У. Мор
«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941

Глава 1
В БРЕМЕНЕ

Бременский докер вытер пот со лба и сделал глоток эрзац-кофе, надеясь смыть набившуюся в рот пыль. Он чувствовал, что заслужил небольшой отдых. Весь день разгружая нейтральные шведские и норвежские суда, которые, проскользнув на юг вдоль датского побережья, сумели миновать линию английской блокады, человек до смерти устал, тем более что ему уже давно перевалило за пятьдесят. Но что делать? Молодые ушли на фронт, на войну, которой было уже шесть недель от роду. И все это из-за англичан! Докер сплюнул.

Где-то далеко на равнинах Польши щелкающие каблуками эмиссары вермахта предлагали плоды победы высоким особам. В Кельне полиция убирала листовки, разбрасываемые «военно-воздушными силами Чемберлена». А в Лондоне, как читал докер, население охвачено всеобщей паникой и бежит из больших городов. Последняя информация несколько его озадачила. Он уже имел опыт общения с англичанами во время Первой мировой войны. Истории о том, что они заняты наклеиванием кусков коричневой бумаги на трещины в окнах и дверях или закупают рулоны черной ткани для затемнения, он сразу же счел бы ложью Геббельса, потому что докер, побывавший на Сомме, мог лучше понять людей, стремящихся убраться с дороги чего-то, столь пугающе огромного, как военно-воздушная армада рейхсмаршала, а не терять время на ребяческие предосторожности. Машины. Именно они сегодня выигрывают войны. А у людей нет ни одного шанса.

Последняя мысль понравилась докеру, и он сделал еще один глоток. «Пот негра» – так называли этот напиток на флоте, правда, его товарищи дали ему другое, более меткое название.

Забавная штука, эта война на море. Обстановка в порту, должно быть, показалась бы вполне нормальной посетителю, незнакомому с обстоятельствами: визжали лебедки, двигались краны, над открытыми трюмами то и дело появлялись грузы, и все причалы были заняты. Не слишком внимательный наблюдатель, конечно, не стал бы задаваться вопросом, почему вся суета происходит только вокруг скандинавских судов, и любопытствовать, по какой причине так много других судов стоят заброшенными, без признаков жизни. Доки Бремена были забиты, что объяснялось очень простой причиной: их обитателями были немецкие суда, не имеющие возможности выйти в море и возить грузы. Они просто стояли и ожидали каких-нибудь перемен.

И все из-за англичан, торжественно разглагольствовавших о свободе на море. Именно они остановили движение грузов от Бергена до Английского канала и крепко заперли парадную дверь Германии. Они заставили людей потуже затянуть пояса.

И хотя докер часто повторял, что не все из них ублюдки, сейчас ему, с отвращением глотавшему «пот негра», хотелось надеяться, что на этот раз они не останутся безнаказанными. Поживем – увидим. Фюрер преподаст им хороший урок.

Работяга не часто подходил к грузовому судну, носящему имя «Гольденфельс». Оно стояло у причала, находившегося в стороне от его привычного маршрута, и докеру там попросту нечего было делать. Но сейчас ноги сами привели его именно к этому судну, как и многие другие, после 3 сентября стоявшему без дела, и он заметил человека, шагавшего к трапу.

Докер уже видел его раньше – такого трудно не заметить, – хотя он, вероятно, не смог бы объяснить почему. Нельзя сказать, что у него было что-то необычное в одежде: белый шелковый шарф, хорошо сшитый костюм, пальто – так всегда одевались капитаны торговых судов в свободное от службы время. Немного выделялся только старомодный котелок. Да и комплекцией этот человек обладал вполне обычной. У докера были такие же широкие плечи, а ростом он был даже выше одного метра девяноста сантиметров незнакомца. Возможно, подумал он, все дело в голосе. Он как-то раз слышал его голос, в котором прусская отрывистость смягчалась неповторимой мелодичностью. Голос был медленным, низким и очень уверенным. Его обладатель явно знал себе цену.

Докер ухмыльнулся. Конечно, мы теперь все господа. Каждый сам себе хозяин, даже докер.

Он увидел, как незнакомец приблизился к одному из членов команды, оставшейся на борту судна после его прибытия. Ну надо же! К полному изумлению докера, тот, другой парень вытянулся, щелкнул каблуками и поднес руку к козырьку фуражки, отсалютовав незнакомцу! Самое настоящее, принятое на военно-морском флоте приветствие!

