А. В. Подосинов
Ex oriente lux! Ориентация по странам света в архаических культурах Евразии
Символический параллелизм стран света в связи с китайской астрологией
Китайская астрология, предсказывавшая ход событий в государстве, при императорском дворе, у соседних правителей, в области, общине, семье и имевшая столь большое значение в жизни общества, оперировала на основе твердых космологических принципов, окончательно и во вполне систематической форме выработанных уже в эпоху династии Хань. В. Эберхард, посвятивший этому вопросу монографию (см.: Eberhard, Beiträge), считал эту систему «чисто рациональным построением без всякой магии», хотя раньше она могла существовать и в иррациональной форме (Ibid., 2).
Астрологическая теория в любой культуре исходит из идеи, что между небом, землей и человеком есть определенные связи; это – основная предпосылка и китайской космологии: всякий процесс в небе или на земле автоматически вызывает соответствующий процесс и у человека, и наоборот. Человек видел космос организованным таким же образом, как земля вокруг него. Так, небо делилось на пять «небесных дворцов» – центральный со звездой Тянь-цзи син (Полярной звездой) и четыре других, расположенных по странам света – восточный, южный, западный, северный (см.: Сыма Цянь, IV, 115–121).
Аналогично и на земле было (или должно было быть) пять царств (или провинций), каждому из которых соответствовала определенная часть неба. Случалось на этой части неба что-то нехорошее, значит, в «подопечном» царстве что-то было неблагополучно с правительством. Небо в разное время делили и на 9, и на 12, и на 28 частей, тогда и территория Китая членилась на столько же регионов. В «Ши цзи» («Исторических записках») Сыма Цяня так говорится о влиянии созвездий на земную жизнь: «Двадцать восемь созвездий на небе направляют [жизнь] двенадцати областей [Поднебесной], а созвездие Доу [= Большая Медведица] держит власть над ними, и так ведется с древних пор» (Сыма Цянь, IV, 148–149). Астрологическая география четко фиксировала, какое созвездие «отвечает» за какую область: «Созвездия Цзюэ, Ган и Ди покровительствуют области Яньчжоу…» – и так расписывались все созвездия и провинции в китайской астрологии (см.: Там же, 138 и след.).
В рамках универсалистского мировоззрения в Китае развилось учение о пяти первоэлементах (стихиях) – у син, которые все пронизывают, являются пятью изменчивыми состояниями всего сущего, имеют многочисленные сходства (см.: Granet, La pensée, 376; Henderson, 28–46; Китайская философия, 338–339; Рубин, 143–157). Это – силы, или принципы организации всего, воздействующие на все сущее и направляемые «дао». Таким образом, основная мысль, которая лежит в основе китайского учения об элементах – это параллелизм происходящего в параллельных сочленах космоса, природы, общества, человека с его физическим и духовным миром (ср. о человеке: «Человек подобен небу и земле, его природа содержит пять стихий» – см: Мудрецы Китая, 100; ср.: Henderson, 1: «Correlative thought is the most basic ingredient of Chinese cosmology»; Зинин, О структуре, 13–17).
Надо думать, что представления о пятичленной классификации явлений существовали еще до VI в. до н. э., так как возникшие в это время школы даосизма и конфуцианства заимствовали ее основные принципы как нечто существующее; пятичленная символическая классификация была общим наследием обеих главных философско-этических и религиозных школ Древнего Китая, несмотря на их ожесточенную порой полемику (Лисевич, 267). Э. Шаванн пытался представить китайскую пятичленную классификацию заимствованием от тюрок (Chavannes, 96–98). Ему возражал А. Форке, показавший весьма раннее бытование этой классификации в Китае и независимость появления таких классификаций во всех архаических культурах (Forke, 227–300, особенно 242–244).
Пятью первичными элементами являются вода (шуй), огонь (хо), дерево (му), металл (цзинь) и земля (т. е. почва – ту). Выбор именно этих символов Эберхард объясняет их отождествлением с временами года: дерево – весна, когда все растет и цветет, огонь – лето, когда тепло, осень – железо, все убивающий меч, зима – вода, холодная и мрачная (Eberhard, Beiträge, 6). Эти пять элементов отождествляются с целым рядом иных символов и явлений, в том числе, или даже прежде всего со странами света.
