Елена Шубенкина
Казан-мазан

Как мы первый раз в пустыню ездили

Горячая пора в пустынном заповеднике – это весна. И наш немногочисленный научный отдел на совещании принял решение отправиться на полевые даже немного пораньше: в феврале. Чтобы оценить обстановку с ландшафтами, заложить маршруты для учета численности, определиться с видовым составом и возможно застать пролёт птиц. А место для стационара надо было выбрать осенью. Поэтому мы поехали на территорию заповедника в октябре. Что-то уже стерлось в памяти от этой первой поездки, но некоторые моменты отпечатались, как фотографии, местами черно-белые, местами – цветные.

Надо отметить, что штат лесной охраны в заповеднике был укомплектован полностью. Лесников было не менее двадцати. И они выезжали на овечий стан Едихауз регулярно, используя три машины ГАЗ-66. Директор одну машину передал научному отделу. И вот погожим октябрьским деньком мы загрузили в кузов спальники, матрасы и одеяла, которые зам. по науке Сабур Атамурадович приобрел для своих подчиненных. Также в кузов поместились 30-литровые фляги с водой, пара казанов, печка, кумганы и несколько кошм. Собственно такое снаряжение было и у лесников. Кроме нас, троих молодых специалистов, в пустыню поехал наш начальник научного отдела и два лесника, чтобы показывать дорогу.

Помню водителя по имени Овез. Я время от времени ехала с ним в кабине, потому что дама. Он рассказывал мне про быт туркменских сёл. И про тюрьму, из которой недавно вышел. А сидел он там за то, что попал в аварию, в которой погибла его мать, сидевшая на пассажирском сидении. И что-то мне расхотелось ехать в кабине после этого рассказа. Я поменялась местами с начальником, чему он был очень рад.

Ещё помню, как мы перекусывали по дороге около рыбожарки. Да, именно такое было придорожное заведение, помимо известной чайханы. Рыбу лесники нам доставили прямо в кузов ГАЗ-66. Она была горячая, ароматная и очень вкусная. И удивительно, в ней не было костей. Позже, познакомившись с местной ихтиофауной, я поняла, что это был судак.

От Ташауза до границы Капланкырского заповедника путь не близкий: 300 км. И в пути мы пару раз останавливались у родни и знакомых наших сопровождающих. В каждом доме нас поили чаем и кормили лепешками. Плов не делали. Долго это, да и мы не настаивали. В сёлах жили бедно: мясо ели только по праздникам. А разве это праздник: приезд каких-то русских? Первую ночевку мы запланировали у колодца Чаршли. Но подъезжали к месту уже в темноте и немного заблудились. Так что решили ночевать, где придется. Лесники расстелили кошмы на песке, развели костёр из саксаула, вскипятили воду в кумганах. Саксаул горит долго и дает много тепла. Видно так всю ночь наши провожатые у костра и просидели. Водитель спал в кабине, а мы вполне уютно устроились в кузове.

Около колодцев Чаршли. Их тут целый комплекс, так как поят овец на выпасе

На следующее утро этот колодец всё же отыскали. Осмотрелись: кругом однообразные пески, а заповедник-то создавался именно с целью изучения переходной зоны от глинистых пустынь Устюрта к пескам Каракумов. Поэтому место в песках совсем не подходило для полевого стационара. Но раз уж мы оказались в центре Каракумов, то решили доехать до знаменитого русла Узбой. Это древнее русло, по которому периодически текла река Аму-Дарья с востока на запад, соединяя озеро Сарыкамыш с Каспийским морем.

Это было моё первое и единственно посещение Узбоя. Больше я сюда никогда не попадала. Потому что это южная часть территории заповедника, а мы организовали стационар в северной. Но до сих пор стоит перед глазами глубоченный длинный котлован с водой на дне. А подойти к обрывистому берегу страшно, настолько далеко дно. Упадёшь туда, – и не выбраться.

Ещё запомнилось морозное утро. Даже иней был. Настолько было холодно, что зуб на зуб не попадал. Один из лесников даже шубу свою мне дал. Но как только поднялось солнышко, опять стало жарко. Вот это и есть резко континентальный климат пустыни.