Этот парень, должно быть, просто дурак, если салютует подобным образом. Что толку кадровым морякам рядиться в гражданскую одежду, если они не могут отказаться от такой показухи.

Высказав виновному свое неодобрение, капитан цур Зее Бернгард Рогге, давний знаток парусного флота, позже капитан и командир элитного немецкого учебного парусного корабля для подготовки офицеров, с облегчением снял котелок и положил его на доски, лежавшие на будущей платформе для кормового 5,9-дюймового орудия. Его пальцы – ловкие, сильные, с аккуратным маникюром – развязали надоевший и очень раздражавший шелковый шарф. Пора было приниматься за работу.

В архивах адмиралтейства в Берлине, отмеченные знаком высшей степени секретности, имелись записи о том, что торговое судно «Гольденфельс» стало кораблем-16. Рогге слегка улыбнулся. Он понимал, что так нужно для обеспечения безопасности, но все же стремился как можно скорее дать судну имя. Номер хорош для подводной лодки, а у надводного корабля есть душа.

«Атлантис»… Такое имя он выбрал для своего корабля. Оно сделает его детище отличным от океанских ящиков Пандоры, напичканных торпедами, орудиями и минами. В нем есть нечто загадочное и таинственное, именно такое, каковой и является жизнь посреди океанской стихии. Рогге был доволен, сумев найти такое удачное имя.

Ему впервые предложили пост командира рейдера, когда господин Чемберлен вернулся из Мюнхена с обещанием мира. Тогда эта должность казалась гипотетической, поскольку перспектива военного конфликта между Германией и Великобританией представлялась весьма отдаленной.

Что ж, самое страшное произошло – а для Рогге война с Англией действительно была худшим из зол, – и теперь ему предстояло выполнить свой долг. Он был доволен уже тем, что на своем посту ему не придется каждые пять минут спрашивать разрешения сделать то или это. Хотя задача перед ним стояла отнюдь не легкая, он нередко размышлял о ней безо всякого оптимизма. Предстоит сделать еще очень много, а времени отведено мало. Рогге подумал, как бы поступил Сесил Родс, будь он назначен на первый рейдер, которому предстояло покинуть рейх. Как бы он справился с бесчисленными препятствиями, встречающимися на каждом шагу. Перед ним, Рогге, стояла задача атаковать морские торговые пути Великобритании, задача, которую во время Первой мировой войны выполняли такие известные рейдеры, как «Мёве», «Вольф» и «Зееадлер». Однако предшествием драмы стала почти комическая опера.

Ему было особо указано, что никуда не должно просочиться ни намека на наше намерение использовать надводные рейдеры. Вероятно, именно поэтому на стене бременских казарм на всеобщее обозрение был выставлен большой щит с надписью: «Штаб вооруженных вспомогательных крейсеров».

Странная все-таки штука жизнь. Когда он обратился в отдел, занимающийся распределением офицерского состава, ему сказали: «Что? Вы требуете девятнадцать офицеров, которые наверняка погибнут?»

Чтобы получить обычный секстан, приходилось обращаться непосредственно в ОКМ,^[4] а в современной системе управления огнем ему было отказано, поскольку, как ему объяснили, существовала слишком высокая вероятность того, что судно затонет раньше, чем появится возможность ее применить. А что уж говорить о вопросах каждодневного соблюдения секретности! Что ж, Рогге оставалось только радоваться тому, что чувство юмора все еще остается при нем. Он лишь улыбнулся, вспомнив панику, воцарившуюся, когда разбился один из грузившихся ящиков и по причалу раскатились тропические шлемы.

Хотя, конечно, сомневаться не приходится: вопрос секретности чрезвычайно важен. Его главное оружие – маскировка. Чтобы выбраться из порта, прорваться сквозь плотный заслон, установленный англичанами вокруг «ворот» Германии, в открытое море, «Атлантис» должен притвориться тем, чем на самом деле не является. И, даже преодолев это препятствие, он должен был часто менять обличье и всякий раз выглядеть очень убедительно. Отсюда всевозможные сценические уловки и «грим». Вражеский глаз не должен проникнуть под фальшивый облик тех, кого союзники позже назовут нацистскими судами-ловушками или менее лестно – гремучими змеями океанов. Поэтому его раздражение излишним рвением откозырявшего безголового старшины вполне обоснованно. Такие ошибки не должны повторяться впредь. Рогге вызвал помощника…

В это время на сцене появился я. (Мор.)