Обычно элементов пять; если их упомянуто четыре, то значит, речь идет о временах года или странах света, земля же при этом (как центральный элемент классификации) остается неупомянутой.
Древнейшее систематизированное изложение теории параллелизма элементов содержится в главе «Хун фань» («Великий закон») книги «Шуцзин» («Книга истории», ок. VIII в. до н. э.) (см. русский перевод в: Древнекитайская философия, I, 104–111). Зафиксирована она и во множестве других письменных памятников («Чжун юн», «Цзо чжуань», «Го юй», «Мэн-цзы» и др.).
В работе Эберхарда собрано свыше 50 сопоставлений различных элементов, предметов, качеств и состояний, соотносимых в китайской астрологии друг с другом (Eberhard, Beiträge, 48–50; ср.: Sources, 1, 199). Я приведу лишь несколько самых характерных. Замечу сразу, что земля всегда занимает или начало, или середину, или конец перечисления, имеет особое значение, противолежит небу и соответствует императору.
Об универсальности представлений о пяти элементах свидетельствует тот факт, что даже традиционная китайская пентатонная музыка основывалась на параллелизме с пятью первоэлементами, рождая, по мнению китайских музыкантов, гармонические отношения между внутренним миром человека и космосом (Васильев Л. С., Культы, 164; там же литература вопроса; см. также: Исаева, Соотношение, 17–19). Китайское войско должно было выстраиваться, согласно теории пяти элементов, в пять отрядов, ориентированных по странам света; общая ориентация войска была южной (Forke, 250; Рифтин, Цин-лун, 622).
Интересно, что даже китайские буддийские авторы, излагая учение о пяти буддийских обетах для мирян (не убивать, не воровать, не прелюбодействовать, не пить пьянящих напитков, не лгать), иногда ставили их в связь с исконно китайской пятичленной классификацией (пять элементов, пять цветов, пять гор и т. д.) (см. подробнее: Торчинов, 251).
Уподобления первичных элементов временам года, странам света и цветам, вероятно, весьма древние и изначально входили в эту систему соотношений (см.: Forke, 280) в отличие от многих других, которые придуманы позже, искусственны и противоречивы в разных источниках.
Пространственное расположение пяти элементов по странам света столь существенно в этой системе, что синологи даже обсуждают вопрос, не была ли теория пяти элементов вторичной и производной от учения о пяти странах света, которое в эпоху Инь играло такую важную роль (см. подробнее: Кобзев, Учение о символах, 295–296, 314). Так, например, китайские историки Ху Хоусюань и Ян Сянкуй считают, что представления о четырех или пяти направлениях были одним из источников ранних представлений о первоосновах материального мира; четыре направления были сначала увязаны с четырьмя сезонами года, и лишь позже с ними (в пятичленном варианте) были соотнесены представления о пяти элементах (стихиях) и силах инь и ян (цит. по: Быков, Зарождение, 54–55; ср.: Китайская философия, 338: «Истоки учения об у син восходят к древнейшим (конец 2 тыс. до н. э.) представлениям о пятеричном устройстве земной поверхности (у фан – “пять сторон света”, у фэн – “пять ветров-направлений”)…»).
В самом деле, основанные на пятичленной символической классификации наблюдения астрологов и геомантиков имели, как мы увидим ниже, большое значение для составления календаря сельскохозяйственных работ. Понятно, что для этой цели важнейшими были годовое движение солнца, месячное – луны, смена времен года. В «Ли цзи» мы читаем по этому поводу: «Итак, человек – средостение земли и неба, в нем – крайность пяти стихий, он живет, ощущая вкус пищи, различая звуки и одеваясь в цветное (имеется в виду различение пяти вкусов, звуков и цветов, параллельных пяти первоэлементам. – А. П.) Поэтому совершенномудрые, устанавливая свои принципы, должны были сделать их источником небесное и земное, первопричиной – светлое и темное (т. е. ян и инь), сделать времена года правилом, солнце и звезды – путеводной нитью, луну – мерилом, духов и души [умерших] – помощниками, пять стихий – исходным материалом…» (Древнекитайская философия, II, 106–107).
