачена. Похоже, из всех присутствующих только у Дока были какие-то соображения на этот счёт. Во всяком случае, если судить по его улыбке. Но Док молчал, и в итоге таинственного незнакомца представил не кто иной, как мистер Томас, всё это время прятавшийся за мраморной копией микеланджеловского Давида и только теперь выбравшийся из укрытия:

– Ну, вы, ребята, даёте. Это ж какими надо быть идиотами, чтобы его не узнать?! Это же Он. Господь Бог. Бог-Отец, Иегова, Яхве, ну и все остальные из Тысячи Его Имён. Нет, я прямо поражаюсь.

Представление получилось несколько нетрадиционным, но зато очень доходчивым. В толпе, где-то в задних рядах, раздался голос монахини:

– Я же вам говорила, что это Бог.

Господь Бог небрежно повёл рукой, как бы желая сказать, ну да, Бог, но давайте не будем заострять на этом внимание.

– Я ещё был Аллахом, но где-то в двенадцатом веке мы разделились. А то после этих крестовых походов у нас развилась стойкая шизофрения.

Кое-кто из монахинь уже упал на колени, а ангелы и херувимы смотрели на Господа Бога с немым обожанием, как им и положено. Но Эйми лишь недоверчиво повела плечами:

– А ты правда Бог? Или вы с Сэмпл опять шутки шутите?

Бог вздохнул:

– А ты чего ожидала? Джорджа Бёрнса^[73]?

– У нас тут недавно был жуткий случай…

– Надеюсь, ты не потребуешь от меня доказательств? Типа пройти по воде, аки посуху, или что-нибудь в этом роде? – Бог заметил Дока Холлидея и любезно ему кивнул: – Как жизнь, доктор Холлидей?

– Жизнь нормально, Господи. А как у тебя?

– Боюсь, у меня небольшие проблемы.

Эйми ошеломлённо уставилась на Дока. Она вдруг побелела как мел.

– Так он правда Бог.

Док кивнул:

– Господь Бог, и никто иной.

Бог напустил на себя обиженный вид, хотя было видно, что он забавляется от души.

– Так что, Эйми Макферсон, моего слова тебе недостаточно? Требуется подтверждение Дока Холлидея?

Нездоровая бледность Эйми сменилась столь же нездоровым румянцем. Её била дрожь. Казалось, ещё немного – и она просто впадёт в истерику.

– Да, подтверждение требуется. А то был тут один господь бог. Назывался Иисусом, нимб носил… только потом оказалось, что он никакой не Иисус, а маньяк-убийца. Откуда я знаю, кто ты на самом деле? Я тебя в первый раз вижу. Ты хоть раз мне явился?! Хоть раз явил мне божественное откровение?! Я посвятила тебе всю жизнь – и смертную жизнь, и посмертную тоже, – только и делала, что восхваляла и славила имя твоё, и что ты дал мне взамен? Ничего. То есть вообще ничего. Ни единого завалящего знамения. Хоть бы радугу в небе… Ладно, я понимаю, ты занят, у тебя много дел и забот. Но позвонить-то ты мог? Неужели так трудно снять трубку и сказать пару слов, типа: «Молодец, Эйми, ты хорошо потрудилась»? Две минуты потратить – а мне приятно. Но нет. Вот ещё, напрягаться… А теперь ты ещё удивляешься, что я тебя не узнаю и не падаю ниц, когда ты наконец соизволил явиться – в своём дорогом эксклюзивном костюме и с причёской от модного мастера за четыреста долларов. Прошу прощения, Господи, но обожание должно быть взаимным.

Бог обратился к Доку:

– Теперь понимаешь, что я имею в виду? Им всем от меня что-то надо.

Док сочувственно кивнул:

– У меня репутация, к счастью, настолько испорченная, что от меня если чего-то и ждут, то исключительно гадостей. И я стараюсь их не разочаровывать. Ну, тех, кто ждёт.

* * *

Персидская кошка улыбнулась Джиму:

– У него это здорово получается – общаться одновременно со всеми.

– Как, интересно, он это делает?

– Он же Бог, правильно?

– А для меня это звучит как какая-то абракадабра.

– Это всё потому, что у тебя очень тонкая восприимчивость. Как и у всех поэтов. Мистер Томас вот тоже слышит одно только невнятное бормотание. Зато каждый из остальных уверен, что Создатель беседует лично с ним.

– И о чём, интересно, они беседуют?