Никто не рискнул бы назвать корабль-16 красивым. Он был довольно новым, но слишком широким, приземистым, чтобы выглядеть грациозным. Когда он стоял у причала, с палубой, заваленной ящиками и досками и без всякого «грима», такому грязному неряхе вовсе не хотелось доверять свою жизнь. Рассматривая беспорядок и нагромождение мусора на палубах, я не почувствовал ни искры любви, которая так сильно разгорелась позже. На какой-то момент я даже пожалел, что не пошел на минный тральщик, а, воспользовавшись дружбой моего моряка-отца с Рогге, оказался на этой куче хлама, по недоразумению считавшейся океанским рейдером.

Нельзя сказать, что должность я получил только благодаря протекции. Рогге был не таким капитаном. Он увидел пользу от моего знания языков, опыта путешествий в Штаты, Японию и Китай. Даже тот факт, что я прежде был доктором философии, вовсе не делал меня непригодным к должности помощника, потому что его прежний помощник был блестяще образованным человеком – профессором истории.

Итак, профессор был рекомендован Рогге для использования на береговых должностях и был отправлен глухим и слепым чиновничьим аппаратом на минный тральщик. Я же занял роскошную каюту с ситцевыми занавесками, мягкими коврами, радио и перспективой, о которой тогда не подозревал, принять участие в самом длинном плавании в истории.

Глава 2
ВОЛК В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ

Мы должны были действовать на морских коммуникациях противника очень далеко от дома. Нам следовало выступать против Англии от Гренландии до мыса Доброй Надежды. Корабль-16, под таким обозначением нас знали в Берлине… Корабль С по классификации британской разведки… «Атлантис» – один из девяти коммерческих рейдеров.

Рогге сидел за столом, задумчиво разглядывая глобус. Левой рукой он обхватил чисто выбритый подбородок, правой вертел ручку.

Тишины, так необходимой капитану военного корабля для принятия судьбоносного решения, пока не было и в помине. Доносившийся со всех сторон рев пневматических дрелей, грохот молотков, так же как и крики и ругань портовых рабочих, приступивших к переоборудованию «Атлантиса», но не представлявших, что именно они делают, не помогали сосредоточиться. Хотя для Рогге, размышлявшего о будущем, все эти звуки слились в некую часть корабельной симфонии, продолжением которой был шум бьющихся о корпус волн, пронзительные голоса чаек, ритмичный гул работающих дизелей. Рогге всем сердцем стремился в море, но был не настолько слепо нетерпелив, чтобы не оценить помощь береговых служб, делавших все возможное, чтобы отправить его в боевой поход. Хотя, видит бог, почти 400 000 человеко-часов, то есть почти восемьдесят дней работы было бы достаточно, считал он, чтобы снарядить в море линкор.

«Велики люди земные, но еще более велики люди морские…»

Рогге только вздохнул, припомнив слова старой ганзейской поэмы. Через полуоткрытый люк до него доносилось деловитое пыхтение паровоза на причале, лязганье вагонов на железнодорожных путях и чуть слышный, немного грустный, словно воспоминания о любви, голос сирены уходящего в море судна. Рогге подумал, что все собравшиеся сейчас в Бремене навеки связаны с морем и ждут его неслышного зова, как суда ожидают прилива или отлива. От объема работы, выполненной на «Атлантисе», зависело, когда рабочие отправятся домой к женам или подругам, оплата, которую они получат, еда и выпивка, которую смогут купить. Иными словами, работая на судне, они обеспечат себя и своих домашних. А что дальше? Корабль, который они, вероятнее всего, сразу после окончания работ забудут, оставаясь для них невидимым, будет продолжать оказывать еще большее влияние. Ведь бомбы, угроза которых для Германии однажды станет реальностью, – Рогге не испытывал иллюзий по поводу громогласных обещаний Геринга – будут зависеть от морского транспорта, который должен доставить их компоненты. Двигателям вражеских самолетов необходима постоянная подпитка из идущих по морю танкеров, да и пилоты не смогут летать, не получая хлеба, также доставленного по морю. Все, что Британия сможет использовать во вред Германии, должно сначала пройти по морским путям, и задача Рогге заключается в создании на пути судов с грузами максимального количества препятствий. Для «Атлантиса» уничтожение вражеского судоходства является задачей второстепенной. Его главная цель – спорадические атаки в удаленных друг от друга районах, вызывающие изменения маршрутов движения и задержки транспортов. Он должен вынудить британский военно-морской флот, и без того испытывающий непосильные нагрузки, еще больше распыляться, организуя охоту на рейдер и эскорт своих торговых судов.