Мне дали погреться в шубе. Готовлю завтрак и обед одновременно

В советское время в пустыне чаще попадались не биологи, а геологи. Они искали и полезные ископаемые, и воду. Их брошенные стоянки и даже многолетние стационары попадались нам много раз за годы работы. И вот на первом выезде в пустыню мы увидели живых геологов. Вернее, одного русского парня, грязного и всклокоченного. Он суетно бегал вокруг костра с кастрюлей и приговаривал, как сумасшедший: "макароны по-флотски, макароны по-флотски…" Мы переглянулись: как бы и нам такими не стать после нескольких месяцев полевых работ. Посмеялись и поехали дальше.

Так мы и не выбрали место для стационара в эту первую поездку. Но со второго захода всё получилось. Только об этом чуть позже.

Письмо от 18 ноября 1981 г.,

написано в болезненном состоянии и в ожидании двух событий. 1. Приезда следующей партии специалистов (будущих) для знакомства. 2. И моего отъезда в Свердловск на свадьбу близкой биофаковской подруги.

"Здравствуй, моя милая Вакуоля! Огромное тебе спасибо за хлопоты по хоззамам. Обязательно воспользуемся предоставленной информацией. Хотя с такими дубинами, как тут сидят, будет трудновато. Но что сетовать, знали, на что шли.

Компания Иванова and K всё ещё не приехала. Устала уж ждать. Сама заказала билет на 1-е в Свердловск. Завтра пойду выкупать. Серёжа тоже собирается, правда думает, а не совсем ли уехать?.. Так как дела тут продвигаются крайне медленно. Каждый день сталкиваешься с глупостью непролазной, с огромным нежеланием что-либо делать. Короче, условий для работы нам не дают. Но пока ничего и не спрашивают. Мы тут нужны только сами себе. Хотя и из этого можно что-то выудить, работая исключительно на себя. А заповедник только тогда станет заповедником (в прямом смысле этого слова), когда сменят тут директора, зама по науке (какая ирония: бывшего начальника лесхоза!). А сейчас тут – круговая порука и рука руку моет. И никакой науки тут не надо никому. Так что не ругай себя предателем. Всё так, как надо. Время подводить итоги не пришло.

Рисунок сделан Шубенкиным В.П., октябрь 1981

Это мысли и замечания по твоему письму… За поздравление – большое спасибо! И от ребят тоже. И ащо – огромнейшее спасибо за последний пришедший шедевр эпистолярного жанра! Бедняга, писала до 3х ночи… Как мне отблагодарить тебя, родной мюмзик, за такой подвиг? Разве что подарить тебе точно такой же ответ… Но, увы, меня пожалуй на столько не хватит. Потому как в последние дни, по прибытию из Ашхабада, здоровье моё расстроилось. (Маме конечно не говори). Всё – переадаптации. Пяти дней хватило, чтобы сломать норм. реакцию желудка на солёную воду Ташауза. Сейчас опять страдаю. К тому же холодно стало, осень настала. В Ашхабаде была теплынь, а прилетели сюда – сразу прохватило. Так что силы оставляют толстого и неунывающего Пуха.

Ну что ж, перейдём к быту. Он налаживается. Готовлю я, на газовой плите, не слишком хитрые блюда. Картошку сегодня на ужин почистил и сварил Серёжа. Я только порезала зелень. Ну ничего, ты права, стоит только начать…

А с продуктами тут значительно легче. Только мои кулинарные способности невелики. Вот уже третий день устраиваем праздник живота, в основном во время ужина (потом долго ворочаемся). Отъедаемся после командировки. Хозяйка устраивает нам второй ужин. Обычно после нашего ужина в 7 часов она в 8-9 преподносит нам ащо чего-то.

В кинотеатре у нас тут спасают конкорд и переживают 33 несчастья. Поскольку мы сами тут с кучей несчастий, то на эти фильмы не пошли. Ждём "Тегеран-43". У вас небось уже прошёл.

На счёт интеллектуального голода, получая информацию от многих, включая нас 3-их, делаю вывод: это неизбежная болезнь молодых специалистов. Мы из неё нашли выход в написании первого тома Летописи природы (за тем и ездили в Ашхабад помимо прочего).