– Кто о чём. Большинство из монахинь просто восторженно хлопают глазками, рассыпаются в комплиментах и выставляют себя идиотками. Кое-кто просит милостей, освобождения от обета или прощения за грехи. Эйми Макферсон, похоже, в истерике – распекает его, как неверного мужа. Шлюха по имени Трикси, та, что теперь называет себя Бернадеттой, похваляется, скольких грешников и нечестивцев она собственноручно отправила на витки Спирали во славу Господа; а с Доком они обсуждают достоинства односолодового виски.

– Наверное, это очень удобно – общаться одновременно со всеми.

– Ну, как я понимаю, по-настоящему он общается только с Доком, а с остальными – только присутствует при разговоре.

– А Сэмпл что делает?

– Ничего. Просто стоит и молчит. Она, по-моему, слегка ошарашена.

* * *

– Прошу прощения, Эйми, но ты опала в самообман – как и многие до тебя, сотни тысяч. Вы, люди, почему-то уверены, что мне, Богу, должны быть интересны дела каких-то свирепых и самодовольных приматов с чрезмерно развитыми мозгами. Это просто смешно. Некоторые из вас обращаются ко мне с молитвой, когда теряют ключи от машины. Ладно, молитва – это молитва, и я вовсе не против предотвратить геноцид или устроить ремиссию больному раком, тем более коли человек хороший, – но ключи от машины?! Футбол? Лотерея? В два тридцать у Акведука? Нет уж, увольте. Никакого сочувствия такое во мне не пробуждает. Даже наоборот. Хочется бросить все и сбежать. Куда-нибудь в глушь – подальше от вас, от людей. Да, мир устроен несправедливо. Да, у хороших людей тоже случаются беды. И да, Эйми, да: Сайта-Клауса не существует. Мы живём в беспорядочной и жестокой вселенной, где сплошь энтропия и чёрные дыры, где случаются самые разные гадости и кошмары, не важно, заслуженные или нет. И вопреки расхожему мнению, этот мир создал не я, ни за неделю, ни за два миллиарда лет, так что я тут вообще ни при чём, и когда начинаются всякие пакости, я в этом не виноват. Если ребёнок рождается неполноценным – это испорченная ДНК, а не какой-то злой умысел с моей стороны. Вирус Эбола – результат вашего собственного идиотизма, а не мой Божий промысел. Зачем было уничтожать тропические леса? Я не создавал этот мир, я только добавил кое-какие завершающие штрихи: орхидеи, дятлов и, к стыду своему, вас, людей.

Вселенная – сложнейшая математическая система. Изначально она происходит из-за слияния сил, о которых я мало что знаю, но я хотя бы могу их понять, а вот вы ничего не поймёте, даже если б я взялся вам всё объяснить. Ты себе представляешь, какие расчёты нужны для Теории Всего На Свете? По сравнению с ними даже квантовая механика кажется элементарной, как дважды два.

– Но в Библии сказано…

– Я Бог, так что не надо цитировать мне Библию. Я тебя очень прошу, сделай милость. Вот ещё одно великое заблуждение. Я не писал эту нелепую книгу. Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как сочинять какие-то дурацкие диетические директивы, вести подсчёт побед и поражений в примитивных сражениях и составлять длинные нудные списки, кто кого породил? Да у вас в каждом номере, в каждом отёле лежит гидеонская Библия – но это всё потому, что под золочёным листком на обложке ЦРУ прячет свои микросхемы. В рамках проекта MK-ULTRA^[74]. Так что хиппи, которые скручивали косяки из её страниц, если у них вдруг кончалась обёрточная бумага, в чём-то были правы. Библию составляли старые маразматики-психопаты, которым головы солнышком напекло. Вот они и сидели в вонючих пещерах в пустыне, этакие патриархальные козопасы, которым очень хотелось верить, что где-то на небесах есть Великий Пастырь, заботящийся о них, как они сами – о своих грязных овцах и козах. И не надо так на меня смотреть, мистер Томас. Лично я против коз ничего не имею. На самом деле они мне нравятся. Симпатичные животные. Меня бесят не козы, а козопасы. В смысле – стоило им увидеть, скажем, пылающий куст, и они сразу же в панике разбегались. А исторический Моисей, тот вообще был законченным идиотом. Бродил сорок лет по Синайской пустыне! Это ж каким надо быть придурком… Томас Эдвард Лоуренс пересёк её на верблюде меньше чем за неделю и по дороге ещё нашёл время прикончить кого-то там из своих бойфрендов, столкнув в яму с зыбучим песком.