Страны света явились, по представлениям древних китайцев, одним из первых результатов космогонического процесса, сформировавших картину мира: «В давние времена, когда еще не было ни земли, ни неба и в глубокой тьме блуждали бесформенные образы, из хаоса возникли два божества. Они создали небо и землю, и тогда отделились женское (инь) и мужское (ян) начала и определились восемь стран света» («Хуайнань-цзы», гл. «Цзиншэнь», цит. по: Юань Кэ, 259).
«Нанизывание» пяти первоэлементов на сетку времен года, которая, несомненно, была изначально распределена по странам света, показывает, что страны света занимали важнейшее место в ряду параллельных символов. Более того, они часто служили географической и символической основой сакрально-магических действий во время астрологических сеансов.
Основатель конфуцианской ортодоксии, сведший в стройную систему учение о полярных силах инь и ян и о пяти первоэлементах, Дун Чжуншу (ок. 179 – ок. 104 г. до н. э.) таким образом сочетает пять элементов (стихий) со странами света и сезонами: «Каждая из пяти стихий достигает своей силы в [определенной] сфере, ибо дерево занимает место на востоке и правит ци весны, огонь занимает место на юге и правит ци лета, металл занимает место на западе и правит ци осени, вода занимает место на севере и правит ци зимы…» («Чунь цю фань лу», цз. 11; цит. по: Быков, Учение, 127). Характерно, что в этом перечислении даже нет пятого элемента (земля = центр), о котором впрочем ниже будет сказано отдельно: «земля – главное в пяти стихиях».
Как бы поддержкой этого пространственно-географического ряда символического параллелизма выступает почитание священных горных пиков Китая, которых насчитывается пять и которые распределяются по странам света: так, гора Хэншань в Шаньси была символом севера, Хуашань в Шэньси – запада, Хэншань в Хунани – юга, Тайшань в Шаньдуне – востока, наконец, согласно пятичленной классификации, гора Суншань в Хэнани являлась символом центра. Высочайший горный пик Тайшань, расположенный на востоке, где зародилась китайская цивилизация, издавна считался самым священным. Настоящей Меккой всех китайцев Тайшань стал после распространения конфуцианства, так как город, где жил и был похоронен Конфуций, – Цюйфу, ставший центром религиозной жизни китайцев, располагался у подножия этой горы.
Важно отметить, что изначально (до III в. до н. э.) почитались только четыре горы; поклонение «центральной» горе Суншань возникло позже, после образования единой империи Цинь, и должно было, вероятно, «повысить сакральность центра как объединяющего начала мира и косвенно способствовать таким образом сакрализации императора как сакрального центра Поднебесной» (Торчинов, 219).
В параллель к четырем «окраинным» горам в Древнем Китае насчитывали четыре моря – Восточное, Южное, Западное, Северное, которые будто бы окружали квадратную землю.
Весьма тесной была связь стран света с цветовыми символами и временами года (из недавних работ о китайской цветовой символике см.: Bogushevskaya, 225–244). Л. П. и В. Л. Сычевы считают даже, что цветовые символы первоначально были связаны именно с временами года, а уже позже к этому ряду классификации были присоединены (более или менее удачно) первоэлементы (Сычев/Сычев, 22). Так, зеленый цвет символизировал весну, всходы, зелень, из элементов – Дерево, из планет – Юпитер с его голубовато-зеленым светом; красный – «лето красное», Огонь и красноватый Марс; белый цвет ассоциировался с осенью и белоснежным рисом, заполняющим осенью закрома, светлым Металлом (если это железо) и бледной Венерой (возможно также, с цветом Луны), с западом как царством смерти и потому с белым цветом траурной одежды; черный цвет олицетворял зиму и тьму, темную воду, Меркурия, который считается наименее яркой планетой; наконец, желтый цвет Центра символизировал цвет лёсса – почвы центральной части Китая, где возникла китайская цивилизация, – и планету Сатурн, светящуюся желтоватым цветом (Сычев/Сычев, 22–23).