В отличие от тебя, про работу писать, именно про коллектив, не хочется. Раньше над глупостью смеялись, а теперь это раздражает. Так что общаемся в своём (во всяком случае, я) тесном кругу. Журналисты что-то слишком заняты. Не звонят. Мы тоже. Правда и времени нет: 5 дней в песках, 3 дня оклемались +3 дня праздники, 5 дней в Ашхабаде. И теперь "помирам поманеньку". Как же неохота завтра в такой холод идти в контору, по сути идти незачем. У меня тут дома вся работа. 5 томов определителей флоры ТурССР и карта зон растительности. Надо составить список видов. Для начала.

А я ещё тебе не похвасталась. Володя купил сегодня стихи Бунина. Небольшой такой сборничек. Чудно! чудно.

Ладно дружок, прости, но закругляюсь. Т.к. сижу за столом в комнате ребят. Серёжа уже спит. Да и Володя молчит только из приличия. Я скоро прилечу. Дней на 7-8. Я думаю, мы соберёмся нашим тройственным союзом… И вообще, может даже выберемся в лес. Ура!

До встречи. Целую тебя, твой до гроба Пух! 18 . XI. 1981

P.S По приезде собираюсь проявить 2 плёнки и напечатать. Просьба: закупить реактивы: УПК (5 шт) и закрепитель (на 2 литра) или аналогичные заменяющие. У меня дома – пусто."

Болезнь Боткина и бесплатная туркменская медицина

В начале декабря 1981 года я летала в Свердловск, где мы выдали замуж нашу любимую подругу. А после приезда в Туркмению заболела. Забыла написать, что я уже прописалась в Ташаузе. Даже улицу помню: Дурды-Клыча. Ну и пошла я в местную поликлинику. Туркменка в белом халате поспрашивала, что со мной, велела принести анализы в баночках. Ну а мне уже и так было понятно, у меня желтуха. Однако врач не могла без направления на анализы и их результатов назначить дальнейшее лечение. Я прошла через эту процедуру и получила "путёвку" в инфекционную областную больницу. Хорошо, что не в городскую. Областная находилась в двухэтажном здании с паровым отоплением, санузлами и горячей водой из-под крана. Ну прям цивилизация, как на Урале. А дело было уже в середине декабря. Так что пошла греться в больничку.

Проходя через почту, позвонила маме, предупредив, чтобы не теряли. Так как раз в неделю я звонила домой. Да и письма вряд ли бы удалось отправить из инфекционки.

Женская палата была на втором этаже в очень теплой комнате около 20 квадратных метров. Там стояло 6 или 7 кроватей. Тесно было, но зато был нормальный санузел. Поскольку в доме, где мы жили, да и по всему Ташаузу обычным явлением были "сортиры типа очко", это даже меня обрадовало.

Надо сказать, что стрижка у меня была короткая, под мальчика. Поэтому женщины сильно возмутились, когда меня завели туда в балахонистом сером халате. Но потом познакомились. У меня единственной из больничной компании не было детей, поэтому обо мне заботились. Даже успокаивали, когда я ревела от тоски и больнючих уколов витаминов.

Гепатит А – это эндемичная болезнь Средней Азии. Наверно в условиях уличных сортиров и недостатка воды там болеют все. Вот и я подцепила. Видимо, когда мотались по сёлам во время первого посещения территории заповедника. Ну и иммунитет ослаб после простуды. Ребята как-то держались. Или просто не говорили. В сущности всё лечение сводится к строгой диете и витаминам группы "В". Главное – не заразить окружающих.

В советское время врачей и учителей для Туркмении учили в основном в Ленинграде. И в больницах кадры были неплохие. А медсёстер готовили в медучилище в Ташаузе. Но мне ни разу не попалась криворукая. Капельницы первые дни ставили часто, но обходилось без синяков.

Кормили в больнице овсянкой во всех видах и даже отварным фаршем. Женщинам домашние приносили плов и маркапчу (острая корейская морковь). Всё это поднималось на веревке на второй этаж через окно в туалете. Там оно открывалось, а в палате – нет. Я соображала, что это вредно, но милые больничные спутницы тосковали по привычной жизни, угощали меня и удивлялись, что я не люблю ни плов, ни корейскую морковку.