Эйми уже окончательно растерялась. Ей очень хотелось, чтобы этот так называемый Бог оказался обманщиком и самозванцем, но в душе она знала, что он – настоящий, и её сердце сжималось от безысходной тоски. И что самое неприятное: всякий раз, когда Эйми раскрывала рот, она выдавала какую-нибудь вопиющую глупость.

– Ты имеешь в виду Лоуренса Аравийского?

Бог кивнул:

– А кого же ещё? По-моему, О’Тул гениально его сыграл.

– А как же Иисус? Ведь ты посылал его к людям, чтобы он искупил первородный грех?

– Это он так говорил. На самом деле мне просто хотелось отправить его из дома. Мне надоело с ним вечно ругаться.

– А тот Иисус, который был здесь…

– Это придурок-маньяк. Я не знаю, настоящий он был или нет. Давно это было, я уже и забыл… Помню только, что он был несносный мальчишка. Вы его снова распяли, как я понимаю? Очень правильное решение. Во всяком случае, какое-то время мы от него отдохнём. Но тут есть проблема: он всегда возвращается. И с каждым разом он все противнее и противнее. Первые несколько раз был ещё ничего. Вполне милый ребёнок. Но власть развращает. Рыб и хлебов ему было мало. Нет, ему развернуться хотелось. Сперва его развлекали погромы и войны; а теперь у него новое хобби – убийства и старые фильмы.

– Но он правда твой сын?

– Сейчас уже сложно сказать. Слишком много кругом развелось самозванцев. Но как бы там ни было, хорошо, что его распяли. Нам меньше проблем.

Персидская кошка продолжала смотреть на Джима:

– Теперь понимаешь, что я имела в виду, когда говорила про множественное общение?

Джим кивнул:

– Кажется, понимаю.

– И ты, я думаю, очень доволен, что ты не участвуешь в этом?

– Это да.

– А теперь, Трикси, послушай меня…

– Я больше не Трикси. Я Бернадетта.

Бог раздражённо взмахнул рукой:

– Ну да, я знаю. Ты Бернадетта, которая объявила себя Молотом Господним. Прошу прощения, милая, но вот я, Господь, и мне совершенно не нужен молот. Я как-то не собираюсь в ближайшее время делать ремонт или вешать полки, а если мне вдруг и понадобится вбить гвоздь, я пойду в скобяную лавку и куплю себе молоток.

– Но я…

– Не перебивай, пожалуйста.

– Но я думала…

– Я же тебя попросил по-хорошему: не перебивай. Я и так не особо тобой доволен, а если ты ещё будешь перебивать, я могу психануть и сотворить с тобой что-нибудь нехорошее. Я вообще-то не вспыльчивый. Но в гневе страшен. Думаешь, ты такая одна? Да вас таких сотни и тысячи, обуянных благочестивым рвением. Хотя тут все замешено только на сексе. Потому что у вас только секс на уме. Все эти автоматы и бластеры фаллической формы… уж я-то знаю, что это значит. Я с такими, как ты, уже сталкивался не раз, и скажу откровенно, вы меня бесите. Думаю, во всём виноват этот ханжа, апостол Павел. Это он все испортил. У него был просто пунктик на сексе. Сама мысль о сексе была для него невыносима. Женщин он ненавидел, наверное, даже больше, чем себя самого. Все эти пошлые анекдоты – это он их придумал. Я, кстати сказать, удивился, когда его канонизировали. Тошнотворная личность – и вот поди ж ты! Святой! Хотя, конечно, среди святых попадаются мерзкие типы. Но до Павла им всем далеко. А после него были папы-придурки, и эта дебильная парочка, Фердинанд с Изабеллой, с их вложениями в экспедицию, чтобы найти Америку, хотя вообще-то она никуда не терялась, но это бы ещё ладно… но они финансировали Инквизицию, которая жгла людей калёным железом, вырывала им глаза, сжигала живьём на кострах, и все – во имя Господне, то есть моё. Я, чёрт возьми, Бог! Мне плевать, чем занимаются люди у себя в спальнях и даже на улицах, если на то пошло, – главное, чтобы они не тревожили лошадей. По-моему, лучше всего об этом сказал Теннеси Уильямс: «Ничто человеческое не вызывает во мне отвращения, пока оно мерзостное и злобное». Может, я перевираю цитату, но общий смысл ясен. Когда-то я знал весь «Трамвай Желание» наизусть, и мне пришлось поднапрячься, чтобы его забыть. К несчастью, вы, люди, – не все, конечно же, но большинство – не просто мерзостные и злобные, а очень мерзостные и злобные. Неужели вы вправду считаете, что если бы я не хотел, чтобы люди занимались сексом, я бы дал им гениталии и половое влечение?