Цветовой символизм стран света играл в жизни китайцев столь большую роль, что в императорском Китае одежды, знамена и даже лошади колесницы «сына неба» при определенных обрядах должны были быть весной голубого цвета (или зеленого: в китайском языке оба цвета обозначаются одним иероглифом, см.: Röck, Bedeutung, 263), летом – красного, осенью – белого, зимой – черного (de Groot, 305). Вот как описывается торжественный выход императора в «Ли цзи»: «Первый месяц Весны… Сын Неба живет в левом [т. е. Восточном] флигеле дворца «Зеленый Ян», [в его колесницу] впряжены зеленые драконы [т. е. кони определенной масти], [на ней] воздвигнуто зеленое знамя, одет [император] в зеленые одежды… С наступлением Весны достигает расцвета стихия Дерева. Во главе трех гунов, девяти цинов, всех чжухоу и дафу встречает [сын Неба] весну в восточном предместье…» (Сычев/Сычев, 24–25). Далее рассказывается о выходах императора в четыре другие сезона в соответствующем им наряде в соответствующие предместья. Дж. Томсон считает, что «таким образом он поддерживал единство империи в пространстве и времени» (Томсон Дж., 62).
В Поздней Хань (25–220 гг.) все чиновники должны были участвовать в таком же обряде; в «Истории династии Поздняя Хань» («Хоу Хань шу») описывается, как, например, «в день Лидун (Установление Зимы) все чиновники надевают черное платье и выходят в северное предместье встречать дыхание Зимы»; то же mutatis mutandis происходит в начале трех других времен года (Там же, 24).
В древнекитайской мифологической традиции сохранился рассказ о пяти первых правителях (предках) Китая, и их имена оказываются прямо связанными со странами света, цветами и временами года. Так, первым правителем был Цин-ди (букв. «Голубой предок»), связанный с весной и востоком. Второй правитель назывался Чи-ди («Красный предок»), с ним ассоциировали юг и лето (он был к тому же «Божественным земледельцем» – Шэнь-нун). Третий правитель носил имя Хуан-ди («Желтый предок») и был властителем Центра Вселенной. За ним следовал Бай-ди Шаохао («Белый предок»), власти которого приписывали запад и осень. И, наконец, последний из пяти мифических царей назывался Хэй-ди («Черный предок») и рассматривался как владыка севера и зимы (de Groot, 235 ff.).
Несколько иначе связывает с первопредками и божествами страны света, первоэлементы, а также цветовую, зооморфную, музыкальную, астрономическую и календарную номенклатуру даоский памятник II в. до н. э. «Хуайнань-цзы»:
«Восток – дерево, его бог – Тайхао, помощник которого Вьющийся терновник (Гоуман) держит циркуль и управляет весной; его дух – планета Суй (Юпитер), его животное – Лазурный дракон (Цинлун), его звук – цзяо, его дни – цзя, и.
Юг – огонь, его бог – Предок Пламя (Янь-ди), помощник которого Красный свет (Чжумин) держит весы и управляет летом; его дух – планета Инхо (Марс), его животное – Красная (Киноварная) птица (Чжуцяо), его звук – чжи, его дни – бин, дин.
Центр – земля, его бог – Желтый Предок (Хуан-ди), помощник которого Владычествующий над Землей (Хоу-ту) держит веревку и управляет четырьмя странами земли; его дух – планета Чжэнь (Сатурн), его животное – Желтый дракон, его звук – гун, его дни – моу, цзи.
Запад – металл, его бог – Шаохао, помощник которого Собирающий плоды (Жушоу) держит угольник и управляет осенью; его дух – планета Тайбо (Венера), его животное – Белый тигр (Байху), его звук – шан, его дни – гэн, синь.
Север – вода, его бог – Чжуаньсюй, помощник которого Сокровенная мгла (Сюаньмин) держит гирю и управляет зимой; его дух – планета Чэнь (Меркурий), его животное – Черно-красный Воинственный (Сюаньу), его звук – юй, его дни – жэнь, гуй» (текст см.: Яншина, Формирование, 44; ср.: Лукьянов, Истоки, 41–42; см. изображение четырех «зверей» в: Юань Кэ, 90–91).
Четыре китайских животных, ориентированные по странам света, на оборотной стороне зеркала ханьского периода
В приведенном тексте структурообразующая роль стран света в символической классификации Китая видна особенно наглядно. Замечу, кстати, что страны света, как и во многих других архаических культурах Евразии (ср. Индию, Месопотамию, древних германцев и др.), получают здесь своего божественного патрона – охранителя, которому даже могли приноситься жертвы.