А мама всё же прилетела в Ташауз. И даже один раз переночевала в моей комнате. Потом ей хозяйка выделила комнату с печкой. И слава богу, она не простыла и не заболела тоже. Мама же приносила мне под окно всё, что нужно: протертые овощные супчики и паровые фрикадельки. Ну и конечно письма от подруг и друзей. Только поддержка близких и вселяла в меня надежду на освобождение из больничного плена. Новый 1982 год пришлось встречать в казенных стенах.

Меня выписали как и положено, после хороших анализов в середине января. Прописали диету и минимальные физические нагрузки. Мама через пару дней улетела обратно в Свердловск. Потом я узнала, чтобы купить билеты на самолёт, она продала свои золотые украшения. И любимое колечко, только камушек остался в серванте. На зарплату секретаря-машинистки не разбежишься, а единственную дочь надо было спасать. Слово "желтуха" на Урале звучало страшно.

Полтора года спустя, когда наш научный коллектив увеличился, желтухой в явной форме переболели ещё трое. И позже мои дети в детсаду подцепили этот вирус. Хорошо, что у нас были в Ташаузе старшие товарищи, зоологи из Ленинграда с противочумной станции. Они нас просветили и успокоили: желтуха – обычное дело в Средней Азии. Вот холера, – это хуже. И даже как-то мы делали прививки от холеры, когда была плохая эпидемиологическая обстановка в области.

Вот такая история со мной приключилась в первый год жизни на чужбине. Но оптимизма это не убавило. Впереди была весна и полевой сезон.

Письмо от 15 января 1982 г.

Письмо написано после выхода из местной инфекционной больницы после лечения желтухи (гепатита-А).

"Приветствую тебя, моя милая Вакуоля!

Сначала хочу сказать (вернее отписать) тебе огромаднейшее спасибо за заботу о болящем и немощном Пухе. Два письма твоих, кои я получила в больницу, читала и перечитывала, тем и жила. Честное слово! Я бы там издохла, т.к. кроме физической болезни на меня напала и душевная. Если бы не приехала мама, если бы не весточки с родины, то больница для меня оказалась бы жёлтым домом, во всех смыслах этого сочетания.

Но теперь я за стенами этого богоугодного учреждения. И живу эти дни как у христа за пазухой. Ничего не делаю, плюю в потолок. Но скоро это кончится. Мама уезжает в субботу (16/I), с ней и передам это письмо.

Тут в магазинах появилось биоогуречное молочко той же фирмы. Я тебе купила флакон, но с мамой не передам, ей и так много тащить.

Меня переселили в комнату с печкой и дают теперь кажный день по литру молока от коровы, что стоит и жуёт солому у меня под окном. Стало тепло и сытно, словом, неплохо, если бы не "эдики", которые живут за печкой. А там их умещается несчётное количество.

Пока я валялась в больнице, ребята опять собирали справки. На сей раз для получения ружей. Своими глазами видела у них бумажки из медвытрезвителя и психдиспансера. А сейчас они по вечерам плетут сети для лучков. Вчера я получила и отдала долг в 300 рублей. С ноября жила в долг, – это ж надо же!

Рисунок автора. В описании специальная игра букв…

Несбывшаяся поездка в зимний лес бередит мою душу. Очень хочу поэтому домой. Но – подальше от соблазнов! Полгода мне предписано вести дворянский образ жизни, т.е. без физической (какой бы то ни было) работы. Правомерность и обязательность этого условия уже сейчас чувствую. Совершенно не могу ходить долго, только 1,5-2 км, а потом – начинается светопредставление. Боже мой! Вот какая я теперь дряхлая, кому я теперь такая неспособная нужна! Разве что маме. Я конечно не хотела, чтобы она ехала сюда, с её-то личными болячками. Но сейчас понимаю, что без неё мне бы оставалось одно, лезть в петлю. Как ни крути, а существо я слабое (теперь и физически).

К нам пришли новогодние поздравления от Глеба, от Шурки Трунова, от Балеевских. Но я ответить не могла. Вышла из жёлтого дома 9/I – ровно месяц, как мы с с тобой расстались (и ты говорила, что у меня глаза жёлтые). По приходу сразу же прочла Скворцова. Классная книжка! Спасибо тебе, друг! И за Вышивкина и остальных. Их (авторов) я буду искать в библиотеке АН. В феврале туда поедем, в Ашхабад.