Он умолк на мгновение и пристально посмотрел на Бернадетту:

– Ты, по-моему, не понимаешь, о чём я.

– Я стараюсь понять.

Бог скептически хмыкнул:

– Я что-то не вижу, чтобы ты очень старалась.

– Я немного в растерянности.

– Да, и скорее всего так и будешь в растерянности всю вечность, так что постарайся, чтобы я тебя больше не видел. И подумай как следует обо всём, о чём мы с тобой говорили. И перестань меня доставать, сделай милость.

Он хлопнул в ладоши, и Бернадетта-Трикси исчезла. А Бог повернулся к Джиму.

– А ты чего молчишь, Моррисон?

– А что говорить? Тут и без меня разговоров хватает.

– Это точно… Ведь ты был поэтом, да? И я рад, что ты до сих пор сохранил свой магический слух, пусть даже ничего с ним не делаешь.

– К тому же я в тебя никогда не верил.

Бог рассмеялся:

– И когда я явился во всей своей славе, ты слегка оробел?

Джим улыбнулся и развёл руками:

– Что-то типа того.

– Как там у тебя было? «Бога нельзя упросить молитвой»?

– Да. это я написал.

Бог улыбнулся:

– И очень правильно написал. Ты себе даже не представляешь, как это досаждает, когда к тебе постоянно обращаются с просьбами. Я как раз объяснял это Эйми Макферсон.

– У меня были фанаты-подростки, когда я был рок-звездой.

– Значит, ты представляешь, о чём я. Тебя что-то ещё беспокоит?

Джим замялся:

– Ну, есть одна маленькая неясность.

– Какая?

– Я всегда думал, что ты объявил себя единственным Богом. «Я Господь Бог твой, и да не будет у тебя никаких других богов, кроме Меня», и всё такое. – Джим указал на экран над озером. – Но эти ребята тебя вроде как не напрягают. Вы нормально общаетесь.

Бог хитро прищурился:

– Это всё потому, что я нагло соврал.

Джим удивился:

– Ты соврал?

– А ты думаешь, Бог никогда не врёт?

– Я думал, что ты совершённое существо.

Бог моргнул. Похоже, пришла его очередь удивляться.

– Будь обман не совершенством, Шекспир пошёл бы в сборщики налогов. Кому, как не тебе, это знать.

– Тогда зачем эти громкие заявления о своей исключительности? Собственно, из-за этого всё и началось – нетерпимость, вражда, религиозные войны, резня.

Бог пожал плечами:

– Может быть. Но, как я только что пытался втолковать Трикси, людям врял ли нужны какие-то оправдания, чтобы мучить и убивать друг друга. У нас, у богов, выбор весьма ограничен. Либо ты присоединяешься к пантеону, либо объявляешь себя единственным истинным Богом. Пантеон я бы не выдержал. Большие компании действуют на меня угнетающе. Я вообще существо необщительное. «Неклубное», как это теперь называется у социологов.

Бог оглядел всех присутствующих и поднял руку:

– Минутку внимания. Пожалуйста, пару секунд помолчите. У меня есть несколько общих замечаний, и я хочу, чтобы вы все их послушали.

Бог замолчал, выжидая, и невнятное бормотание в голове у Джима постепенно прекратилось. Бог сделал глубокий вдох:

– Большое спасибо.

Он ещё раз оглядел всех присутствующих, как бы желая убедиться, что они готовы его выслушать.