Человек в рабочем комбинезоне заглянул в дверь, пробормотал извинения и поспешно ретировался. Плотник, наверное, вздохнув, подумал Рогге. На этом корабле, таящем тысячи секретов, люди постоянно теряются. Он не мог избавиться от мыслей о том, что, несмотря на все меры по обеспечению секретности, многие из рабочих уже давно догадались, с какой целью производятся все метаморфозы с бывшим «Гольденфельсом».

Капитан цур Зее Бернгард Рогге на минуту представил себе внешний вид корабля: нагромождение ящиков с оборудованием и грузами, брошенные кисти, измазанные в свинцовом сурике, емкости с краской и деревянные подмости, в общем, никакой эстетики. Он снова тяжело вздохнул и попытался сосредоточиться на своем дневнике. Он ухмыльнулся, припомнив реплику Мора о внешнем виде корабля. Как он его назвал? Грязнулей? Неряхой? Внимательно, аккуратно и решительно рука с офицерским перстнем-печаткой завершила дневные записи словами: «Когда корабль будет полностью готов, мы будем им гордиться, но, как и всем женщинам,^[5] на подготовку требуется очень много времени».

Мир считают единым и неделимым. Такое же толкование применимо к войне на море. Акция, проведенная в Индийском океане, может оказать влияние на ситуацию в Северном море или в Арктике. Атака у побережья Восточной Африки может привести к отвлечению крупных сил, охраняющих западные подходы к Британским островам. Из-за каждого судна, потопленного одиночным рейдером в течение нескольких часов, много других будут отправлены по другим маршрутам или на долгие недели останутся в гаванях. А на операции гигантских армейских соединений, сражающихся на огромных пространствах от Ливии до Волги, может повлиять судьба небольшого торгового судна, о существовании которого в войсках даже не слышали.

Хотя большинство военно-морских стратегов считали, что вооруженные торговые крейсера (они же вспомогательные крейсера) отжили свой век, Рогге придерживался иного мнения. Он поддерживал меньшинство, утверждавшее, что возросшей угрозе с воздуха можно противостоять с помощью искусной маскировки, а преимущества, полученные рейдером вместе с дизельными двигателями, с лихвой компенсируют увеличение возможностей противника по обнаружению судов в море. Он подчеркивал, что, если во время Первой мировой войны «Кайзер Вильгельм дер Гроссе» мог находиться в море менее трех недель, имеющий дизеля «Атлантис» сможет пройти без дополнительной бункеровки 60 000 миль. Поэтому, утверждал Рогге, современный рейдер не только менее скован в своих перемещениях соображениями, где и как получить топливо, но также может не встречаться с танкерами или угольщиками, если при этом существует риск уничтожения или захвата.

Хотя профессиональным качествам Рогге была чужда война машин, «мясорубка», в которую позднее превратились сражения между немецкими подводными лодками и конвоями союзников в Северной Атлантике, его вера в ведение военных действий рейдерами на торговых коммуникациях противника была основана на более солидной почве, чем консервативные предрассудки. Подводные лодки 1939 года могли нанести удар по хорошо охраняемому «сердцу» противника, но только мы могли добраться до более удаленных и менее защищенных «артерий».

В подобного рода отвлекающей деятельности у атакующего на руках все козыри. За ним, охотником, остается выбор места и времени. Он также имеет явное преимущество, будучи уверенным, что практически любое встреченное им судно является противником, в то время как силы, брошенные на его уничтожение, должны найти одно судно из множества, подозревая каждого.

И наконец, если вы все еще не поняли, почему мы в начале тотальной войны чувствовали такую уверенность в будущем делающего максимум 17 узлов торгового судна, оснащенного орудиями, бывшими в ходу еще в Первой мировой войне, я могу процитировать слова командира. Рогге, подводя итог дискуссии в кают-компании о современной технике, используемой противником, сказал: «Рискуя показаться банальным, господа, я все же хочу подчеркнуть, что океан велик и несколько часов из двадцати четырех погружен во тьму».

– Это, господин капитан, – сказал я, опустив на рычаг телефонную трубку и отбросив в сторону карандаш, – был уже четырнадцатый звонок в вышестоящие инстанции и третий день бесплодных попыток добыть у них всего лишь четыре ракетницы! Все они упорно не желают понимать, зачем нам нужны эти чертовы ракетницы, которые почему-то не входят в перечень поставляемого оборудования, а для чиновников это главное.

Рогге улыбнулся:

– Полагаю, вы предприняли все возможные действия?