Заодно деловой вопрос. Я писала уже об этом, но может, ты не получила письма. Спроси пожалуйста у геоботаников, откуда они получают информацию о конференциях, съездах и пр. по их профилю и данные о вновь выходящей г/б литературе. Может, существует некий геоботанический комитет (или общество), как у орнитологов. Ребята уже наладили с ними (с комитетом) связь. Об экологии видов уточню позже.

Пиши мне, дружок! Не рви нить, которая связывает меня и с "бандой", и с тройственным союзом. Твои послания я жду больше всего…

Ну вот и всё, крепко тебя обнимаю. Хотя как на счёт вирусов? Будь здорова!

Всегда твой, Пух! 15/I, 82"

Как я уезжала в пустыню

А уезжала я туда долго. Вернее сборы были неспешные, благодаря нескольким обстоятельствам.

Ребята, двое орнитологов, Володя и Серёжа, отбыли 22 февраля 1982 г. Им непременно надо было наблюдать пролёт птиц. Поэтому поехали аж зимой. А мне конечно после болезни в холода было нельзя, да и что делать ботанику зимой в поле… Решили, что как почки начнут распускаться, так и поеду. А тут ещё к Сергею собралась приехать в гости жена Галя. Логично было её дождаться, встретить и отвезти к мужу, так сказать, непосредственно на место работы.

Но самым главным препятствием к отъезду в мою первую пустынную экспедицию стала азиатская неспешность и пофигизм. Ещё с января во дворе конторы стоял вагончик-бытовка на колёсах. Новенький, с четырьмя спальными местами, с кухонькой, такие газовикам и геологам поставляли. Ну и нам купили. Вот его-то и надо было переправить на стационар в 300 км от города, на самую дальнюю северо-западную точку Ташаузской области, да и Туркмении. Понятно, что дороги трудно было назвать дорогами, – направления. И не могли найти водителя, который бы согласился увезти наш дом в пустыню. Поэтому ребята уехали с палаткой и печкой. Володя несколько сезонов на севере в экспедиции в палатке провёл, поэтому его не смущал такой выбор. Но за холодом февральского Устюрта наступает весенняя жара. И палатка не спасёт от неё. Так что вагончик и его транспортировка на стационар легли на мои плечи.

Весна в 1982 году наступила как-то внезапно, уже в десятых числах марта начали распускаться почки на деревьях, полезла трава на газонах и пустырях. И я пошла поговорить со своим непосредственным начальником, заместителем по науке. А у того – свои проблемы, огород, хозяйство и запой. Вот этого я не ожидала совсем.

Пару дней ловила на рабочем месте директора заповедника. Должность директора по туркменским обычаям не обязывала его постоянно присутствовать в конторе. И виделись мы чрезвычайно редко. И где он отсутствовал, было понятно всем: не в чаяниях и заботах о заповеднике, а на своем хозяйстве. Самыми дисциплинированными в конторе были секретарша и бухгалтер. Они были всегда на месте и даже могли подсказать, когда я смогу увидеть руководство. В общем, руководство заповедника не спешило отправлять меня с вагончиком в пустыню. А уже приехала Галя, жена Сергея. И тоже не чаяла встречи с мужем, как и я со своими объектами наблюдений: пустынными растениями.

Но самое главное, мужики были в 300 км от цивилизации без связи, без ружей, без транспорта уже почти месяц. И никто даже не собирался проведать их за это время.

Тут я вспомнила свою комсомольскую молодость, и пошла по инстанциям "бить кулаком по столу". Первым пунктом был начальник лесхоза. Вторым – горисполком или облисполком, ещё не решила. Но и слава аллаху, решать не пришлось, так как первый визит к Пириеву Тату Пириевичу (о! до сих пор помню с благодарностью) дал результаты. Бедного директора заповедника мгновенно доставили "тёпленького" и испуганного в домашних галошах на ковёр к начальству. И через два дня мы с Галкой уже "мчались" вместе с вагончиком на наш пустынный стационар.