– Как вы все, наверное, уже догадались, я не слишком люблю людей. Когда кроманьонцы начали убивать неандертальцев, я уже тогда понял, что ваш вид, образно выражаясь, уже свернул на кривую дорожку. Я думал вас всех утопить, но Ной, прохиндей, меня всё-таки уговорил – я разрешил ему построить Ковчег, потому что он пообещал, что спасёт жирафов и носорогов. Чуть позже, когда появились пришельцы, я очень надеялся, что они вас уничтожат, но они только спалили Содом и Гоморру, что, наверное, лишний раз подтвердило, как сильно я заблуждался насчёт человечества. Мне не очень понравилась Римская империя; Средние века – это вообще был кошмар и ужас. Возрождение немного меня порадовало, но потом началась Промышленная революция – и понеслось: загрязнение воздуха, парниковый эффект… В общем, я понял, что вы безнадёжны. Но последняя капля… что меня по-настоящему разозлило… так это та публикация в «Тimе». Чёрным по белому – БОГ УМЕР – таким большим жирным шрифтом. И решил: с меня хватит. Живите теперь, как хотите. Но без меня. Если вам нравится думать, якобы я умер, значит, я умер. Все. Меня нет. Поклоняться у вас есть кому: целая банда притыренных проповедников, есть из кого выбирать, – а я говорю: «До свидания».

При упоминании о притыренных проповедниках Эйми покраснела как рак. Бог скользнул по ней взглядом, едва заметно приподнял бровь и продолжил:

– На самом деле я едва поборол искушение уничтожить всю вашу планету: огонь, мор, нашествие жаб и лягушек, одновременное извержение всех вулканов. Апокалипсис в полном наборе. Я даже подумывал превратить солнце в сверхновую, ну или хотя бы сбросить большой астероид в Тихий океан. Но потом подумал: а как же жирафы и носороги? Я их очень люблю. И ещё кошек, китов, морских котиков, дельфинов, медведей и пингвинов. В общем, меня только это и остановило. Почему из-за каких-то двуногих придурков, не умеющих прилично себя вести, должны гибнуть хорошие звери? Ну да, вы построили несколько очень красивых соборов, и я обожаю Мэрилин Монро и fettuccione alfredo^[75]. Но с другой стороны, вы придумали концлагеря, «Королеву на день» и искусственные нейротоксины. В каком-то смысле, наверное, я сам виноват. Ещё в самом начале мне надо было бы сделать Землю огнеупорной. Если бы вы не открыли огонь, то так и остались бы дремучими обезьянами. Моё единственное оправдание – мне и в голову не могло прийти, что вам хватит ума пройти путь от примитивного трута до термоядерного оружия массового уничтожения за какую-то долю космической секунды.

Бог умолк на мгновение, чтобы погладить персидскую кошку, которая вдруг непонятно с чего забеспокоилась. Видимо, ей надоело сидеть на одном месте.

– В общем, не знаю, правильно я поступил или нет, но решил, что не буду я вас истреблять – живите себе, как хотите, а я умываю руки. Должен сказать, что я сразу вздохнул с облегчением. Никакой нервотрёпки. Можно спокойно заняться делами. Ваши молитвы шли прямиком в мусорную корзину, а мне было плевать – в первый раз за четырнадцать тысяч лет. Но счастье было недолгим. Меня разыскали мои коллеги и обратились ко мне с личной просьбой. Воззвали, можно сказать, к моим лучшим чувствам. К моему пресловутому милосердию.

Он указал на вудушных богов на экране над озером:

– Вот эти милые люди с Острова Вуду, и ещё Вотан, Кришна, Изида, Мудрость София, Угачака, Кром, Бахус, Снирет-Ко Сновидец и даже Будда – хотя Будду, похоже, больше заботила его следующая инкарнация на Земле, – попросили меня помочь им решить проблему с людьми. Вотан говорил, что проблему надо решить раз и навсегда, но поскольку я уже думал, чтобы вас истребить, а потом отказался от этой мысли, то и не стал к ней возвращаться. Я же всё-таки Бог и не меняю своих решений. А то меня бы вообще уважать перестали. Тем более старик много пьёт у себя в Валгалле и поэтому несколько неадекватно воспринимает реальность – он, кажется, так и не понял, что если мы уничтожим всех вас в смертном мире, это только усугубит проблему.

Бог опять замолчал. Он снял кошку с плеча и аккуратно поставил её на землю. Кошка потёрлась о его ногу, а потом подняла глаза:

– Ты не забыл, что у нас сейчас встреча со Стивеном Хокингом^[76]? Кажется, вы собирались обсудить, как можно использовать антиматерию.

Бог взглянул вниз, на кошку:

– Профессор Хокинг считает, что время – понятие относительное. Думаю, он не обидится, если я чуть-чуть опоздаю. Просто я ещё не сказал всего, что хотел сказать. Но постараюсь побыстрее закончить.