В двух схемах правителей – владык стран света в роли «голубого предка» востока выступает наряду с Тайхао также первопредок Фуси, изображающийся часто с символом солнца (Юань Кэ, 46, 267, 424, 453); Чи-ди отождествляется с Янь-ди – владыкой юга и огня (Там же, 275, 290).
Любопытно, что в древнейших пластах китайской мифологии прослеживается четырехликий образ Хуан-ди – Желтого владыки Центра (ср.: Рифтин, От мифа, 92, – о позднем происхождении четырехликого образа Хуан-ди). В «Ши-цзы» (фрагменты, цз. 2) у Конфуция спрашивают: «В древности говорили, что у Хуан-ди было четыре лица, правда ли это?» Конфуций – совершенно в духе современной экзегезы – объяснил этот образ обычаем Хуан-ди посылать по четырем странам света своих чиновников управлять подвластными землями. Современный историк мифологии пишет об этом так: «это было очень удобно для него как для державного правителя Центра, так как он мог одновременно наблюдать за всеми четырьмя странами света…» (Юань Кэ, 89). Б. Л. Рифтин резонно сопоставляет этот четырехликий образ верховного бога с четырехликими же богами других народов: литовским Перкунасом и славянским Свентовитом (Рифтин, От мифа, 94; ср.: Он же. Хуан-ди, 605: «Четырехглазость или четырехликость Хуан-ди может быть истолкована как отражение четырехчленной модели мира, характерной для древнекитайской мифологии»). Добавим к этому ряду «четырехликого (τετραπρόσωπος) Отца Величия» у манихеев (см.: Топоров, О числовых моделях, 37).
Держать контроль над четырьмя странами света было необходимо Хуан-ди, поскольку он стал владыкой Центра, только победив и подчинив себе правителей (божества) четырех окраинных областей. Вот как рассказывал об этом Цзян Цзи (автор III в. н. э.): «Вначале Хуан-ди, заботясь о жизни народа, не любил войн, но боги, титуловавшиеся цветами стран света, совместно строили против него козни, так что пограничные города жили в постоянной тревоге и жители их не расставались с кольчугами… Тогда он поднял свое войско, чтобы уничтожить четырех владык» (цит. по: Юань Кэ, 88). Возможно, в этой легенде нашло свое отражение объединение Китая в империю, состоящую из центральной области и четырех других, называемых по странам света и цветам.
Такое же, как в Китае, отождествление цветов со странами света наблюдается в Маньчжурии и в буддизме Тибета и Монголии (Röck, Bedeutung, 262). Любопытно, что оранжево-желтый дракон с пятью крылами (символ Центра в пятичленной классификации) вплоть до начала XX века оставался гербом и геральдическим цветом императоров Китая.
В китайской литературе прямо говорилось – пять или четыре направления есть на небе и пять элементов на земле. В результате оказывалось, что расстановка сил на небе сильно влияла на жизнь правителей и простых людей и прочие обстоятельства – нападение врагов, поражение или победа, наводнения, засухи, неурожай, холода, пожары и т. д. Астрология давала возможность, исходя из тождества элементов, точно объяснить все загадки мира. Отсюда то большое значение, которое имела символическая классификация элементов в мантике и геомантии, культах и ритуалах, учении о болезнях и лекарском искусстве и т. д. (см.: Röck, Bedeutung, 264).
Учение об элементах тесно связано с соотношением государств на земле и участков неба, что, в свою очередь, напрямую связано со странами света. Зная соотношение государств с элементами и частями неба, можно было «просчитать» судьбу, счастье и несчастье государств, решить, надо ли вести войну или нет, сменить ли правительство и т. д. В этих предсказаниях учение об элементах и астрологические наблюдения переплелись теснейшим образом, ведь при определении судьбы государства или провинции надо было исходить или из географического положения страны, или из их отношения к тем или иным планетам, или из генеалогического древа императоров, которые имели уже свой элемент, и т. д.
В научной литературе давно ведется дискуссия по поводу связи древнекитайской и древневавилонской астрологии. Ряд ученых приходит к выводу о том, что система астрологических гаданий была позаимствована в Китае с Ближнего Востока в I тысячелетии до н. э. (см. обсуждение этой дискуссии в: Васильев Л. С., Культы, 253).