Наш первый стационар. Перед вагоном стоит бочка на 1 т воды, покрытая тентом

А место, куда мы ехали было по рассказам ребят очень интересное. Карстовый район Южного Устюрта, граничащий с песками Каракумов, впечатлил их с первого раза. Тут и глинистые равнины, и песчаные барханы, и провалы с воронками, из которых зимой шёл пар. Несколько пещер с водой, куда на водопой приходили архары. Древнее кладбище над пещерой и следы волков. И чёткие следы прошлой цивилизации в виде построенных водотоков. Это место, где когда-то разливалось озеро Сарыкамыш. Всё это они увидели в январскую поездку в заповедник, и решили, что лучше места для стационара и искать не надо.

Карстовый провал Южного Устюрта недалеко от нашего стационара. Скан слайда 1982 года

Так начиналась моя научная работа и новая жизнь. Встречи с медоедом и волками, каракалом и джейраном, новые находки краснокнижных видов растений и птиц, всё было впереди.

Письмо от 26 января 1982 г.

"Здравствуй, милая Вакуоля! Сегодня изъяла с почты два твоих письма… Спасибо тебе! И не передать на бумаге все чувства, которые я вкладываю в это "спасибо". Ты одна пишешь мне из Свердловска. А всем остальным не нужен немощный Пух. Да, у всех свои заботы. Я понимаю… И всё же. А, может, я избалована письмами. Просто-напросто. Но как же я тогда вообще буду жить? И ещё трудно жить без веры… А живу я исключительно надеждами и верой: в следующий день, в следующий месяц, в ближайшую весну, в лето.

Верю, что поправлюсь, – и весной буду в поле; а летом – на Урале. А осенью, верю, приедут Иванова and K. – И все мелкие неприятности (холода, печень, тараканы за печкой, зам-алкаш) кажутся шелухой. Есть и маленькие радости. Сегодня вот книгу из читалки на дом дали, на три дня. Спасибо тебе за список литературы (книжка-то из него). А Вышивкина кончай конспектировать (в смысле прекращай) и высылай, что есть. Потому что скоро едем в Ашхабад. А я уже здоровая и не хочу наглеть дальше. Занимайся своим делом.

Кстати о деле. Ребята из пустыни привезли мне сувенир: камушек с лишайниками! И говорят, что в том месте (а в этом месте вероятно и будет стационар) их (и камней, и лишайников) – полно. Вот так, нежданно-негаданно появилась возможность заняться Lichens… Слушая их рассказ о дырах в земле, из которых идёт пар, о провалах до 40 м (как на Серге), о старом кладбище, о стойбище скотоводов, я тихо подвывала от зависти.

Провал на Южном Устюрте. Высота кустов саксаула наверху около метра

А вообще, внутр. отношения держатся на дружбе и доверии. Живём мы теперь в изолированных комнатах и ходим по вечерам пить чай друг к другу. Это стало вечерним ритуалом, основанным на необходимости (причем, уже рефлекторной) общения.

В отношении культурных ценностей. Для нас остаются только книги. А со звуковой аппаратурой дело заглохло. Поскольку – ещё не коммунизм. И за все вещи надо платить наличными (коих нет). Так что мою пластиночку (какова нахалка! а!) занеси домой, маме. Но слушать её на моём проигрывателе не стоит, там уже очень паршивая игла, которая зараз всё исцарапает. И после всех указаний прими мою благодарность за такой роскошный! подарок. Когда только услышу?

Уехать домой, гляжу вперёд, трудно, почти невозможно. Хоть комплекс причин придумывают для отговорок, но тут – действительно: и деньги, и здоровье, и полевые, и командировка в Ашхабад… Так что день рож-я буду отмечать в мужицком окружении с кефиром на столе. Но ничего. Шубенкин отмечал свой – вообще один (8 декабря, в роковой день отлёта). Сижу сейчас с 3-мя рублями. Благо продукты, закупленные мамой, ещё не кончились.

Ещё раз хочу сказать: всегда и очень жду твоих писем. И благодарна тебе за всё. А у меня на сей раз – вся информация и умозаключения. Целую крепко! Пух.

26/I,82

P.S. "Быть человеком, значит быть борцом" Гёте"

Немножко пояснений: Lichens – это лишайники. Автор защищал диплом по экологии лишайников, поэтому относится к ним с нежностью