– Господин капитан, – с жаром ответствовал я, – я звонил в Берлин. Я обращался прямо в адмиралтейство. Я оборвал телефоны берегового командования Балтийского флота. Я даже пробился к адмиралу, в ведении которого находятся военно-морские судоверфи. Куда бы я ни обратился, меня отправляют к кому-то еще. Почему никто не понимает, что нам понадобятся ракетницы для наших призов?

– Призов? Вероятно, нас подозревают в излишнем оптимизме.

В конце концов мы все-таки получили ракетницы, все четыре. Но пришлось направить рапорт о создавшейся ситуации в Берлин лично гросс-адмиралу Редеру, чтобы береговые чиновники смилостивились и выделили нам это необыкновенно ценное оборудование.

Шли дни, и чудеса, творящиеся на берегу, постепенно истощили наше терпение. Мы начали понимать, что повсеместно превозносимая нацистская военная машина, возможно, и проявила свою эффективность где-нибудь еще, но уж точно не в нашей сфере – подготовке вспомогательных крейсеров к войне на море. Несмотря на наличие весьма убедительной теории, расхождение мнений между теми, кто считал, что у вспомогательных крейсеров есть будущее, и теми, кто в это не верил, привело к полумерам в реализации проекта. Вопреки убеждениям союзников и нашим собственным ожиданиям, в сентябре 1939 года флот рейдеров существовал только на бумаге. Стратегическая теория была одобрена и принята к исполнению. И этим все кончилось. Наши экипажи проводили бесконечные недели в праздном безделье, прежде чем суда хотя бы заводили в доки, и, хотя перед войной на переоборудование была выделена правительственная субсидия, ее хватило только на отдельные работы, такие как укрепление палубы для установки орудий. Мы еле дождались окончания работ на «Атлантисе», на которые потребовалось девяносто суток! Причем это благодаря Рогге, установившему хорошие отношения с инженерами верфи, было рекордом скорости! Один рейдер готовился выйти в море восемнадцать месяцев.

Пятьсот книг для судовой библиотеки. Это был предел моих желаний. Каких-то пятьсот книг!

На берегу были явно озадачены. Книги? Для библиотеки? Но у команды не будет времени читать!

Железные кресты… Вот в них недостатка не было. Рогге категорически отверг предложение взять на борт изрядный запас этих наград, чтобы раздавать по мере надобности.

Он весьма холодно возразил:

– Позвольте нам сначала выйти в море и дождаться появления этой самой надобности.

Нам очень нужны были люди, которые стали бы хорошими товарищами и смогли вынести тяготы длительного и опасного морского путешествия. Капитаны судов и клерки адмиралтейства сговорились направлять к нам пользующийся самой дурной славой человеческий материал, потеря которого никого не волнует.

Люди с вздорными, неуживчивыми характерами, преступники, получившие отсрочку исполнения приговора, тунеядцы… Я не мог взять таких на борт! И Рогге не взял.

От него потребовались колоссальные усилия, прежде чем мы наконец набрали команду.

С другой стороны, я обнаружил, что даже подготовка к боевому походу, а не продолжительному круизу имеет эстетические стороны, о которых ничего не говорится в соответствующих справочниках. Например, как выбрать подходящую картину, чтобы украсить стену в кают-компании. Поскольку мнения по этому поводу разошлись, мы, до крайности раздраженные, организовали для принятия решения комитет.

Один из офицеров твердо заявил:

– Никаких видов немецких городов. Никаких деревьев, лугов и гор. Это вызовет тоску по дому.

– Ладно, – покладисто согласился я, – тогда, может быть, фотографии красоток?

– Никаких женщин! – активно запротестовал другой. – Мы все знаем, к чему это может привести. Нет, только не женщины.

– Превосходно, – сказал я, когда мы наконец пришли к соглашению и выбрали изображение красивого парусника. – Посмотрим, что скажет командир. – И, ощущая гордость столь достойным выбором, я отправился к Рогге.

Сокрушительный удар!

– Ни в коем случае! – взорвался он. – Я не допущу появление такого безобразия на моем корабле. У него же фор-стеньги-стаксель стоит неправильно!

Когда капитан решительно отверг одобренную всеми идею, комитет потерял интерес к дальнейшим спорам, и решение было доверено мне. И я принес картину Марка^[6]«Красные кони». Что касается корабля, мой выбор оказался очень удачным и впоследствии вызвал много интереса со стороны посетителей и пленных офицеров. В Германии картину Марка сочли «деградировавшим искусством» и в конце концов запретили.