Он опять обратился к собравшимся на руинах Небес:

– Мне тут напоминают, что я опаздываю на встречу, так что буду краток. В двух словах: мы, боги, в ярости. Мало того, что вы, люди, ещё в земной жизни перенаселили свой мир, так что уже очень скоро он станет вообще непригодным для существования, так вы ещё и Загробный мир заполонили – вас здесь уже столько, что вся здешняя инфраструктура вот-вот обвалится. Потому что она не рассчитана на такое количество. Большая Двойная Спираль уже перегружена до предела. Вот почему мы не можем позволить Вотану начать Рогнарек. Спираль просто не выдержит такого массового наплыва мёртвых – она неизбежно раскрутится, и мироздание рухнет. Это будет конец всему. Полное небытие, потом – Большой Взрыв номер два, но это слишком большая цена за человеческий идиотизм, я имею в виду – неспособность людей контролировать свою численность. Пока что всё ясно?

Кто-то из монахинь кивнул, кто-то просто отвёл глаза.

– Вот почему (хотя, в скобках замечу, нам самим это очень не нравится) мы решили заключить соглашение с Йог-Сототом Ужасным и арендовать несколько неиспользующихся секторов его Тёмного Измерения; так что часть мёртвых мы собираемся переправлять туда. Конечно, это не самое приятное место, но первые поселенцы там все обустроят, а нам удастся хотя бы слегка разгрузить Спираль. Тем более вы, люди, ко всему сможете приспособиться – раз уж некоторые из вас добровольно идут в Геенну. В общем, план не блестящий, согласен – но какое ни есть, а решение. В общем, надо было срочно начинать переговоры. И тут оказалось, что всё не так просто. Нам мешали утечки энергии, порождённые сложными комплексными мирами, которые создавали некоторые из вас, – и притязания некоторых из вас на божественный статус, ставившие под сомнение наш собственный статус и нашу правоспособность вести переговоры с Йог-Сототом. А Йог-Сотот, надо сказать, тот ещё деятель. С ним вообще невозможно общаться, даже когда он в хорошем расположении духа. А уж если нет… тут умри все живое. Если бы он вдруг решил, что мы для него недостаточно божественны, всё могло бы закончиться очень плохо – а точнее, войной между нашими измерениями. И все из-за вас, безответственных обезьян, которые так и не научились контролировать у себя уровень рождаемости. Вы себе представляете, что это такое – война между двумя измерениями?! И не кивайте мне тут, как тупые бараны. Потому что вы просто не в состоянии это представить.

Он опять замолчал и указал на Джима, Дока и Сэмпл:

– К счастью, наихудшие из этих подложных богов в данный момент благополучно нейтрализованы. За что нам надо сказать «спасибо» Сэмпл Макферсон, Джиму Моррисону и Доку Холлидею. Они очень нам помогли, пусть даже и непреднамеренно, в нейтрализации Анубиса, ложного Моисея, Эйми Макферсон и внезапно покинувшей нас Бернадетты, которая Трикси. Они также напомнили Люциферу и Кали об их обязанностях и убедительно доказали пришельцам, что им следует заниматься своими делами и перестать писать всякие оскорбительные скабрёзности на наших полях. Мы также организовали в других секторах – с помощью таких же агентов – низвержение трёх поддельных Гитлеров, одного псевдо-Хайле Селасси, самозваного Хаммурапи, двух Александров Македонских, совершенно несносного Ивана Грозного и банду совсем уже мерзких ессеев. Джим в замешательстве покачал головой:

– То есть, выходит, мы – тайные агенты Господа Бога? Пусть даже мы сами об этом не знали?

Бог улыбнулся:

– По-моему, ни для кого не секрет, что пути мои неисповедимы.

Джим пожал плечами:

– Да мне, собственно, по барабану. Агент так агент.

– Причём очень хороший агент. Так что можешь собой гордиться. Имеешь полное право. – Бог обозначил весьма недвусмысленным жестом, что герой заслужил аплодисменты, и большинство из присутствующих послушно зааплодировали. Но только не Эйми. Она стояла вся красная и надутая – будто обманутая жена, открывшая все измены мужа.

– И что теперь, Господи? Что мне делать теперь, когда ты – в тайном сговоре с моей сестрой и двумя известными на все Посмертие алкашами – уничтожил мои Небеса, которые я создавала к твоей вящей славе и вложила в них столько труда? Что мне делать?