Вопрос украшения помещений для матросов разногласий не вызвал.

– Цветы, – твердо заявил Рогге. – Цветы – лучшее для моряков. К тому же они решительно нейтральны.

Что ж, цветы так цветы.

Пока суд да дело, мы оставались у причала.

– Форменной одежды не будет, – предупредил нас с самого начала Рогге. – И офицеры, и матросы будут носить гражданскую одежду. Отдавать честь старшим не разрешается. Хотя рабочие наверняка уже о чем-то догадываются, очень важно, чтобы они не знали командира, офицеров и численности команды.

Не думаю, что нам удалось кого-то обмануть: абсолютно все скрыть невозможно, а люди наблюдательны, но в главном принятые меры предосторожности были правильными и послужили своей цели. Некоторые члены команды включились в игру с небывалым энтузиазмом и выбирали для себя самые экстравагантные стили одежды. Лично я с удовольствием наслаждался свободой, которую давало ношение моего любимого костюма. Но котелок Рогге забавлял всех без исключения. Когда же кто-то из нас позволял себе высказывания по этому поводу, он неизменно отвечал:

– Понаблюдайте за средним капитаном парусного судна. Он непременно носит котелок.

– Но мы же не на парусном судне.

– Нет, теория остается той же, я имею в виду, теория головного убора. Поля котелка почти не создают сопротивление ветру, он имеет обтекаемую форму и не слетит с головы, если надо будет убегать.

Нам предстояло выступить против Англии, и многие из нас чувствовали, что мы задержались на якоре слишком уж долго. Только 28 декабря мы наконец ушли из Бремена, получив приказ перейти для окончания работ в Киль. Там же мы должны были получить продовольствие и боеприпасы для предстоящих боевых действий.

Темная ночь, неожиданный толчок, легкое покачивание и внезапно наступившая тишина – замолчали двигатели. А потом громкие проклятия девятнадцати униженных офицеров. Чертов корабль сел на мель.

«Атлантис», будущий рейдер, вспомогательный крейсер, едва дождавшийся выхода в открытое море, позорно увяз в илистых донных отложениях Везера. Думаю, не стоит приводить высказывания, которыми сопровождалось это действо. Вины Рогге в случившемся не было. Судно находилось под управлением лоцмана, который не знал новых знаков навигационной обстановки. Но независимо от того, кто был ответственен за происшествие, невозможно было оспорить следующий факт: начало вряд ли оказалось таким, о каком мы все мечтали. Поэтому на «Атлантисе» воцарилось уныние.

Фелер, наш эксперт-подрывник, попытался разрядить обстановку:

– Совершенно не о чем беспокоиться. Это добрый знак. Вспомните, «Вольф» тоже начал свою карьеру с посадки на мель, а как многого достиг?

Аналогия была неудачной, и лысина Каменца, нашего штурмана-ветерана, покраснела от гнева.

– Да, кретин, – прошипел он, – а что стало с его капитаном? Его в два счета убрали!

Мрачное воспоминание заставило нас почувствовать себя еще более несчастными. Слишком уж похожими были оба случая. Случай с «Вольфом», происшедший в устье Эльбы, тоже не был следствием ошибки командира. Тем не менее адмиралтейство уволило его, мотивируя свое решение тем, что капитан рейдера должен обладать не только мастерством, но и везением.

Если подобное было возможно в 1914 году, то чего мы могли ожидать в 1939-м, когда во главе рейха стоял фюрер, верящий в звезды и судьбу?

Мысль о возможности остаться без капитана удовольствия никому не доставила. Рогге был настоящим человеком с твердым, решительным характером и не имел ничего общего с всеобщей нацистской истерией на берегу. Он обладал всеми старыми прусскими добродетелями и, вероятно по причине строгого религиозного воспитания, минимумом новых прусских пороков. Приверженец строгой дисциплины, он никогда никого не запугивал и не угрожал. Он принял командование «Атлантисом», хорошо понимая связанную с этим постом ответственность, понятие, которое он впитал с материнским молоком. За весьма недолгое время мы успели понять, что наш капитан строг, но разумен, добр и справедлив, и в ответ на наше хорошее отношение отдавал себя всего щедро и до конца. Мы уже были его людьми и провели шесть весьма неприятных часов, размышляя о нежелательности видеть на этом месте кого-нибудь другого. Потом начавшийся прилив освободил «Атлантис» из плена.

Но только через неделю мы успокоились, убедившись, что случай прошел без последствий.

Звезда Рогге осталась на небосклоне.